Основы одушевления — Игорь Ковалев о Федоре Хитруке
К юбилею Федора Савельевича Хитрука с одним из его учеников — Игорем Ковалевым, режиссером анимации, сооснователем студии «Пилот» и креативным продюсером «Союзмультфильма» — поговорил Юрий Михайлин.
Я познакомился с Хитруком еще во время нашей с Сашей Татарским работы в творческом объединении художественной мультипликации на «Киевнаучфильме». Каждую весну на отчетные показы студии приезжало много людей со всего СССР, в том числе и Федор Савельевич. Я был молод и со своим, очень субъективным представлением об анимации, но выступления Хитрука меня сразу поразили — он не лукавил, не фальшивил. Его разборы фильмов были феноменальны — он так все раскладывал по полочкам, что у меня отвисала челюсть, и я был полностью заворожен его мнением, его оценкой. То, что он говорил, было мне очень близко. Я в него просто влюбился и всегда ждал весны и этих встреч.
Когда в 1979 году я узнал, что на Высших режиссерских курсах открывается отделение режиссеров-мультипликаторов, где будут преподавать Хитрук и Норштейн — это было похоже на мечту, сон. Мы с Сашей приехали в Москву к Хитруку и показали свой фильм «Кстати о птичках», который сделали подпольно на самодельном мультстанке. Хитрук сказал: «Ребята, мы хотим, чтобы вы учились и будем держать для вас места». Это была самая большая похвала! Но нас не хотели отпускать с Киевской студии, и направление в Москву я получил только через год.
Лекции читали Трауберг, Тарковский, Иоселиани, философию преподавал Мамардашвили, историю искусств — Паола Волкова
Это был самый первый курс режиссеров-мультипликаторов. На нем учились Лена Гаврилко, Лена Прохорова, Игорь Волчек, Володя Петкевич, Саша Дорогов, Оксана Черкасова. Анимацию преподавали шикарные учителя Владимир Пекарь и Виолетта Колесникова, а режиссуру — Хитрук, Норштейн, иногда бывал Роман Качанов.
Курсы — это самые счастливые годы моей жизни. Из Киева приехал провинциальный мальчик, который очень любил кино. Когда я увидел мировой кинематограф, который не имел возможности видеть в Киеве, я просто поплыл. Фильмы Брессона, Дрейера, Годара, Бергмана перевернули мою жизнь, отношение к искусству и к кинематографу. Я впитывал, как губка — хотелось смотреть еще и еще. Когда я увидел японский кинематограф и особенно Одзу — мои мозги были набекрень. Я по сей день считаю, что кино Азии самое передовое.
Лекции читали Трауберг, Тарковский, Иоселиани, философию преподавал Мамардашвили, историю искусств — Паола Волкова. Каждую неделю приходили такие люди, и была возможность общаться с ними. Меня перебросило в совершенно другой мир.
Все ученики были очень разношерстные, кто-то уже был с опытом, работал аниматором или делал свои фильмы, а кто-то только-только пришел и ничего не умел, не знал элементарных понятий. Научить искусству трудно. Хитрук всегда говорил: «Давайте начнем с ремесла». Он был большим поклонником классической школы диснеевской анимации, и азы, первоначальные упражнения были сделаны по этой схеме. Но это не значит, что Хитрук слепо имитировал диснеевскую анимацию. Он лишь брал ее за основу.
Хитрук — это сгусток очень положительной и, вместе с тем, очень таинственной энергии
Все начиналось с очень коротких этюдов с мячом, маятником. Для Хитрука было очень важно, чтобы ты почувствовал время, почувствовал ритм. Если ты уже этим владел, если мог внятно и по-своему рассказать примитивную историю с одним-двумя персонажами, дальше ты мог писать какие-то сценарии и рассказывать более сложные сюжеты.
Не уверен, что это истина, но вслед за Хитруком я думаю, что режиссер анимации сам должен быть аниматором. Почти все режиссеры, которые создают гармонию и свои интересные миры, прошли через анимацию и знакомы с ней. Я считаю, что и режиссер игрового кино должен знать основы анимации, чтобы монтировать, создавать ритм. Изначально же возникла анимация, и только потом — игровое кино. Это все кинематограф, и я полностью согласен с Хитруком, что любой кинематографист должен чувствовать одну двадцать четвертую долю секунды. А аниматор, непосредственный одушевитель, должен чувствовать это вдвойне.
Анимация — это чувство времени, чувство ритма. Хитрук — король в этом отношении. Посмотрите «Каникулы Бонифация». Это совершенно не диснеевская, почти лимитированная анимация [упрощенная анимация с минимальным количеством фаз; чаще всего применяется в мультсериалах — примеч.], но она настолько убедительна, что просто снимаешь шляпу. Хотя, наверное, точность этой лимитированной анимации — как раз от Диснея. Эта школа была необходима для того, чтобы потом от нее отказаться и уметь вычленять из действия нужные компоновки. Хитрук умел это делать и умел этому научить.
