Канны-2019: «Дылда» Кантемира Балагова
Осень 1945-го. Высокая, статная, молчаливая Ия работает в ленинградском госпитале — фильм выводит этимологию имени Ия от греческого названия «фиалки», что на контрасте с обликом, за который её прозвали Дылдой, звучит довольно комично. В свободное от выхаживания раненых время Ия воспитывается мальчика Пашу. Паша совсем на Ию не похож, он темненький и щуплый, а сама Ия, если кого и напоминает, так это Бриенну Тарт из «Игры престолов». Иногда у Дылды бывают припадки: она обмирает, никого не слышит, ни на что не реагирует, в ушах стоит звон. Это после контузии, и в квартире, и на работе все уже привыкли — не такое видали. Однажды на пороге у Ии появляется зенитчица Маша, с которой они вместе служили, и оказывается, что Паша как раз её сын. Здесь следует остановиться, чтобы не потонуть в спойлерах.
Ксения Середа: «Цвет у действительности тоже был, и нам нужно было его найти»
Второй фильм Кантемира Балагова наделен всеми проблемами и преимуществами второго фильма, сделанного удачливым дебютантом. Ожидания завышены, возможности тоже, ставки на максимуме, и отвечать приходится уже без всяких скидок. Из плюсов, которые дает такое положение, — замах удара. Режиссер берется за историю любви двух женщин — в России уже за эту смелость на грани скандала можно аплодировать. Но кроме того, он и помещает сюжет в исторические обстоятельства. И не говорите, что при Сталине такого не было (эта фамилия в «Дылде», кстати, не поминается). Кантемир Балагов хорошо видит. Он умело выбрал актеров. Не побоялся вывести на экраны тех, кого еще не окончательно уничтожила камера (это общее — у учеников Сокурова). Из звезд только Ксения Кутепова, но она и играет звезду. С помощью Александра Терехова Балагов написал запоминающиеся реплики для актеров. А с помощью работников художественно-постановочного цеха выработал спорное, но внятное стилистическое решение, которое остраняет наигранный реализм фильма. У «Дылды» при натуралистично торчащих из окон Ленинграда трубах буржуек очень кокетливая картинка чуть ли не в духе Альмодовара. Вся она составлена из зеленых, почти изумрудных, и красных, кроваво-кирпичных тонов. Немного театрально-кичевая. Бордовые обои, тяп-ляп масляная краска. Красный и зеленый — хорошая пара. «Красная-красная кровь, через час уже просто земля, через два на ней цветы и трава», — кажется, Цой пел именно об этом — о времени замерщвления ран и грехопадения жизни. Тема калечного пространства, в котором один человек не может дать другому ничего из того, что ему действительно нужно, пожалуй, центральная для фильма.
Кантемир Балагов: «Надо взять зрителя за шкирку и не отпускать его»
Но именно в этой первостепенности биологических обстоятельств любовь не играет почти никакого значения, и героинь она тоже не сближает, скорее, тянет на дно. Есть вещи помасштабнее любви и пострашнее потаенной чувственности: раны, судьба, смерть — всё против человека и его желания жить по-своему. На фоне отношений Дылды и Маши, скажем, не менее трагична история сынка из привилегированного семейства Саши, которого завораживает бойкая раскованная зенитчица. Саша похож на домового эльфа Добби и сами еще знаете на кого, но Балагов задвигает эту линию на второй или даже третий план. Отчего довольно странно выглядит сцена выволочки, которую устраивает Саше статная мама-актриса Любовь Петровна (уж не Орлова ли в анамнезе?) — Кутепова играет ее отменно, и эпизод мог бы вывести фильм на какой-то новый уровень, но Балагов, увы, заглянуть туда не решается. А ведь так интересно, где все-таки смыкаются показанные им миры: застиранного госпиталя и партийной дачи, контуженной Дылды и корявого барчука, предложения и доноса. «Дылда» — хороший фильм, но его главный изъян в нежелании приподняться над заявленной темой — при всей смелости поставленных задач решаются они крайне осторожно и расчетливо. Балагов хорошо понимает, что именно ему удается, и не выходит за эти рамки. Было бы страшно сфальшивить. И он не фальшивит, но и не говорит ничего сверх.
Современности не существует — Омуты прошлого и обратка модерна
Пропитанная тяжкой послевоенной меланхолией «Дылда» структурно рассыпается на ряд ярких эпизодов — эмоциональных пиков — и интересных историй второго плана: например, парализованного бойца и его жены, которые просят об эвтаназии, главврача, у которого убило детей… Спасибо Алексиевич за полифонию. Одни герои даны объемнее, другие — лишь парой акварельных мазков, но все вместе сливаются в игру цветовых пятен, которые можно было бы поменять местами, а сумма бы не изменилась. В финале символический обмен цветовыми ролями ждет главных героинь: сначала в зеленом ходила Ия, а Маша была в красном, теперь — наоборот. Что за смысл таится в этой рокировке? Подождём, что расскажут критики.
