Каждый охотник желает знать, где лежит бабло
Двадцать второй «Кинотавр» озабочен драматургией, имеет к ней интерес. Придумывает спецкурсы с лекциями про поиски героя, выписывает британских тренеров вести занятия сценарной лаборатории и за собой тоже следит: собственный сюжет строит с умом.
Фильм открытия, «Два дня» Авдотьи Смирновой, любопытен как редкий местный опыт ромкома, но в фестивальном контексте — вернее, в двух смежных — стал интересен вдвойне. Первый был сформирован почестями, оказанными Андрею Смирнову — автору «Осени» и «Белорусского вокзала», чьи оцененные «Кинотавром» честь и достоинство так же неоспоримы, как ясны и резки взгляды, тверды позиции и легендарно неуступчив характер. Его новый фильм, сделанный после тридцатилетней паузы и не показанный в Сочи, называется «Жила-была одна баба», и судьба этой бабы-крестьянки, поочерёдно связанная с разными мужиками, наверняка будет читаться общей российской судьбой. В дочерних «Двух днях» тоже живёт-поживает другая баба, совсем не крестьянка, хоть и вынуждена козу доить, и этой бабе — селянке по домашнему адресу, интеллигентке по судьбе — от зрительских обобщений тоже не уклониться, как ни старайся. Ведь любовь у неё случается не с мужичком без имени-роду-племени, и даже не просто с абстрактно-московским богачом, а с человеком при госвласти, плоть от её плоти. Эта плоть порченая, такова плоть любой сверхкрупной власти, везде и всюду, не в географии дело, однако автор «Двух дней» хочет верить или уговаривает себя поверить, что такая порча не беда и поддаётся лечению ударной дозой светлого чувства. В общем, роман чиновника и музейщицы видится сценаристу и режиссёру Смирновой пускай трудным, но счастливым. Во всяком случае, возможность их гармоничного союза тут не исключена.
Своя логика в этом есть, и, переставив любовную коллизию «Двух дней» на рациональные рельсы, получаем следующее: если мы не отказываемся есть из рук власти, не встаём в оппозиционную позу и признаём, что у нас могут быть с ней дела, то надо искать общий язык и на нём договариваться. Таков второй контекст «Двух дней» и одновременно — опора моста, переброшенного от фильма Смирновой в третий сочинский день, прямиком к государственной важности форуму «Кино России 2020».
Кадр из фильма Сергея Швыдкого и Фуада Ибрагимбекова Летит (2010)
Это не единственный внутренний фестивальный сюжет, есть и другие. На майской установочной пресс-конференции «Кинотавр» пообещал развернуться лицом к мейнстриму, честно уделить внимание продуктам массового спроса. Ещё недавно его интерес — многим он казался преувеличенным — к причудам арт-хауса мог быть оправдан тем, что российский масс-маркет и без его усилий пробивался в залы и брал кассу. Сейчас фокус с кассой удаётся разве что Тимуру Бекмамбетову с Ренатом Давлетьяровым, в целом же наш мейнстрим низведён зрительским невниманием почти что до положения арт-хауса и не прочь использовать фестиваль как дополнительный инструмент поддержки — да что уж там, как ещё одного зазывалу публики обратно в залы. «Кинотавр» это учёл, на роль зазывалы согласился и манифестировал своё дружелюбие к демократичному и человеколюбивому кино, включив в конкурс «Упражнения в прекрасном», «Бабло», «Вдребезги», «Без мужчин» etc. При этом главным смотрящим — председателем большого жюри — сделал Александра Миндадзе, а ведь другого такого убеждённого и последовательного автора ещё поискать. Таится ли здесь сюжет, зреет ли плодотворный конфликт? Почти наверняка.
Развитие конкурсной программы в системе ежедневных показов тоже продумано неплохо: от всего маргинального — к центровому и общеупотребительному. Началось с угрюмой драмы «Громозека», оплакавшей мало к чему применимых сорокалетних мужчин из последнего советского поколения, в массе своей сданного — если я верно прочёл мысль Владимира Котта — в утиль, сброшенного в кювет. Документальное путешествие «Родина или смерть» — это тоже про обочину, но геополитическую, и про страну Кубу, там волею судеб оказавшуюся. Кроме того, сама документалистика для сочинского конкурса пока факультативна, существует на правах исключения, которое здесь делают всего-то во второй раз и опять для Виталия Манского [В 2023-м году Виталий Манский признан Минюстом РФ иностранным агентом], слава ему.
Кадр из фильма Олега Флянгольца Безразличие (2011)
Похоже, что «Летит» и «Безразличие» — пару фильмов третьего дня — программисты свели вместе под девизом «от какого наследства мы отказываемся» или «как нам больше не надо». Под наследством я имею в виду проявление фестивального интереса, превращение в предмет серьёзного обсуждения и продвижения. Типа, вот, что имел в виду «Кинотавр», объявляя о смене вектора. «Безразличие» замышлялось Олегом Флянгольцем в те далёкие времена, когда Марк Рудинштейн только затевал свой фестиваль, а Фёдор Бондарчук, исполнитель главной роли в «Безразличии» и лицо нынешнего «Кинотавра», носил другую причёску. В исходной точке этот фильм был, по-видимому, лирическим чёрно-белым упражнением на тему шестидесятых и их кинематографа. Двадцать лет спустя он оброс анимацией про космическую одиссею пса Тузика (устаревший за пятнадцать лет до премьеры прикол) и, не утратив обаяния, предстал арт-междусобойчиком смутного назначения. Такая домашнюю радость для тех, кто когда-то поучаствовал в этом необязательном предприятии и рад теперь вспоминать о своих юных днях. Ну и, само собой, это ценный — без дураков — подарок фанам Фёдора Сергеевича Бондарчука, отлично знакомым с его воплощениями в кино девяностых и особенно нулевых, но слабо представляющим, как выглядел кумир в восьмидесятые («Бориса Годунова» по ящику показывают редко, да и Федора Сергеевича там мало). Теперь пробел заполнен. Спасибо тебе, «Безразличие».
