Высшие формы — «Митина любовь» Светланы Филипповой
В «Высших формах» онлайн-премьера мультфильма по рассказу Бориса Шергина «Митина любовь». Светлана Филиппова рассказывает о работе над картиной, экспериментах, ручной технике, наивной и не очень графике, звуке и о том, что даже в анимации не все возможно.
Светлана Филиппова:
Я этот рассказ Шергина прочла много лет назад. Зацепила история любви с первого взгляда и простодушный главный герой — сама ситуация, что Митя впервые увидел в театре Машеньку и сразу влюбился на всю жизнь. Меня давно волновала тема иррациональности любви. Но я отложила этот рассказ, потому что он очень большой, много диалогов, и было непонятно, как это можно делать в анимации.
В рассказе было написано, что когда Митя увидел в театре Машеньку, в это время шло представление «Грозы» Островского. И я стала думать: вот интересно, как «Гроза» могла быть там показана? Спустя несколько лет я увидела работы наивного художника Павла Леонова. Язык Шергина совпал с этим изображением и с моим представлением о будущем фильме, и стало понятно, в каком ключе можно нарисовать эту историю, как все может двигаться. На одной из картин была зебра, на ней скакала женщина, и к ней сверху тянул руку человек. И у меня появилась мысль: а что, если это будет авангардная постановка Островского в провинциальном театре? Стало интересно придумывать пространство: пусть зебра скачет по сцене, а на этой зебре — Катерина с Борисом. Поскольку это провинциальный театр, туда может забрести корова. А как местные зрители будут смотреть на эту авангардную постановку? Одно цеплялось за другое, и появились все эти персонажи — частично из картин Павла Леонова, а что-то я уже просто придумала. И та история, которая происходит в «Грозе», она же рифмуется с историей в жизни у Мити — любовный треугольник, и непонятно, чем все закончится. Придумала движение камеры от Мити с Машенькой к сцене и назад, чтобы показать эту параллель.
Я вижу кино черно-белым или монохромным — для меня так проще увидеть и композицию, и все решение.
Высшие формы — «Мы сегодня дома» Александры Харитоновой и Марии Сониной
Есть такой альбом «Русская живописная вывеска и художники авангарда» Аллы Повелихиной и Евгения Ковтуна. В нем собраны наивные вывески и рассказывается, как они повлияли на художников русского авангарда — Гончарову, Ларионова и многих других. Пока я работала над фильмом, этот альбом был у меня настольной книгой. Мне показалось, что язык, которым написан рассказ, может очень интересно работать в сочетании с образами художников русского авангарда и наивного искусства. Если уж браться за Бориса Шергина, надо сделать это по-новому, не так, как уже было сделано Назаровым или Носыревым.
Наивный персонаж. Мы слышим историю, рассказанную как бы его голосом, в простодушной манере, и это просто идеально ложится на простые формы, которые мы встречаем, например, в работах Гончаровой и Ларионова. Сразу появляется понимание, какая тут может быть анимация — примитивное, простое, марионеточное движение. Сначала у меня была мысль сделать фильм маслом и в цвете. Я даже сделала пробы, но отказалась от этого и опять вернулась к своей угольной технике. Я люблю цвет, использую его в иллюстрациях и много раз пыталась делать фильм в цвете, но почему-то всегда прихожу к черно-белому решению в анимации. Я вижу кино черно-белым или монохромным — для меня так проще увидеть и композицию, и все решение. Не всегда даже можешь себя понять, просто выбираешь и видишь, что так будет лучше. Я понимала, что в фильме важнее всего будут пространство и движение камеры. Масло бы меня сильно ограничивало, я бы не смогла нарисовать так легко, и поняла, что лучше сделать фильм в моем черно-белом угольном рисунке — так я буду чувствовать себя свободнее.
Я вообще не компьютерный человек. Я привыкла доверять рукам, потому что какие-то вещи приходят в процессе рисования, их невозможно придумать головой. Они исходят больше от руки, чем от головы. Ручная техника здесь незаменима, потому что непредсказуема.
Высшие формы — «Джон Боттом — неизвестный солдат» Алексея Демина
Сначала, как правило, я делаю много-много раскадровок. Берется калька (у меня обычно небольшой формат поля — примерно 20 на 15 см), по мере рисования раскадровки постепенно находятся персонажи, потом — персонажи в движении, световое решение, композиция. Была интересная задача — герой встречается с разными персонажами, происходят диалоги. Каждый герой нес за собой какое-то свое пространство, которое надо было решить. Например, когда Митя со Смывалихой идут по берегу, я придумала лодку, скамейку, и как Митя Смывалиху все время дергает, хватает за одежду, а она от него отступает.
