Олег Маловичко: «Мы идем сюда не за саспенсом»
На новой платформе Kion можно посмотреть сериал «Хрустальный» — триллер о детективе, который ищет маньяка на малой родине. О работе над проектом и автобиографических мотивах Павел Пугачев поговорил со сценаристом Олегом Маловичко.
Что вы читаете прямо сейчас?
«Природу зла» Александра Эткинда [в 2024 году Александр Эткинд признан иностранным агентом — примеч.ред.]. Последнее время я почему-то резко пересел на нон-фикшн. И я поглощен совершенно Эткиндом, прочитал несколько его книг. «Природа зла» — одна из лучших, от души ее всем рекомендую.
Как у вас организован рабочий процесс? Расскажите на примере «Хрустального».
Мне казалось, что «Хрустальный» — сериал маленький: по бюджету и размаху. Это не федеральный канал, а платформа. Бюджет там достаточно средний, но бог с ним, какая разница. Вне зависимости от проекта я организую работу одинаково. Около восьми часов утра сажусь писать, делаю первый перерыв в районе часу дня, и затем второй блок — с девяти до часу ночи, примерно. И так я работаю без выходных и праздников последние лет пятнадцать, к сожалению или к счастью. Иногда позволяю себе обходиться без второго блока. При этом нет разницы между «весом» проекта, поскольку моральные, психологические и физические инвестиции одинаковы, хоть в маленький сериал вроде «Хрустального», хоть в большое кино (а я давно не был в большом кино…) вроде «Притяжения».
В чем для вас принципиальная разница между ТВ и стриминг-платформой?
Уже в пилотной серии содержатся несколько ответов на этот вопрос. Там много того, что на федеральном канале не будет показано никогда. И это делается не ради «наконец-то можно!», а из-за того, что ткань рассказа в данном случае требует именно такой интонации, широты, глубины бурения. История началась с того, что мы встретились с Игорем Мишиным, Натальей Исаковой и Ренатой Астренковой, продюсерами и редакторами платформы KION. Они предложили несколько тем, которые были бы интересны для написания. Придя домой, я минут за двадцать набросал заявку. Как-то все очень быстро срослось. Это был быстрый сценарий, быстрый подготовительный процесс и быстрые съемки.
Смотреть фильм или сериал по собственному сценарию невыносимо: это кошмар, ставший реальностью.
Сколько прошло времени между первым драфтом и началом съемок пилота?
Я начал писать в сентябре 2019-го, а через полгода, в самом начале пандемии, сдал финальный вариант, десять серий. Это неописуемая быстрота, что-то очень странное.
Вы неоднократно говорили, что выступаете против распространенной в российском кино практики одновременной съемки полнометражного фильма и мини-сериала. И вот скоро выйдет телеверсия «Союза спасения». Его вы писали сразу как сериал?
Во-первых, сериал создается без моего участия. Как творческая единица я там не задействован. Безусловно, куски моего материала, написанного для фильма, будут туда включены. За время моей совместной с Никитой Высоцким работы над фильмом было написано несколько вариантов сценария, некоторые из них достигали объема хорошей восьмисерийки. Так что здесь я не совсем соглашусь с самим собой, «Союз спасения» в его сериальной форме будет гораздо более понятным и внятным как высказывание.
Какие из многочисленных фильмов, к которым вы писали сценарий, кажутся вам близкими к тому, о чем вы писали изначально?
Не хочу никого обидеть, но никакие. Это не потому что «все дураки, испортили мой великий текст». Просто в каждую историю все равно вкладываешь частичку себя. И смотреть фильм или сериал по собственному сценарию невыносимо: это кошмар, ставший реальностью. Как сон, в котором ты стоишь со спущенными штанами посреди класса. Это не чувство стыда, скорее некоторая неловкость. Поэтому я по возможности избегаю шансов просмотра своих работ, за исключением тех случаев, когда я заперт в премьерном зале и бежать некуда.
Я вообще считаю, что насилие в широком смысле — первопричина появления кино. В целом. Глобально.
Получается, вы не сторонник популярной голливудской практики участия сценариста на всех этапах работы над картиной?
Раньше не был сторонником, но сейчас мне придется это делать, поскольку я начинаю продюсировать собственные работы в составе «Среды». Буду работать и на площадке, и в подготовке проекта. Это не исключительно американская практика. Многие влиятельные американские сценаристы тоже предпочитают заканчивать отношения с продюсером сразу после сдачи текста. Но если мы говорим именно о шоураннерах, то там да: они присутствуют на площадке и принимают главные решения. До сих пор моя практика общения с продакшнами заканчивалась на сдаче финального драфта. Иногда мне звонили с площадки и просили что-то поправить, добавить реплики.
Была история, когда мне звонил Сергей Гармаш со съемок сериала «Троцкий». Часть его реплик была написана в формате смс. Ему их распечатывали, было забавно. А так на площадках я появлялся разве что в качестве гостя, туриста.
