Интервью
Андрей Гореликов
Андрей Гореликов

Не проходит, нет. Десять лет без Егора Летова


Егор Летов. Фото из семейного архива

Алексей Попогребский, режиссер

использовал музыку «Гражданской обороны», снимая фильм «Как я провел этим летом»

Я не слушал всерьез «Гражданскую оборону» в юности. Летова по-настоящему я открыл, когда жил в Петербурге и готовился работать над фильмом «Простые вещи». Так совпало, что я прочитал рецензию на альбом «Долгая счастливая жизнь» — к сожалению, не помню, был это текст Максима Семеляка или Юрия Сапрыкина. Уже снимая «Простые вещи», я слушал «Долгую счастливую жизнь» и «Реанимацию», ходил в наушниках, где эти альбомы постоянно играли. Правда, к «Простым вещам» энергетика «Гражданской обороны» не имеет отношения. Но замышляя фильм «Как я провел этим летом», я точно знал, что молодой персонаж должен слушать Летова. И я использовал музыку «Обороны» на съемках — во всех сценах, где герой появляется в наушниках, Гриша Добрыгин на самом деле нон-стоп слушает «Без меня» и еще несколько песен.

Когда я монтировал фильм, у меня была несколько самонадеянная мысль связаться с Летовым и спросить, нет ли у него неопубликованных вещей, а может быть, и попросить написать что-то специально для картины. Мне казалось, что в моем фильме есть нечто, рифмующееся с тем, что он делал в музыке. И ровно когда я собирался через Семеляка выйти с Летовым на связь, пришла новость, что Егор умер. Несмотря на то, что я не знал его и не был давним фанатом, это оказалось для меня большим эмоциональным потрясением. На какое-то время я выпал из работы, а после связался с Натальей Чумаковой и попросил разрешения использовать музыку «Обороны» в фильме.

Мы познакомились, шла работа над монтажом. Наташу поразило, что режиссер монтажа — Иван Лебедев, который в 1990-е играл в культовой психоделической команде Alien Pat Holman. Мы оба когда-то ходили на их концерты. На монтаже мы поставили песни в фильм, и я понял странную и неожиданную вещь: музыка группы, голос Егора перевесили все, что было в картине. Летов «убрал» меня с моим фильмом. С таким саундтреком фильм не мог оставаться самостоятельным произведением.

В конце концов, Дима Катханов написал другую музыку, причем исходя из сложной задачи: сделать несамодостаточную музыку, работающую лишь в контексте картины. Я с некоторой болью вспоминаю эту историю, в том числе потому, что неудобно было перед Наташей. Но это стало для меня уроком: есть вещи такой мощности, что не стоит пытаться ими усилить свое творчество.

Наверное, потому и большинство режиссеров избегают работать с его музыкой. Настолько она самодостаточная вещь в себе. Не знаю, использовал ли Балабанов песни «Гражданской обороны» в своем кино?

Сейчас я переслушиваю поздние альбомы Летова и практически не возвращаюсь к ранним вещам. Мне кажется, в целом творчество Егора до сих пор современно, интерес к нему — это не просто какая-то ностальгия. Вообще, как правило, устаревает то, что было остроактуально в определенный момент. В Летове же не было фактора сиюминутности, он всегда делал только свое. Эти песни просто есть, и они очень мощные.

 

Александр Симонов, оператор

снимал фильм Натальи Чумаковой «Здорово и вечно» (2014) о раннем этапе истории «Гражданской обороны»

Егор Летов. Фото Андрея Кудрявцева, 1988

С Натальей Чумаковой меня познакомил Иван Лебедев, режиссер монтажа. Она мне рассказала, что хочет сделать кино о том, как начиналась «Гражданская оборона». Сперва все делалось на добровольных началах, из интереса к проекту и к творчеству группы. Мы начали снимать разговоры с разными персонажами. Снимало несколько человек, и саму Наталью я учил съемкам на фотоаппарат, когда она ездила встречаться с участниками фильма в Сибирь. Когда материала накопилось достаточно, стало понятно, что это — серьезное предприятие. Среди продюсеров оказались Борис Хлебников и Заур Болотаев. В общем, фильм создавался несколько лет.