«Летит» тоже насквозь тусовочный фильм, только его новейшая тусовочность, в отличие от старинной, совершенно необаятельна, а круг авторских знаний о жизни сужен донельзя и этого не стесняется. С прискорбием регистрирую неудачу, которую потерпела отважная попытка дебютантов Фуада Ибрагимбекова и Сергея Швыдкого принудить очень специфическую драматургию Ольги Мухиной к экранной жизни. Здесь что ни реплика — то голая претензия и поза, что ни эпизод — то мимо, а весь фильм смахивает на развёрнутый эпилог из «Богини» с хороводом недоперсонажей, интересничающих о любви. Странно: оба автора мужчины, а кино у них не мужское совсем.
Кадр из фильма Константина Буслова Бабло (2011)
Сильно и расчётливо прибив публику — во всяком случае, меня — в третий день этой двойной порцией излишества, «Кинотавр» тем самым подготовил площадку для продюсерского сольника Сергея Сельянова в двух отделениях: в первом дали «Бабло» Константина Буслова, во втором — «Охотника» Бакура Бакурадзе. Буслов, брат своего брата, занялся с благословения Сельянова невульгарным и умным мейнстримом. Бакурадзе существует на собственной волне и о том, кто и в каком количестве готов на неё настроиться, не думает. Ему и так есть о чём подумать. Буслов — дебютант, у Бакурадзе за спиной «Шультес», на «Кинотавре» же награждённый, но это обстоятельство, похоже, мало что для него значит, и он «Охотником» начинает с нуля. «Шультес» был щеголеват, исполнен с шиком. «Охотник» сделан на отказе от вышколенной формы, он хочет быть корявым, природным. Говоря по правде, история фермера, его увечного сына и увечного чувства заслуживает того, чтобы зритель — и пишущий, как я, и просто думающий — не искал в судорожной пляжной спешке слова для описания своего к ней отношения, а вернулся к «Охотнику», поостыв. С вашего позволения я сейчас от подробного высказывания увильну, ограничусь соображениями впроброс. Помню, одним из главных сочинских сторонников «Шультеса» три года назад был Александр Митта. Интересно, что сегодня сказал бы главный хранитель честных драматургических правил в нашем кино про «Охотника», презревшего любые драматургические приличия. Понимаю тех, кто пришивает ему на бок лейбл европейского фестивального продукта. Родню ему сыскать совсем несложно, и одним из первых в родственниках окажется Брюно Дюмон. Однако же есть разница — и я не боюсь показаться наивным — между вот таким «Охотником» и каким-нибудь изготовленным по фестивальному рецепту левым варевом, и почувствовать эту разницу несложно. «Охотник» по существу своему не вторичен, и с чем-то уже знакомым совпадает только во внешних приметах. Внутри же он сам по себе, и его мужская сила, как и мужская сила его главного героя, которого на тракторе трясёт сильнее, чем на бабе, дана нам не в тех проявлениях, к которым мы привыкли, но она, сила эта, — мощная, первобытная, охотничья.
Кадр из фильма Бакура Бакурадзе Охотник (2011)
«Бабло» — совсем иное кино, нахальное. Захватанный многажды мотив путешествия украденных бабок работает на Буслова-второго исправно и используется им лихо и по делу. Неудивительно, что «Бабло» произведено компанией «СТВ», когда-то выпустившей «Жмурки» — не упомянуть их здесь было бы неправильно, но и слишком много места им уделять — тоже. Схожая — в самом общем виде, конечно же, схожая — канва прошивала в «Жмурках» резко шаржированное пространство: Алексей Балабанов счёл нужным расстаться с девяностыми именно так: сплющенными лбами, низко отвисшими челюстями. Буслов вернул сюжетный мяч в игру с нулевыми, и игру ведёт по своим правилам: без жирного шаржа и утопленной в пол педали, хоть и с актёрским «плюсом», который, однако, не уводит «Бабло» в сверхусловность: сюжет размещён в наших днях, и автор в их отношении точен и зорок. Приключения нечистого бабла, как бы не претендуя ни на что, кроме как на самих себя, складываются, однако, в историю про жизнь без понятий: божеских, человеческих, дружеских, родственных, да хоть бы и уголовных. Здесь человек человеку не гордый и злой волк, а мелкая дрянь, шваль, ходячая подстава. Сочинённая в «Бабле» жизнь без правил сильно смахивает на нынешнюю русскую жизнь, изменить которую силой любви интеллигенции и власти предполагает лирический фильм «Два дня». Меж тем самым пока что радостным, повторю, был фестивальный день четвёртый, и именно им я хочу завершить эти беглые заметки, отложив на время в сторону вопрос о судьбах страны и сосредоточившись на вопросе более частном — самочувствии нашего кино. Достойный арт-хаус и умный мейнстрим под маркой продюсера Сельянова — вот лично меня устраивающая модель его существования. Решено: сажусь за обширную научную статью «Сергей Сельянов как российская кинематография: к постановке проблемы». Вышеизложенное прошу считать её тезисами.