Я не всегда с ним соглашался, но мне было очень интересно, что Хитрук думает по тому или иному поводу
Для меня Хитрук — это сгусток очень положительной и, вместе с тем, очень таинственной энергии. Я всегда чувствовал, что Федор Савельевич — очень добрый человек. И очень интеллигентный. В моем представлении, интеллигент — это Хитрук. Но он для меня всегда был загадкой. Я не могу сказать, что знаю Хитрука. Мне всегда казалось — по его глазам, по выражению лица — что у него на дне какая-то буря. Это видно и в его фильмах, хотя они очень простые. Он всегда стремился к понятной, логичной драматургии и учил нас, что режиссер должен сделать так, чтобы мы его поняли. На сегодняшний день у меня другое мнение.
В какие-то минуты мне было страшно открыться перед Хитруком, я с опаской ожидал его мнения о своих работах. Но от него исходила такая добрая энергия, что мне с ним становилось очень спокойно. Мне всегда было интересно и очень-очень важно мнение Хитрука. У нас с ним были разногласия, но мои работы были ему интересны. Я очень хорошо помню день, когда он меня спросил: «Игорь, скажите, за два года учебы на курсах вы увидели что-то такое, что вас поразило?» Я ответил: «Да, фильм Кэролайн Лиф „Улица“ и „Театр господина и госпожи Кабаль“ Валериана Боровчика». Хитрук почесал затылок и сказал: «Вот за Кэролайн Лиф спасибо. А Боровчик… Я не понимаю это кино. Оно для меня чужое». Мне очень нравилось, что он всегда был откровенен. И у него было очень сильное субъективное мнение об анимации. Я бы даже сказал — об искусстве.
Он придумал свою концепцию, чтобы рассказать ученику об основах одушевления (он любил это слово) и делал это очень умело. Был очень прост и убедителен в общении. Я не всегда с ним соглашался, но мне было очень интересно, что Хитрук думает по тому или иному поводу. Помню наш разговор об эстонской анимации, к которой он хорошо относился. Хитрук говорил, что «Зеленый медвежонок» — это очень интересное по изображению, но сырое кино: «Я пока его не воспринимаю». Я был возмущен! Я был влюблен в искусство Прийта Пярна.
Ему удалось воспитать очень разных, самостоятельных художников, каждый из которых не похож на другого
Хитрук всегда был прекрасным актером и великолепно работал с ритмом и таймингом. Он гипнотизировал и детскую, и взрослую аудиторию. Все его фильмы — это ритм пластики. Хитрук создал абсолютную гармонию. Это такая игрушка — ты видишь Винни-Пуха, Бонифация и веришь в этот мир. В этом отношении он был, конечно, просто гений.
Я люблю Хитрука и горжусь и рад, что у меня был такой учитель. Я всегда понимал и чувствовал, почему он делает кино. «История одного преступления» стала революцией в советском кино, но мои любимые фильмы — это «Винни-Пух» и «Каникулы Бонифация». Для меня настоящее искусство — это то, что с годами не стареет. Мои дети давно взрослые, но они прошли через эти фильмы. Мы смотрели их вместе много раз, и всегда они для меня очень свежие. Я уверен, что и через тридцать лет «Винни-Пуха» будут смотреть дети с совсем другим восприятием жизни. Странно получилось — это сериал и вместе с тем авторское кино. А сделано просто виртуозно! Когда у меня в Америке появлялись новые студенты, я всегда им показывал «Винни-Пуха». Этот фильм цепляет абсолютно всех. Процентов шестьдесят моих студентов в американском университете были иностранцами, и для всех «Винни-Пух» — это ах! И когда я говорил, в каком году был сделан этот фильм, все поражались: «Как?! Неужели?!»
И еще Хитрук создал удивительную книгу «Профессия — аниматор». Она написана языком, которым он говорит. Когда я ее читаю, я просто вижу Хитрука перед собой. Это для меня очень ценно. И она увлекательна. Я не успел оглянуться, и все — книга закончилась. Но я возвращаюсь к ней, перечитываю какие-то вещи. И жду не дождусь, когда она выйдет на английском языке. Я очень много ездил с лекциями по анимационным школам всего мира, начиная с Бразилии и кончая восточно-европейскими странами, кроме того — восточное побережье Соединенных Штатов, Бостон, Нью-Йорк, CalArts, два университета в Лос-Анджелесе. Все знают, кто такой Хитрук. И когда я рассказывал, что вышла книга, меня замучили: почему ее нет по-английски?
Как учитель Хитрук просто совершенен. Ему удалось воспитать очень разных, самостоятельных художников, каждый из которых не похож на другого. Я долго преподавал в Америке, а теперь в России. И хотя я преподаю больше экспериментальную анимацию, все равно следую методу Хитрука, учу основам, с которых надо начинать.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»