Виталий Манский: «Что с этим делать — отправить в костер?»
В 2023-м году Виталий Манский признан Минюстом РФ «иностранным агентом». По требованиям российского законодательства мы должны ставить читателя об этом в известность.
Виталий Манский
— Как у вас появилась идея онлайн-площадки Artdoc.media?
— Когда мы с Наташей [Наталья Манская, генеральный директор студии «Вертов. Реальное кино» — примеч. ред.] поняли, что будем жить в другом государстве, возник вопрос закрытия и переезда нашего большого московского офиса. Каждый, кто когда-нибудь переезжал с насиженного места, понимает, что это такое. Отлично помню переезд «Искусства кино» из редакции на метро «Аэропорт». Я видел, как редакционные люди отрывали от себя артефакты, вещи, которые десятилетиями в редакции собирались.
Наш переезд был связан с необходимостью отправить на свалку и какую-то мебель, какие-то кассеты с материалами — был огромный костер из бумаг и других вещей. Меня это как человека впечатлительного натолкнуло на определенные мысли. 16 лет наш офис был центром притяжения, сюда стекались ежегодно сотни фильмов и информация о них. Мы поняли, что это огромный архив материалов, которые уже прошли серьезную экспертную оценку. На премию «Лавр» с 1999 года присылали фильмы по девяти номинациям: лучшие дебюты, лучшие арт-фильмы, лучшие телефильмы, лучшие сериалы, лучшие репортажи и так далее. Их смотрели эксперты, выбирали сначала восьмерки, потом тройки, потом победителей. Какие-то оценки выставлялись еще до отбора восьмерок — а фильмы мы все равно хранили, складывали где-то. И вот стало ясно, что нужно с этим что-то сделать, потому что это часть твоей жизни.
— Но вы же делаете не личный, а публичный архив. То есть это часть не только вашей жизни. Почему это важно?
— Что такое 2000-е годы, конец девяностых и нулевые? В этот момент пришло окончательное понимание того, что государственные студии ушли в прошлое. Возникли сотни независимых студий, настолько независимых, что бывало так, что живут муж и жена — оба документалисты, и у каждого по собственной студии. Он свои фильмы складывает под диван в спальне, а она — на антресоль на кухне. Это были разные архивы. А жизнь при этом шла своим чередом. И люди уходили из нее, в том числе люди молодые. Как, скажем, Саша Малинин, в 25 лет покончивший с собой. Но ведь он снял три — фантастические! — картины. Где эти фильмы? У кого? Часто об этом не знают даже родственники. И в госархивы эти фильмы не попадают. Иногда было ощущение, что у нас на руках вообще единственная существующая копия. И вот нужно решить, что с этим делать — отправить в костер, или нет? У нас были огромные гроссбухи заявок, которые когда-то еще писали шариковой ручкой. Мы стали их переписывать, расшифровывать, оцифровывать. Это был первый толчок к тому, чтобы создать синематеку современного, русскоязычного документального кино.
«Бес». Реж. Саша Малинин. 2007
Как режиссер, к фильмам которого есть определенный интерес, я столкнулся с тем, что многие фильмы не хранятся должным образом. Вот сегодня получил письмо от человека, который инвестировал в одну из моих картин достаточно серьезные деньги. Он пишет: не могу ли я ему дать ссылочку на этот фильм? А мы ему передали в свое время и фильм, и все исходники. В Красногорск не отдавали, это был частный инвестор. Теперь выясняется — все, что мы ему сдали, кануло в Лету. Если б я не сохранил этот фильм на своем носителе, его бы сейчас не было. Многие режиссеры, снимавшие в 1990-е годы, думали, что кассета Betacam хороший носитель, лежит на полке, хранится. А в архивах эти кассеты по ГОСТу каждые три года перематывают, если не перематывать, фильм превратится в труху, комок пленки. Все нужно цифровать, хранить на правильных серверах, которые нормально обслуживают. Поэтому мы, например, заключили договор и разместили все на серверах Vimeo. Это дороже, но есть хоть какие-то гарантии.
Виталий Манский
— Каким образом сейчас наполняется архив?
— Сегодня 24 часа в сутки работает инженер по загрузке фильмов на серверы. То, что мы сейчас создаем — это не клуб, не онлайн-кинотеатр, а синематека современного русскоязычного документального кино.
На сегодняшний день в ней 1855 страниц фильмов. Все эти фильмы — не окончательно, а базово — каталогизированы, разведены по десятку фильтров, сопровождены рейтингом, прописаны в поисковиках. И фокус в том, что для обычного интернет-пользователя сегодня видны только сведения об этих фильмах. Пользователь, который приходит сейчас в синематеку, видит только ее фасад. Как картотеку в библиотеке. Чтобы пользоваться библиотекой, ты должен в нее записаться. Но, повторюсь, картотека доступна всем. Однако почти все фильмы, указанные в картотеке, уже есть на нашем сервере, и мы сейчас занимаемся поиском правообладателей, предлагаем: пожалуйста, вы можете открыть фильм для бесплатного доступа.
— Правообладатель может и на YouTube свой фильм положить. Почему ваша платформа привлекательнее?
— Мы предоставляем не только фильмы, но и информацию о них. Предоставляем возможности поиска, фильтры, которые упрощают пользование: там многое есть — рейтинг, год производства, мы даже сортируем фильмы по месту съемки. То есть можно посмотреть, какие фильмы снимались в Урюпинске, а какие в Сыктывкаре. Можно узнать, какие фильмы снимались с участием государства, какие без него. А главное, фильмы в нашей синематеке прошли профессиональную селекцию, в отличие от бессистемной свалки в соцсетях.
— А если правообладатель не хочет бесплатно открывать доступ?
— Тогда можно открыть фильм на платной основе. Ему будет присвоена цена за просмотр, люди будут покупать билеты, и правообладатель будет получать 50% от каждого показа. Работа по открытию фильмов началась только в этом году. Сейчас для просмотра открыто 120 фильмов из почти 2000. Каждый день открывается по два-три фильма.
— В чем отличие вашего архива от тех, что уже существуют в России?
— В России синематеки устроены как закрытые хранилища. Они находятся чаще всего за городом — и Белые Столбы, и Красногорск — в них, по сути дела (Иллюзион не в счет), нет настоящих кинотеатров (каким был в прошлом Музей кино). А в Париже, в Мюнхене, в Нью-Йорке, в Берлине, в Лондоне синематека — это и архив, и зал, в котором идут показы. В онлайн-пространстве мы решили создать полный аналог офлайн-синематеки. У нас один виртуальный зал, в котором есть 605 мест. И можно купить только 605 билетов. Сеансы начинаются в определенное время. Фильм начинается в определенное время, заканчивается в определенное время, а после показа — дискуссия с автором или экспертом в специально прикрученном вебинаре. Это полный аналог синематечного показа. Пока мы работаем в тестовом режиме. Присматриваемся к потребностям аудитории, изучаем ее. Изначально мы делали пять сеансов в день. То есть, у нас фильм начинается всегда в 6 часов вечера. Но по разным часовым поясам: Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Лондон, Москва и Токио. 6 часов в Токио — это 4 утра по Москве… Но многие пока еще не поняли, что фильмы можно смотреть в удобное для себя время. Есть люди, которые думают, что если это Токио, то ты должен смотреть в Токио, а если в Москве, то ты можешь смотреть только в Москве. Думаем, как изменить эту историю. Пока московский показ всегда собирает больше людей.
«Родные». Реж. Виталий Манский. 2016
— Как родилась идея такого способа трансляций?
— Мы базируемся на опыте больших фестивалей, Венецианского, например. Программа «Горизонты» по регламенту имеет право на три показа. И у них некоторые фильмы двумя показами в офлайне, а одним — онлайн. Они продают 472 билета, по количеству мест в этом зале, где идет офлайн. У нас 605 мест в память о Большом зале кинотеатра «Художественный», где начинался «Артдокфест». Мы, признаться, думаем о том, что в какой-то момент по не зависящим от нас причинам мы не сможем выпускать какие-то фильмы в России. Гипотетически такое может произойти и с «Артдокфестом», поэтому хотим зрителя приучить к тому, что можно быть участником коллективного кинопросмотра онлайн.
— Меня это очень впечатляет, а как реагируют потенциальные зрители?
— Есть негативные факторы: во-первых, люди в принципе еще не привыкли платить в интернете, а, во-вторых, в интернете никто не строит себе график. Поэтому пока наши продажи более чем скромные. На сегодняшний день лидер продаж — это мой фильм «Родные», который собрал около ста тысяч рублей.
— А позитивные примеры есть?
— Когда мы предлагаем зрителю пройти процедуру регистрации, чтобы получить билет по почте бесплатно, эти билеты разлетаются в течение часа. Мы так два раза делали с читателями «Медузы».
— Слушаю вас и очень хочу спросить, за счет чего существует такой огромный проект?
