Олег Хамоков: «Я старался отказаться от лишнего»
В прокат вышла драма «Узлы» — полнометражный дебют Олега Хамокова, выпускника кабардино-балкарской мастерской Александра Сокурова. Публикуем разговор с режиссером об этой работе и долгом пути к ее созданию.
Я бы начал с актеров. Меня поразил Роберт Саральп в главной мужской роли. У него очень маскулинная внешность и умный, пронзительный взгляд. Как вы вообще вышли на него?
Он родом из Кабардино-Балкарии, в основном занимается клоунадой, играет в «Снежном шоу» Славы Полунина. Честно говоря, Роберт был последним человеком, кого я представлял в этой роли, о чем я ему сразу и сказал. Я пробовал многих более «очевидных» и «подходящих» под этот типаж актеров, но решил посмотреть и Роберта. И в какой-то момент мне показалось, что эта парадоксальность, о которой вы говорите, и интересна, и убедительна. Справился он великолепно. И роль была бы менее интересной, возьми я другого актера.
У фильма очень свободный, как мне кажется, монтажный рисунок. Несколько фрагментарное повествование, где часть важных событий происходит за кадром. Насколько это было заложено сценарием?
В фильме присутствуют только те сцены, которые формируют фундамент и каркас истории. Я старался отказаться от всего лишнего, что не является обязательным для повествования. И это было задумано изначально, на уровне сценария. Другая причина происходит из истоков самой истории — она вдохновлена одним из сюжетов адыгского нартского эпоса, легендой об Адиюх. Мне хотелось сохранить дух первоисточника. Строгий, даже немного грубый монтаж, акцент в котором поставлен на хореографии действия, образности и поэтичности, — итог этих соображений. Иногда это и мешает, поскольку есть риск лишить фильм воздуха, мелких житейских и эмоциональных подробностей, но зато центральная мысль становится яснее.
Сейчас, после просмотра финального варианта, я понимаю, что мастер был прав
Были ли сюжетные линии, или важные для вас сцены оставлены на полу монтажной?
Важных сцен, без которых этот фильм не состоялся бы, я не удалял. Первая сборка длилась один час сорок минут, потом поступила просьба от мастера сделать сокращенный вариант, и я урезал до часа двадцати пяти. С точки зрения сюжета и образности поменялось немного, но фильм стал легче для просмотра.
Можете ли сказать, чем было продиктовано желание сократить картину?
Это было предложение Александра Николаевича. Будучи мастером, с высоты своего опыта он видит сразу все, от чего можно отказаться. Мне как дебютанту с материалом расставаться было, конечно, сложнее. Сейчас, после просмотра финального варианта, я понимаю, что мастер был прав.
Если суммировать, какой самый ценный совет по фильму вам дал Александр Николаевич?
Все самые ценные советы он дал за годы нашего обучения. А если говорить об опыте съемок, то для меня они были как большой мастер-класс: Александр Николаевич время от времени приходил на площадку, предлагал свои варианты и обращал внимание на то, чего я бы в силу недостатка опыта не заметил бы. В итоге, я считаю, для меня съемки дебютного фильма стали мощной основой для дальнейшего развития в профессии.
Когда мужчина или женщина делает ставку в своей жизни на гордыню и пытается на ее основе построить жизнь, это всегда имеет тяжелые последствия
На каком языке написан сценарий? На кабардинском или русском?
Сценарий написан на русском, но сразу предполагалось, что фильм будет сниматься на кабардинском. Его автор, писатель и драматург Зарина Канукова, сама занималась переводом. Русский был удобен для работы в организации съемок.
Вопрос языка мне кажется важным и для вашего фильма, и для других работ вашего курса. У кабардинского особые мелодика и интонирование, отличающиеся от русского. И те же самые реплики на русском языке могут звучать иначе, будут производить другой эффект, как эмоциональный, так и, если угодно, эстетический.
Именно! Фильм должен сниматься на языке культуры, в рамках которой разворачивается действие. Думать, что искусственная адаптация или перевод на другой язык могут как-то существенно расширить аудиторию, облегчить ей понимание, — это лукавство. Фактура и мелодика языка оригинала добавляют дополнительные краски. Если судить по реакции первых фестивальных зрителей, кабардинский язык не стал преградой для восприятия, не станет он преградой и для более широкой аудитории.
Насколько я знаю, в одной из версий сценария действие происходило в Германии, но из-за пандемии международные съемки стали невозможны, так что действие перенесли обратно на Кавказ. Интересно, что ровно противоположная история происходит с новым проектом Кантемира Балагова The Butterfly Jam, съемки которого планировались в Кабардино-Балкарии, но в итоге сценарий переписывается под реалии кавказской эмиграции в Америке. В связи с этим такой вопрос: насколько эмигрантская тема для вас лично важна?