Один из очевидных референсов «Хрустального» — «Настоящий детектив». С момента выхода первого сезона прошло без малого семь лет. За это время поменялись и жанр, и индустрия, и отношение к показу насилия и «чистого зла» на экране. Степень накала недавней дискуссии, возникшей после интервью с насильником из Скопино, только это подтверждает. Как вы сами относитесь к этим переменам?
Маньяк: История вопроса
Я вообще считаю, что насилие в широком смысле — первопричина появления кино. В целом. Глобально. Мы, чего греха таить, любим смотреть на насилие. Но я не уверен, что существует прямая корреляция между насилием на экране и в жизни. Я скорее поверил бы в обратное: мне кажется, что, видя насилие на экране, мы выпускаем внутренний пар. Поэтому премьеры фильмов вроде «Семи» или «Бесславных ублюдков» не провоцируют вспышек убийств по всему миру, может даже наоборот. Но тут я уже вторгаюсь в поле социологов, не хотелось бы этого делать.
Насилие в человеке все-таки работает по-другому. Там не кино и не телевизор, а более глубинные, личностные причины.
Мы здесь, в отличие от прекрасного «Настоящего детектива» или «Метода» исследуем не действия извне, а собственную травму.
Как можно догадаться по первым сериям «Хрустального», главного героя, сыгранного Антоном Васильевым, поиски маньяка-педофила интересуют не в последнюю очередь из-за глубоко личных причин, пережитой травмы. Он тоже своего рода жертва. Не смотрели ли вы случаем нетфликсовский сериал «Unbelievable»?
К огромному сожалению, нет. У меня он стоял в списке обязательных к просмотру, я посмотрел пилот, когда он еще только вышел. И я все пытаюсь наконец добраться до него и посмотреть целиком, тем более что там играют две замечательные актрисы. Но как-то пока не сложилось.
Может я так успокаиваю себя, но мне кажется, что гораздо тяжелее для себя самого именно молчание.
Он интересен тем, что беря расхожий сюжет про детективов, ищущих серийного преступника, смещает фокус в сторону жертвы и меняет привычную оптику.
Да! В «Хрустальном» примерно та же история. Меня оправдывает тот факт, что премьера «Unbelievable» состоялась уже после сдачи финального драфта. Понимаете, нет ничего банальнее подобных историй. Вы не представляете, как скучнеют лица редакторов и продюсеров, когда ты им говоришь: «В маленьком и оторванном от цивилизации городке обнаруживают жертв серийного убийцы…» И дальше можно не продолжать. Эти бесконечные «Семерки», «Бродчерчи», от них уже некуда деваться, на одном только нетфликсе от каждой страны по десять схожих сериалов. При этом спрос на них все равно есть. И каждый раз хочется найти некий angle, угол зрения, который позволит рассказать ее немного по-другому. Чтобы, с одной стороны, были архетипы и излюбленные зрителями (но не авторами) клише, с понятной атмосферой, южно-русско-скандинавским нуаром, а с другой стороны, нашлось нечто неожиданное. И таким открытием для меня стал образ главного героя. Мы здесь, в отличие от прекрасного «Настоящего детектива» или «Метода» исследуем не действия извне, а собственную травму. Я бы даже сказал, что в «Хрустальном» детектив сильно вторичен и, наверное, даже не принципиален. Это скорее приманка для зрителя и сюжетное оправдание для того, чтобы герой заглянул в себя и наконец попытался понять себя как личность, понять свою травму. Все затевалось ради этого. И поэтому, если будете смотреть дальше, то вы заметите, что мы не пытаемся давить на детектив. Мы идем сюда не за саспенсом. История о другом.
Рассказы купить
Вы читали «Рассказы» Наталии Мещаниновой?
В очереди к прочтению.
Просто это одно из немногих современных произведений на русском языке, говорящее о перенесенном в детстве насилии. И тут трудно не вспомнить ваш текст для Esquire, в котором вы рассказали о собственном страшном опыте. В российской культуре это не просто редкость, но большая смелость. Особенно если об этом пишет мужчина. И в драматургии вам тоже наверняка хочется поменять сложившееся положение вещей. Так ли это?
Вы меня искушаете ответить: «Да. Следующий вопрос». В вопросе уже содержится ответ. Я, на самом деле, не вижу в этом большой драмы. Может я так успокаиваю себя, но мне кажется, что гораздо тяжелее для себя самого именно молчание. Тогда ты становишься слабым по отношению к тому, что произошло. И чтобы показать (себе, в первую очередь), что ты это пережил, ты с этим справился, или не справился, но хотя бы научился жить, ты должен это сказать, выбросить из себя и больше не носить. Мне не кажется это поступком смелым, мне кажется это поступком скорее бытовым. Да, я понял это, я живу дальше, я сходил в эту пещеру с огнем и посмотрел: там больше нет ничего страшного. Там просто грязные стены. А теперь я вышел на свет и живу дальше.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»