Конечно, мне было очень интересно этим заниматься. И познавательно, ведь с каждым новым рассказом Летов раскрывался как живой человек. До этого, может, я воспринимал его как своего рода икону, со шлейфом всяческих легенд и слухов.

Что касается музыки «Обороны» в игровом кино — кажется, это чересчур сильнодействующее средство. Она может перетянуть на себя все внимание, заглушить собой фильм. В свое время я прикидывал какие-то песни к каким-то кадрам и планам, но всякий раз было понятно, что это перебор. Кстати, была одно время мысль предложить Алексею Октябриновичу включить в фильм «Оборону». Балабанов был знаком с «сибирской волной» — если помните, в саундтрек «Кочегара» вошла песня «Черного Лукича».

Наверное, и хорошо, что песни Летова не звучат из каждого утюга и у них не та популярность, как у группы «Кино», например. В начале 1990-х я слушал Летова на кассетах, одновременно впитывая всю мифологию, связанную с «Обороной». Через несколько лет я открывал его музыку снова, уже как взрослый человек. Я считаю, что для России Летов — явление посильнее Джима Моррисона, имея в виду его работу со словом. Кажется, даже сейчас еще не прошло достаточно времени, чтобы полностью осмыслить сделанное им.

 

Александр Велединский, режиссер

в фильме «Живой» (2006) первым в кино использовал песню «Гражданской обороны»

Перед Летовым преклоняюсь как перед замечательным поэтом. Не понимаю, почему наша киношная братия обходила его стороной. Сам я открыл музыку Егора достаточно поздно, но сразу и навсегда — а через него Янку и так далее.

 

 

Услышав песню «Про дурачка», я понял, что она должна звучать в фильме обязательно. Нам с Летовым не довелось пообщаться лично, просто по переписке было получено официальное согласие на использование музыки. Сценария он не читал. Насколько мне известно, он вообще сперва прочел книгу, которую написал Дмитрий Быков по мотивам «Живого», а потом уже увидел сам фильм.
Песня «Про дурачка» не просто имеет значение в контексте фильма — она, пожалуй, всегда актуальна для нас, в России. Егор говорил, что его вдохновил славянский фольклорный стих-заговор о мертвеце, который всюду ходит и ищет живее себя.

 

Владимир Козлов, писатель и режиссер

автор фильма «Следы на снегу» (2014) о «Гражданской обороне» и сибирском панк-роке

Егор Летов на концерте в Новосибирске. Фото Виктора Дмитриева, 2007

Я открыл для себя «Гражданскую оборону» и весь сибирский панк довольно давно, в 1990 году. Конечно, до Могилева, где я жил, она дошла позже, чем до Москвы или Петербурга. Эта волна, по-моему, окончилась в мае 1991 года, со смертью Янки. Сама же «Оборона» в классическом виде распалась еще раньше, и живьем, к сожалению, я ее не видел. Но в начале девяностых у меня был период, когда я слушал Летова больше, чем какую-либо другую музыку. Те песни и отражали реальность, в которой жили все мы, лучше всех остальных. И слова, и резкость, и качество записи, которое кому-то теперь, может быть, режет слух — а тогда и всякая музыка на дешевых кассетных магнитофонах звучала похожим образом. Альбомы конца 1980-х годов до сих пор значат для меня больше, чем сделанное Егором потом, в 1990-е и 2000-е годы, хотя я не пытаюсь сравнивать и теоретизировать.

В жизни у меня не было периода увлечения поэзией в книжном формате, для меня она всегда была в песнях. Не могу отделить музыку от поэзии, тем более в случае Летова. Именно музыкальная подача казалась единственно правильной: будь музыка какой-то другой, и от текстов было бы не то впечатление.

