«Нелюбовь»: Исчезнувшие
«Нелюбовь». Реж. Андрей Звягинцев. 2017
Есть такая традиция, почти как куранты и оливье: когда выходит новый фильм Андрея Звягинцева, российское общество, как кинематографическое, так и зрительское, начинает играть в Станиславского. «Верю! У нас действительно всё очень плохо и художник это гениально показал». «Не верю! У нас всё очень хорошо, а художник ваш пусть уезжает заграницу жить». Есть варианты менее политически обусловленные. «Верю! Я вижу здесь искренность, художественную правду и сочувствие героям». «Не верю! Автор высокомерен, считает себя лучше нас и врет в каждом слове». Вы можете флуктуировать и занять промежуточное положение, например: «автор высокомерен, но по сути попадает» или «сценарий плохой, но автор судит себя наравне с героями». Однако это лишь промежуточные станции на одной и той же линии доверия, которая в случае с фильмами Звягинцева выстраивается у нас как одноколейная магистраль, без развилок и поворотов.
Понятно, что так сложилось исторически. После «Елены», которая перенесла сюжет о варварах и римлянах на Бульварное кольцо, и «Левиафана», с разгоревшимися вокруг него кострами в духе «не смотрел, но осуждаю», Звягинцев стал таким себе главным по стране, гонцом-ответчиком или, как в «Нелюбви», — омбудсменом. Собирает российскую действительность, возит ее в Канны, а нам всем от этого должно стать или гордо, или противно. В зависимости от степени личного доверия к представительскому лицу. Наверное, это вполне нормально. Но создает такой мощный информационный шум, что поговорить без ангажированности, покопаться в темах, просто понять, нравится тебе это или нет, — на это уже времени и сил не хватает. А жаль. В случае с «Нелюбовью» — особенно. Потому что тут не про сакральные смыслы чиновничества, не про злого ветхозаветного бога из стихов Вяземского, а про вещи более универсальные и близкие к телу. Не вдавленные сапогом в русскую почву, но, тем не менее, выращенные на ней.
«Нелюбовь». Реж. Андрей Звягинцев. 2017
Если первые фильмы Звягинцева — голые притчи без времени и места, «Елену» хотели писать под современный Лондон, а «Левиафан», напротив, — про безвременную Россию, то «Нелюбовь» в здоровой пропорции универсального, глобального и фактического. Мысль не новая: наша частная жизнь складывается из универсалий, внутренних мотиваций, времени, места и общественных влияний. Выкладывать эти элементы в мозаику художественного — любимый спорт не только русского романа. Это всегда было, есть и будет сложной и значительной задачей для искусства с любой пропиской.
Сказать, что Звягинцев в этом достиг или не достиг громадных успехов — я не возьмусь. Просто потому, что, честно говоря, не вижу на данном этапе в подобной оценке никакого смысла. Очевидно, что пока что идут поиски и пробы — и так, и эдак. Но определенно, такая пропорция универсального, личного и социального, какую предлагает «Нелюбовь», имеет право на существование. Ни костюм Bosco, ни Киселев, ни сводки об эсхатологической истерии не перекрывают историю о разводе и косвенном убийстве ребенка родителями. Мы можем сколько угодно спорить, много там или мало листаний соцсетей и насколько оно нам в пику. Но посмотреть на это листание со стороны в любом случае — адекватная, не вымученная задача. Скроен этот костюм идеально или нет — вопрос, но он пригоден к носке и сделан согласно времени. Его можно надеть и что-то в нем ощутить. Остальное — мелочи и вкусовщина.
«Нелюбовь». Реж. Андрей Звягинцев. 2017
Да, герои у Негина говорят не так легко и современно, как у Мульменко. Но они в гораздо более глубоком и страшном сне, чем очаровательные жертвы тренировочного брака в фильме «Еще один год». Рискну предположить, что на определенном уровне отчаяния, усталости и скотства мы все можем начать говорить про «боль и разочарования в непроглядной, полной говна жопе».