— Проект действительно дорогой, нам помогли, но потребуются еще инвестиции, чтобы все заработало как надо. Несмотря на элементы бизнес-модели, это некоммерческая история. Она создана для авторов, у которых нет ни телевизионных покупок, ни проката, а монетизация на свободном рынке является чуть ли не единственной формой какого-то возврата и потенциальной возможности запустить следующий фильм. Скажем, мои фильмы зарабатывают и в интернете, и отчасти на Netflix (это тоже интернет по сути), на эти деньги можно заниматься дальнейшим производством и жить.
— Как воспитать зрителя и научить его платить?
— С одной стороны, рассчитывать на какую-то сознательность аудитории не стоит, поэтому я не очень верю в проекты, где плата за просмотр остается на усмотрение зрителя. С другой стороны, если бы в русскоязычном обществе не было сознательных людей, не состоялась бы краудфандинг-поддержка таких проектов, как «Искусство кино» или того же «Артдокфеста», который, оказавшись в тяжелом положении, за очень короткий период собрал сумму, которая позволила нам запустить кризисный фестиваль. Здесь возникает совершенно новая система. Ты хочешь помочь автору снять следующий фильм или считаешь, что современному русскоязычному документальному кино действительно нужна синематека… заплати эти 100 рублей. Мы еще не начали продавать абонемент, но у нас есть возможность профессионального входа в архив. Он работает для крупнейших мировых фестивалей, которые имеют свой пароль и могут отбирать фильмы через нашу синематеку. Доступ получили ведущие критики — их всего 12 человек. Кроме того, мы определили квоту для людей, которые хотят быть меценатами синематеки и «Артдокфеста». Они могут внести пожертвование от 300 евро, а мы даем им возможность работать в синематеке. Сейчас мы перенимаем практики, существующие во многих музеях и галереях.
«Родные». Реж. Виталий Манский. 2016
— Это зрители. А что авторы, как идет сотрудничество с ними?
— Наши авторы порой боятся даже собственной тени. Ни шатко ни валко, но на старые фильмы еще дают согласие, чтобы мы могли открыть их для бесплатного просмотра, а вот свежую картину боятся выпускать в интернете, держат, пока не уйдет энергетика, а потом говорят: «Ну вот, теперь давайте показывать». А показывать нужно, пока он новый, дышит, вот вышел на «Артдокфесте», пока шум, пока есть заявки зрителей. Зачем ждать? Взаимоотношения с правообладателями напоминают дискотеку в военном училище. Привели студенток из мединститута, и все друг к другу подойти боятся.
— Как может развиваться ваша синематека в дальнейшем, в какую сторону вы собираетесь двигаться?
— Мы будем углубляться в прошлое. Вплоть до 1986 года, начнем с момента появления первых независимых студий. Кроме того, если посмотреть на феномен документального кино широко, то есть очень много материалов, которые не входят в фильм. Даже раньше пленку расходовали по нормативу 1 к 4, с животными — 1 к 6, с детьми — 1 к 8. Мой фильм «Благодать» идет час, а я отснял пленки на восемь часов. Семь часов исчезли, их не существует. Сейчас мы снимаем на цифру, и для фильма «Родные» отснято 200 часов материала. Сам фильм идет полтора часа. Остальное — это 199 часов жизни людей в преддверии войны. Ладно, война в Украине мало кого интересует в России. Но до этого я снимал фильм в Северной Корее. Каждый кадр, снятый в КНДР, на вес золота. Фильм — полтора часа. Мы сняли 100 часов. 99 часов уникального материала, что с ним делать? Сейчас он просто лежит в виде файлов.
«В лучах солнца». Реж. Виталий Манский. 2015
— Как же хранить такой объем?
— А главное, что именно стоит хранить, а что хранить не нужно, как это решать? Мы дружим семьями с Наташей Калантаровой [директор РГАКФД — Примеч. ред.] и, встречаясь, обычно заводим одну шарманку: она рассказывает о тысячах часов отснятых материалов, которые невозможно сохранить, а я — с позиции человека-эксперта, который знает, что тысячи, может быть, хранить и не надо — говорю ей, что кое-что все-таки обязательно нужно сберечь. Но решать это должны эксперты, которые должны быть при архивах.
Скажу под занавес, что мой новый фильм весь состоит из материалов, которые я снимал в период с 1999 по 2001 год. Фильмы, для которых велись эти съемки, уже давно вышли. Встали на полку, легли в архивы. А все, что в фильм не вошло… Эти кассеты… Ну как обычно бывает? Кто-то дальше на них снимает, кто-то их выбрасывает, кто-то продает. Я пока не готов рассказывать, о чем мой новый фильм, но он весь сделан из архивных материалов. И если бы я их не сохранил, этого фильма бы не было.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»