Конечно, творчество Летова и его ценность на самом деле не привязаны к конкретному времени, несмотря на мое восприятие. Сегодня на дворе другая реальность и, переслушивая старые песни, я ощущаю их по-другому.

 

 

Работая над фильмом, я, можно сказать, понял значение сибирской панк-сцены в контексте мирового движения DIY (от английского do it yourself — «сделай сам»; в музыкальном контексте — панк-движение, основанное на принципиальном непрофессионализме, избегающее коммерциализации” — прим. ред.). Когда я впервые услышал «Оборону», я даже и понятия такого не знал. А сейчас понимаю, что хотя эта сцена не была таким масштабным явлением, как, например, No Wave в Нью-Йорке конца семидесятых или британский DIY-панк, но по своей сути, по духу, это однозначно близко.

Современная, непреходящая популярность Летова, частью связана, конечно, и с модой на DIY-культуру. Но прежде всего, дело в самом масштабе его творчества, вневременного, обладающего метафизическим измерением. И, конечно, это все еще альтернатива — альтернатива попсовой и фальшивой культуре, как бы затерто эти слова ни звучали. И в советское время была уродливая официальная эстрада, уродливая попса, и сейчас мало что изменилось. Молодые люди, разумеется, чувствуют эту фальшь, и ищут чего-то другого, может, непривычного для современного вкуса.

 

Алексей Плюснин, музыкант

участник фильма «Здорово и вечно»

Егор Летов. Фото из семейного архива

Недолгое время мы общались очень плотно и много. Это окончилось со смертью Янки — после многое изменилось и мы, скажем, больше никогда не «созванивались по ночам».

Егор был очень своеобразен в общении. Он все время рассказывал истории, как правило — смешные или курьезные. И в этих историях было множество персонажей, о которых он говорил с таким видом, будто собеседник этих людей прекрасно знает. Это очень забавно, и я постоянно вспоминаю те смешные истории, думая о нем.

Но было в нем и другое. Вчера я смотрел отрывок из вышедшего фильма-концерта — песню «Долгая счастливая жизнь». Периодически Егор ловил такое настроение, в котором понимаешь, что такое вообще жизнь, и начинаешь ощущать своеобразный вкус вселенной. В нем нет добра, зла, справедливости, а скорее что-то безысходное и вечное. Это созвучно и мне, и я ощущаю порой экзистенциальную пустоту вселенной. Наверное, потому мы дружили, и наши разговоры были о том, что на грани, что между жизнью и смертью.

Прежде всего влияние Летова — в слове. Экспериментами, поиском новых направлений в музыке он все-таки не занимался. Хотя он был очень эрудирован музыкально, в отличие от большинства наших «звезд», и познакомились мы сперва на почве обмена редкими записями. Для Егора также был очень важен звук, и когда на волне первого успеха у него появилась хорошая аппаратура, он беспокоился, сохранится ли в музыке неприглаженность, шероховатость, свойственная панковской эстетике. В итоге он с этим прекрасно справился.

 

 

Он был актуален до последнего момента своей жизни, он был созвучен жизни страны — не только ситуационно, в своей идеологии, но и более масштабно: как русский поэт, русский художник. Кстати, я считаю, что норвежский блэк-метал мог быть вдохновлен творчеством Егора. Послушайте Dunkelheit, самую известную вещь Burzum — вылитая «Гражданская оборона». Не то чтобы это было обязательно сознательное заимствование, но и те и другие хотели передать дух времени, и вышло похоже.

Подрастают новые поколения, и в определенном состоянии им эти образы и темы становятся созвучны. Наверное, это продлится довольно долго. Есть ли, скажем, новые поклонники у Тургенева? Конечно. Но не думаю, что музыка Егора плотно войдет в массовую культуру, пока этого не видно, и это для его — достаточно экстремального — творчества естественно. По-другому могло сложиться, кстати, для Янки.