Пока делаешь фильм, процентов тридцать идет в корзину — это эксперименты, которые не удались: делаешь, пробуешь, понимаешь, что нет, так не получается.
Обычно мы сначала полностью делаем черновой мультипликат, потом делаем по нему чистовой рисунок. В «Митиной любви» использовались два слоя кальки (а, например, в «Бруте» было четыре слоя) — второй слой нужен, чтобы разбить изображение тонально, сделать что-то светлее, что-то темнее. При сканировании двух слоев одновременно получается эффект, будто изображение подсвечено на станке каким-то маленьким световым прибором.
Каждый фильм все равно начинаешь с чувством, что идешь на огромный риск, что вообще ничего не знаешь. Каждая сцена была каким-то экспериментом: можно ли так разворачиваться пространство, как я его разворачиваю? Я не была в этом уверена, просто решила рискнуть. Интереснее всего было попробовать, как можно с такой легкостью менять одно пространство на другое с помощью внутрикадрового монтажа — раз, и ты уже в другом пространстве. Например, вот Митя в театре, а вот — переход из театра в дом, где Митя уже мечтает о Марии Ивановне; а вот уже представляет, как они с Марией Ивановной в лесу, потом он опять оказывается в театре, а рядом Марии Ивановны уже нет; вот он уже идет по полю, а там взрывается самолет, и потом это все комментирует Смывалиха, которая сидит дома. Там все время какие-то резкие смены ракурсов, повороты. Пока делаешь фильм, процентов тридцать идет в корзину — это эксперименты, которые не удались: делаешь, пробуешь, понимаешь, что нет, так не получается. Но остается желание быть смелым до конца, идти на риск, несмотря на то, что страшно. И в процессе что-то такое придумывалось, некоторые вещи находились просто случайно.
Для меня очень важна музыка, хотя с каждым новым фильмом я стараюсь от нее отказываться. Я подбираю музыку просто интуитивно — всегда слушаю много разной и понимаю, что вот эта сюда ложится.
Высшие формы — «Селезень, веревочка и желудь» Алины Титоренко
Хочу сказать о работе с актерами. С Алексеем Вертковым я работала еще на фильме «Брут», он там просто прекрасно почувствовал характер. Еще мне нужно было найти простодушного героя, и после очень долгих поисков я наткнулась на интервью с Евгением Ткачуком и поняла, что он сюда идеально подходит. Когда уже был готов черновой мультипликат, я показала его Ткачуку, ему так легче было понять, как выстраивать роль. Это было правильно, потому что там надо было работать на уровне междометий, вздохов, охов и т.д. Это было невозможно объяснить, пока не была сделана анимация.
Очень интересно создавать звук. Когда снимаешь фильм, сначала полностью придумываешь пространство, рисуешь, а потом надо найти его звучание, понять меру условности. Мы со звукорежиссером и композитором Артемом Фадеевым придумывали, что может, а что не может звучать, что будет звучать реалистично, а что можно сделать условно. Какой, например, должна быть тишина в театре. Мы понимали, что не надо делать голоса зрителей или гул зала, и нашли, как кто-то в зале кашлянул — вдруг все пространство зала ожило.
Звук, особенно в анимации, пишется как музыка — выстраивается вместе со всеми шумами, с текстом персонажей в какую-то отдельную симфонию, которую нужно придумать от начала до конца.
Высшие формы — «Добрый день» Миши Сафронова
Музыки в фильме не так много. Для меня очень важна музыка, хотя с каждым новым фильмом я стараюсь от нее отказываться. Я подбираю музыку просто интуитивно — всегда слушаю много разной и понимаю, что вот эта сюда ложится. Для «Митиной любви» мне казалась очень близкой по интонации музыка из фильма Жана Виго «Аталанта». Я даже попросила Артема Фадеева написать музыку, похожую на ту, которая звучит там в финале. Но после многих проб мы отказались от этой идеи, и в финале звучит только ветер.
Хотя и говорят, что возможности анимации безграничны, что там можно все, но вот я понимаю, что не все возможно. По многим причинам: и потому, что это технологически сложный, длительный процесс, и потому, что не все тонкие вещи можно показать в анимации. Например, нельзя сыграть глазами. Нужно придумывать ситуацию и жест, чтобы показать психологическое состояние героя. Мне сейчас кажется, что самое волшебное, интересное и любимое может происходить, скорее, в игровом кино. В анимации я люблю буквально несколько работ, которые можно пересчитать по пальцам — фильмы Швицгебеля, Кэролайн Лиф, Хитрука.