Другая претензия — к смысловой перегруженности драматургии, и тут вариант для сравнения — «Исчезнувшая» Дэвида Финчера. Там тоже якобы холодное препарирование нового брака. Тоже веером разложены социальные обусловленности, проблемы воспитания, экономический кризис, современные медиа. Даже этот главный сюжетный ход — выражение себя через исчезновение. Есть и момент, когда сотрудники поисковых служб и опера уличают тебя, что ты ничего не знаешь о самом близком человеке. И удивление, что чисто статистически — ты тут главный подозреваемый. Разница в том, что там, где Флинн и Финчер меняют тональность и уходят в кровожадную сатиру, Негин и Звягинцев остаются в «непроглядной жопе» до конца. Это не смешно, не захватывающе, не блистательно. Что совсем не значит, что это не правда. Там, где Финчер заканчивает, лишь намечая кошмарный факт, что в такой паре появится ребенок (и это пугает больше, чем сцена с Нилом Патриком Харрисом и канцелярским ножом), Звягинцев только начинает.
Тем не менее, Финчер тоже получил и за цинизм, и за высокомерие. Что уж тут про Звягинцева говорить. Даже кота у Звягинцева толком нет. Но пока мы остроумно смеемся над насупленными гонцами, плохие вести никуда не денутся. Атомарность будет продолжать расти, как и психологическая дистанция, коммуникация сходить на нет, понятие привязанности расплываться, мужская идентичность схлопываться, женская — наливаться гневом; биполярное расстройство общества, которое одновременно пропагандирует эгоцентричное потребительство и семейные ценности, добрососедство и войну — срываться в громких скандалах. От городских сообществ остаются онлайн-статусы, от детско-родительских отношений ювенальная юриспруденция, от половых — тренинги по преодолению «мамы в себе». Конечно, в такой перспективе коты наиболее человечны. И, боюсь, для авторов это не вполне шутка. Но разве это враньё или равнодушие? Кликушество? Или, может, не предмет для искусства? (Тогда, пожалуйста, всё — от Флобера до Франзена — срочно в публицистику переставляем).
«Нелюбовь». Реж. Андрей Звягинцев. 2017
Можно сколько угодно говорить о манипуляциях, подтасовке, чернухе или их отсутствии. Если это отвлекает от темы, помогает не задумываться о страшном — бога ради. Но что совсем избыточно — так это попытки измерить искренность или высокомерие. Как мы определяем авторскую отстраненность? Через то, что герои уродливы, несчастны, катастрофично пассивны, исковерканы? Через их классовую принадлежность и сопутствующие приметы вроде сменяющихся айфонов? Может, через то, что они любить не умеют? Я не вижу тут ни одного фактора, с которым зритель или автор при определенной честности не могут себя проассоциировать. Если автор суров к героям, это может говорить не только о высокомерии, но и о суровости к самому себе. Единственный достоверный показатель отношения к персонажам свысока — это карикатура. Карикатур среди главных персонажей «Нелюбви» нет.
Если кому-то сложно ассоциировать себя с этими героями, могу за них только порадоваться. Но безмолвный папа, существующий в вакууме своего сиротства, размножающийся и перетекающий из одного брака в другой без чувства и смысла, не просыпаясь ото сна, — он выдумка? Или мама, травмированная своей мамой, попрекающая сыном ненавистному мужу, а потом заламывающая руки, что никогда бы его не отдала,— она редкое экзотическое чудовище? Нет. И Звягинцев дает все зацепки, чтобы пытаться понять этих людей, а не только осуждать. А это и есть авторское сочувствие.
«Нелюбовь». Реж. Андрей Звягинцев. 2017
Честно говоря, режиссерское сочувствие тут как раз не хочется замечать. Чрезвычайно некомфортно вообще впускать в свой диалог с плотной материей нелюбви кого-то, даже автора. И, в конце концов, — обсуждать отстраненность, равно как и вовлеченность, в таких обстоятельствах — это как минимум неприлично. Ведь и Финчер, и Звягинцев сами пережили развод. Всё можно представить, но не холодную спекуляцию подобным опытом.
Когда выходила «Исчезнувшая», я советовала идти на нее с невестой или женихом. «Нелюбовь» посмотрите вместе, если думаете о беременности. Просто проверьте себя. Не Звягинцева, бог с ним. Себя.