Для меня эмигрантская тема не является сколько-нибудь значимой, так как мне кажется, что человек должен уметь быть счастливым в любом месте мира. Перенос событий фильма в Германию имел кинематографическую природу: столкновение двух культур, условно «европейской» и «восточной», усиливало основной конфликт противостояния «мужского» и «женского» начал, придавая фильму масштаб и добавляя социальный, общественно-политический смысл. Главная героиня из Марокко, то есть из арабского мира, а ее муж — коренной немец из старинного прусского рода, юнкерской среды.
Это прям другое кино!
Да, совершенно. Тот сценарий мне сильно нравился, но и тот, из которого в итоге вышли «Узлы», — тоже. Доволен тем, что удалось реализовать один из них.
Вы из первого набора сокуровских учеников, из той легендарной мастерской в Нальчике. Но дебютировали позже некоторых своих одногруппников. Чем вы занимались до фильма и чем занимаетесь сейчас?
Как и все, я сразу после выпуска работал над сценарием полного метра. Он назывался «Остров гнома» и был основан на литературном произведении нашего местного автора Амира Макоева. Было несколько вариантов сценария, действие в одном из них разворачивалось в Сирии. На всю работу ушло два с половиной года, но этот проект пришлось отложить. Мы не смогли прийти к консенсусу по некоторым драматургическим вопросам. После этого я взялся за «Узлы». С точки зрения кинематографа пауз у меня не было, это был вопрос возможностей и реализации. Сейчас пишу сценарии, знакомлюсь с людьми из индустрии.
Проблема современного кино, особенно фестивального, в том, что оно заточено на сиюминутную конъюнктуру
В одном интервью, записанном еще во время съемок, вы сказали, что это история о «тщеславии в отношениях мужчины и женщины». О чем эта история для вас сейчас?
Для меня она нисколько не изменилась. Разве что тщеславие — это не совсем точное слово. Скорее, гордыня. Когда мужчина или женщина делает ставку в своей жизни на гордыню и пытается на ее основе построить жизнь, это всегда имеет тяжелые последствия. Это архетипический сюжет, актуальный и в современном мире. Кратко я бы его так сформулировал: человек отказывается от своей свободы в пользу гордыни. Итог закономерен.
Кто для вас идеальный зритель «Узлов»?
Ограничений нет! (Смеется.) Все люди, которые найдут время посмотреть и сделать выводы. Те люди, которые интересуются своей природой и пытаются осмыслить жизнь. Если я смог в своем дебютном фильме донести состоятельную, сформулированную мысль посредством языка кино — это уже победа. А дальше буду работать над совершенствованием мастерства, рассказывать новые истории.
Я почему спрашиваю: мне показалось, что «Узлы» — один из самых, в хорошем смысле, зрительских фильмов среди дебютов вашей мастерской. Он не сильно привязан к фестивальному контексту и языку сегодняшнего арт-кино, у него минимальный порог входа для зрителя, очень стройная и ясная сюжетная конструкция. Условно говоря, легко могу представить свою бабушку, смотрящую этот фильм.
Проблема современного кино, особенно фестивального, в том, что оно заточено на сиюминутную конъюнктуру. Через два-три года многие из этих фильмов не будут интересны и понятны. Для меня же кинематограф — о человеке в самом широком смысле слова. И мне интересно размышлять о его истоках, о вечных проблемах, о поисках гармонии. Если зритель любой культуры, вероисповедания или языка понимает, о чем фильм, узнаёт в нем себя и своих близких, для меня это самая большая награда.
СЕАНС – 85
Я был на съемках картины, и, в отличие от многих других площадок, на которых бывал прежде и после, на «Узлах» меня поразило чувство единения, какой-то теплоты в отношениях группы. Никакой ругани, скучающих рабочих, зависаний в телефонах и полусонного сидения у монитора. И полнейшая тишина! Как вам удалось создать такую атмосферу?
Ничего специально я не создавал. Действительно, все работали очень слаженно, и я с большой теплотой вспоминаю те дни. Наверное, нужно отметить профессионализм съемочной группы и поблагодарить ее.
У меня просто есть теория, что дело в самой организации сокуровских мастерских, когда ученики работают над фильмами друг друга в совершенно разных конфигурациях и цехах.
Да, возможно, в этом дело. Со многими мы были знакомы. Кроме того, Александр Николаевич пригласил всю свою петербургскую мастерскую в полном составе на те съемки. Например, Сережа Кальварский был монтажером на площадке, а другие ребята были заняты в самых разных цехах. Общий язык мы нашли сразу. Атмосфера на площадке сложилась по-настоящему дружеская. Каждый со своей задачей справился великолепно.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»