Трудно сказать, как это проявится потом. В двадцатом веке мы видели гигантский музыкальный всплеск, никогда раньше музыка не была столь популярна, не значила так много. Очень вероятно, что через пятьсот лет все фигуры этого движения будут скрупулезно изучать. А пока понемногу всех забывают.

 

***

Мы публикуем ссылки на материалы из номера 45/46 «Все идет по плану».

«Когда Летову что-то нравилось, он имел обыкновение, смеясь, бить себя по коленкам, я хорошо помню этот звук. Мы сидели на этой лестнице в Эмпайр-стейт-билдинг, словно в какой-нибудь общаге МЭИ, и были живым подтверждением строчки “выше-ниже — все равно”. Это была еще одна удивительная пауза между словом и звуком, из которых и складывался смысл “Гражданской обороны”», — Максим Семеляк, «Момент тишины».

«Иногда только из летовских интервью приходилось узнавать, что в песне, которую ты всю сознательную жизнь понимал так-то и так-то, речь идёт о вещах прямо противоположных. И “Вижу, поднимается с колен моя Родина” — не про национальное возрождение, а про то, что мы в глубокой жопе, это одновременно предвосхищение смехотворного путинского “вставания с колен” и скрытое над ним издевательство. А допустим, “Долгая счастливая жизнь” — не про искупление и утверждение наших неказистых биографий, не про счастье всем и сразу, и чтоб никто не ушёл обиженным, а про серую скучную слизь, в которую превращается подававшее такие надежды человечество», — Юрий Сапрыкин, «Солженицын писал о совсем другом».

«Летова орали на удивление много — “Солдатами не рождаются, солдатами умирааают!”, “Яааа лёд под ногами майора!” Но востребованность редко совпадает с пониманием. Вполне осознавая, что мы орём и про что (и то сказать, летовские тексты — не теория суперструн), мы едва отдавали себе отчёт в том, как устроен генератор, питающий гуру “Гражданской обороны” густым тёмным током», — Александр Гаррос, «В окрестностях смерти».

«В свое время Набоков сказал, что художнику следует оставлять только законченный шедевр, только совершенную книгу, безжалостно избавляясь от черновиков, вспомогательных заметок и прочих строительных лесов. Летов, как дитя своего времени, а может быть, даже как его первенец, поступал с точностью до наоборот. Кажется, все, что он оставил, — это черновики, проекты, наброски, из которых принципиально изгнана окончательность. Его искусство не просто дополнено экзистенциальным расширением (без этого вообще немыслима рок-музыка), оно в этом расширении зарождается и существует, а отдельные опусы, на которые распадаются его музыка и поэзия, представляют собой просто удобный конспект восприятия», — Александр Секацкий, «Был там один солдат».

«С Летовым сразу было понятно, что он — не про музыку и танцы, не про эстраду и коммерцию, и не про рок-индустрию со всеми ее чартами, проданными дисками, и пафосными стадионными концертами. А про “бери шинель, пошли домой”, а дом — это другое время и место, где все еще возможен праздник. Он вызывал безоговорочное уважение — о таком когда-то говорил Холден Колфилд: “А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца — так сразу подумаешь: хорошо бы, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом, и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочется”», — Татьяна Алешичева, «Над пропастью домой».

«В интервью Летов восхитителен в своих уничижительных характеристиках русского народа и Родины, пессимистичен по поводу будущего. В песнях его хвала народу и Родине — это чувство, что все гибнет, и предотвратить эту гибель может только дикий вызов в духе самурая, перед харакири крикнувшего: “Я победил весь мир”. Все “да” Летова в его песнях о Родине — это апофатические “нет”», — Елена Фанайлова, «Рок-н-ролл мертв, или Раздражение».

***

Выдержки из интервью Егора Летова разных лет
Интервью с Натальей Чумаковой, вдовой музыканта
О документальном байопике Егора Летова «Здорово и вечно»

 

Егор Летов. Фото из семейного архива


дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить