Альфред Хичкок — Как он боялся
Мы вернули в продажу номер «Сеанса» о Хичкоке. Его можно заказать у нас в онлайн-магазине. Читайте биографическую статью Станислава Зельвенского о том, что сформировало великого режиссера — книгах, страхах, Альме, еде, алкоголе и родителях.
СЕАНС – 72
Хичкок был, что называется, ровесником века — он появился на свет в августе 1899-го, умер в апреле 1980-го: застал и королеву Викторию, и премьера Тэтчер. Одногодок Набокова и Хемингуэя, он родился на самом краешке «потерянного поколения», сгинувшего или надломившегося в траншеях Великой войны. Теоретически юный Альфред мог бы успеть сложить голову где-нибудь при Пашендейле или на Сомме рядом с лучшими из британской молодежи: когда он достиг призывного возраста, в стране временно действовала всеобщая воинская повинность, но его не взяли — то ли из за тучности, то ли из за того, что в семье уже пару лет не было отца. Впоследствии Хичкок утверждал, что был разочарован, хотя это мало вяжется со всем, что известно о его характере. Так или иначе, он записался в отряд добровольцев при Корпусе королевских инженеров и немного помаршировал по центру Лондона. Для человека, который всю свою долгую жизнь провел на виду, дал сотни интервью и преуспел в самопродвижении, как никто из его коллег, Хичкок рассказывал о себе очень мало. У него всегда была наготове тщательно отрепетированная полушутливая реплика или непроверяемая история, но он никогда не раскрывался всерьез — так же, как никогда всерьез не обсуждал содержание своих фильмов, хотя готов был часами болтать об их технической стороне (лучше всего об этом свидетельствует книга Трюффо). Особенно неохотно он говорил о детстве и семье — повторяя в ответ на расспросы анекдот про записку от отца и камеру, куда его якобы запер полицейский, навсегда внушив ужас перед человеком в униформе.
В результате независимые биографы, тасуя ограниченный набор фактов, интерпретируют их в меру собственной испорченности. Например, правило, согласно которому маленький Хичкок ежевечерне подробно докладывал матери о проведенном дне, в мрачной книге Дональда Спото трактуется как элемент подавления и создания чувства вины, а в более лучезарной версии Патрика МакГиллигана — как свидетельство здоровых близких отношений героя с любящей мамой. Вся биография Хичкока, ранняя в особенности, при желании легко складывается в красноречивый психоаналитический узор. Может быть, слишком легко — Хичкок, сыгравший большую роль в популяризации психоанализа («Завороженный»), с удовольствием и самоиронией подыгрывал энтузиастам, но, ложась на кушетку, всегда сам ставил себе диагноз, и где там правда — бог весть.
Неплохо учился. Помогал отцу в лавке. Никогда не занимался спортом.
Хичкок вырос в восточном пригороде Лондона; трамвайную линию туда дотянули, когда ему было семь. Совсем неподалеку, в районе Уайтчепел, за какие то десять лет до его рождения орудовал Джек Потрошитель. Отец Альфреда Уильям держал лавку с зеленью, мать Эмма занималась хозяйством, жили они над магазином, в относительной тесноте — Альфред был уже третьим ребенком в семье. Позднее бизнес Уильяма немного разросся, он стал торговать еще и рыбой, Хичкоки несколько раз переезжали, но продолжали жить скромно и копейку всегда считали.
Это наложило, конечно, отпечаток на дальнейшие отношения Хичкока с деньгами. Он ценил роскошь, но в начале карьеры брал у собственного менеджера на карманные расходы по 10 фунтов в неделю. Попеременно бывал чрезвычайно щедр и необъяснимо прижимист. Всегда говорил, что не лезет в финансовые дела и вообще равнодушен к этой стороне жизни, но это было враньем — Хичкок был умелым и жестким бизнесменом, хотя и старался вести переговоры через посредников. Он рано стал обеспеченным человеком — ему еще не было тридцати, когда он купил особняк с садом и десятком комнат в графстве Суррей. А перебравшись в Америку, Хичкок разбогател. В середине 1950-х он заключил с телевидением один из самых выгодных контрактов в истории шоу бизнеса и мог уже до конца дней не думать о деньгах. Однако думал: минимизировал свои налоги, вкладывался в нефть, ценные бумаги, виноградники, даже скот. На момент смерти его состояние оценивалось в 20 миллионов тогдашних долларов (где то 60 нынешних).
Уильям Хичкок был скромным, выпивающим, возможно строгим и «весьма нервным», по лаконичному определению сына, человеком, которого ежедневные заботы свели в могилу в 52 года, когда Альфреду было пятнадцать. Наверняка это стало травмой для подростка, хотя он и не был близок с отцом, как не был потом по настоящему близок ни с одним мужчиной. Совсем другое дело мать — спокойная, набожная, ценящая чистоту и порядок домохозяйка, особенно расположенная к младшему сыну. Хичкок жил с мамой до 26 лет, а потом старался держать ее поблизости. Когда он переехал в Америку, она наотрез отказалась последовать за ним — несмотря на начало очередной войны. Она умерла в 1942-м; Хичкок, снимавший «Тень сомнения» на другом конце света, не мог быть рядом и не смог себе этого простить. Еще через несколько месяцев покончил с собой (по всей видимости) его старший брат. У Хичкока были ирландские корни, семья исповедовала католицизм, что было не такой уж редкостью среди вестэндских кокни. Раннее образование Альфред получил католическое — провел несколько лет в достаточно суровой иезуитской школе, где в качестве наказания учеников методично били по рукам чем то вроде резиновой линейки, воспитывая в них неизбывное чувство вины. Хичкок был плотным, румяным, улыбчивым, молчаливым мальчиком. Он не был изгоем, но предпочитал отсидеться в углу. У него не было друзей, он не находил общий язык (ни тогда, ни потом) с братом и сестрой, хотя в детстве должен был сопровождать последнюю на танцы. Неплохо учился. Помогал отцу в лавке. Никогда не занимался спортом. Дома его звали Альфи, в школе — Коки. Он требовал (отныне и всегда), чтобы его называли Хич. Читал Диккенса, Дефо, Вальтера Скотта. Хичкоки, как было принято у нижнего среднего класса, регулярно посещали театр. Альфред смотрел и короткометражные кинофильмы — пока строились кинотеатры, их показывали на катках. Его интересовала криминальная хроника: он ходил в суд Олд Бэйли следить за уголовными процессами, бывал в музее Скотленд Ярда. Другой страстью Хичкока с раннего детства был транспорт: он коллекционировал карты и схемы, мог часами ездить на трамвае, знал наизусть все названия британских станций и расписания поездов. Он всю жизнь боялся хаоса — мерная упорядоченность общественного транспорта, очевидно, его успокаивала.
Он был полным молодым человеком, живущим с мамой. Она была крохотного роста, худенькая, с большим лбом и твердым характером.
После смерти отца ему нужно было зарабатывать — и Хичкок устроился в крупную телеграфную компанию: сперва измерял какие то кабели, потом перевелся в рекламный отдел. Помимо разнообразных технических курсов — механика, навигация, электричество — вечерами он начал посещать уроки рисования. Заинтересовался фотографией, но еще больше — кино: стал даже покупать индустриальные журналы. Продолжал много читать беллетристику. Открыл для себя ироничного католика Честертона. Увлекся «Госпожой Бовари». Влюбился в По — хотя его поздние признания в любви к нему выглядят несколько картинно (он де особенно проникся его печальной судьбой). Хичкок без проблем ладил с коллегами, но у него по прежнему не было друзей и тем более девушки.
В 1919 году в Лондон пришла американская кинокомпания Famous Players Lasky (будущий Paramount), и Хичкока взяли туда рисовать карточки с титрами — сперва на фриланс, а через год и на оклад. Студия занимала бывшую электростанцию в Ислингтоне. Хичкок сидел там с утра до ночи, стараясь (помимо своих основных обязанностей) помогать декораторам и вообще встревать во все. Обладая и техническими, и художественными навыками, он быстро овладел разными киношными специальностями и превратился в мастера на все руки.
Американцы вскоре разочаровались в Англии и свернули производство, самые ценные кадры забрав с собой за океан, а остальных оставив без работы. Но Хичкока к тому времени приметил продюсер Майкл Бэлкон — в будущем он возглавит Ealing в ее золотой период, а тогда, в начале 1920-х, он был основателем Gainsborough Pictures (с Виктором Сэвиллом), за бесценок выкупившим производственную базу американцев. Хичкок стал совмещать обязанности арт директора, сценариста и ассистента режиссера Грэма Каттса, иногда фактически подменяя того: у Каттса была бурная личная жизнь.
Хичкок об Альме Ревиль: Женщина, которая слишком много знает
Впрочем, личная жизнь внезапно устроилась и у самого Хичкока: в 1925 году он объявил о помолвке с Альмой Ревиль. Ревиль была монтажером на той же студии. Они познакомились в 1921 м, Хичкок долго делал вид, что ее не замечает, потом, став ассистентом режиссера, начал звать ее на свои проекты, однажды во время съемочной экспедиции сделал ей предложение на борту корабля, идущего ночью из Германии. Был шторм, Альме было плохо, она сказала «да» (предложение на корабле будет неоднократно фигурировать в хичкоковских фильмах). Хичкок был старше Альмы на считанные часы. Он был полным молодым человеком, живущим с мамой. Она была крохотного роста, худенькая, с большим лбом и твердым характером. Он стеснялся. Она никогда не лезла за словом в карман. Природа их отношений, как часто бывает в таких случаях, — предмет бесконечных спекуляций. По всей видимости, страсть, если и была, улетучилась очень быстро, что не помешало им провести вместе следующие 55 лет — в качестве друзей, партнеров, соавторов, платонических возлюбленных и так далее. Хичкок, раб привычек, несомненно, не мог даже представить жизнь вне этого брака. Сказать что-то про Альму сложнее — ей, видимо, приходилось непросто, но она неизменно сохраняла хорошую мину. Хичкок, впрочем, никоим образом не был домашним тираном, и в каком то смысле за главного всегда была именно она.
Бывал на съемках у Мурнау, который дал ему несколько бесценных советов.
И не только дома: Ревиль всегда была с Хичкоком и в его кино. Работая с ним над сценариями, просматривая отснятый материал. Он доверял ее суждению, ее глазу и ее слуху. Можно сказать, что ради него она пожертвовала самостоятельной карьерой, другой вопрос — какой. Они умерли почти в один день: не так буквально, как родились — Альма пережила Альфреда на целых два года, — но после нескольких инсультов она уже мало что понимала, и шептала посетителям, что Хич работает в соседней комнате.
Поженились они без лишнего шума в декабре 1926 года. Перед этим Альма, видимо по настоянию Эммы Хичкок, приняла католичество. В медовый месяц они отправились через Париж в Швейцарию, на роскошный горнолыжный курорт Санкт Мориц, куда потом возвращались на годовщины всю жизнь. Санкт Мориц (впоследствии фирменная локация бондианы) мелькает в начале первого «Человека, который слишком много знал», задуманного Хичкоком как раз во время медового месяца. Он был бесконечно далек от горных лыж, но так любил поезда, горы, тоннели. Через пару лет у них родится единственный ребенок, дочь Патриция — она попытается стать актрисой, но без особого успеха, Хичкок всегда будет хорошим отцом, но никогда не будет очень хорошим.
Тогда же, в середине 1920-х, Хичкок дебютировал как полноценный режиссер двумя незначительными фильмами, снятыми на студии в Мюнхене, куда его отправил набираться опыта Майкл Бэлкон. Немецкое кино в немую эпоху процветало, берлинская студия UFA была европейским Голливудом, где работали лучшие мастера. Хичкок бывал на съемках у Мурнау, который дал ему несколько бесценных советов. Он подучил язык, увлекся Гофманом и братьями Гримм, а немецкий экспрессионизм оказал огромное влияние на его творчество, на что недвусмысленно указывает первый же серьезный фильм «Жилец», вышедший в 1927 году.
Мысль о том, что кино — искусство коллективное, его угнетала.
Английское кино, напротив, никуда не годилось, отставая от американского и немецкого и технически, и идеологически, и финансово — до такой степени, что прави тельство даже ввело квоты на прокат отечественных картин (породив огромное количество дешевой халтуры). Хичкок на этом унылом фоне немедленно стал мегазвездой. На «Жильца» выстраивались очереди, у него была прекрасная пресса. Хичкока тут же перекупил (на зарплату в три раза больше) новый мейджор British Internation Pictures, а еще через несколько лет — его конкурент British Gaumont (в лице все того же Бэлкона).
Хичкок покупает загородный дом. Обедает с Голсуорси и Бернардом Шоу. На съемки «Шантажа», еще одного сногсшибательно популярного триллера и первого полностью звукового фильма Британии, заходит герцогиня Йоркская, будущая королева мать. Мир светского гламура Хичкока одновременно и притягивает, и пугает (как и многие другие вещи), но постепенно он осваивается.
Хичкок — первый режиссер, придумавший продавать себя публике, первый, о ком пишут больше, чем об актерах, и вскоре — самый высокооплачиваемый режиссер страны и едва ли не единственный британец в этой профессии, кого люди вообще знают по имени. Он сделал все, чтобы его узнавали: от пресловутых камео до открытых писем в газеты, скандальных интервью и прочей пиар шумихи. Через пару лет он создаст фирму Hitchcock Baker Productions, единственным назначением которой будет промоушн фигуры Хичкока. До конца дней он будет охотно раздавать автографы, терпеливо рисуя на протянутых поверхностях округлый автопортрет.
Регулярно дремал в режиссерском кресле — как кот, сохраняя контроль за ситуацией.
Альфред Хичкок: Мои методы
Дело было не только и не столько в его тщеславии: тут волшебным образом совпали коммерческая идея — режиссер как брэнд, говоря современным языком — и вполне искренний подход Хичкока к своему ремеслу. До «авторской теории» было еще далеко, но Хичкок уже тогда сформулировал ее ключевые положения. Мысль о том, что кино — искусство коллективное, его угнетала: у фильма есть единственный автор, и, владея всеми киношными специальностями, он был убежден, что один знает, как лучше. Главная задача окружающих — по возможности не испортить его блестящую идею.
Приступая к съемкам, Хичкок объявлял (порой приводя актеров в серьезное уныние): ну все, удовольствие закончилось, началась скучная часть. Фильм уже существовал в его голове, тщательно продуманный до малейших деталей, оставалось только его материализовать. На полях хичкоковских сценариев были подробнейшие раскадровки каждой сцены, на площадке он даже не утруждался смотреть в камеру. Более того, регулярно дремал в режиссерском кресле — как кот, сохраняя контроль за ситуацией.
«Контроль» — ключевое понятие для Хичкока, и если в быту или на работе стремление избежать проклятых случайностей, распространить на них свою власть было просто одним из его многочисленных неврозов, то в отношениях с людьми оно принимало довольно уродливые формы. Знаменитое определение актеров как «скота» было, конечно, шуткой — и, конечно, нет. Манипуляция, дрессировка, кнут и пряник были основными методами мастера в работе с артистами. Мужчин актеров Хичкок чаще всего недолюбливал, хотя с некоторыми — Джимми Стюартом, Генри Фондой, Кэри Грантом — у него сохранялись приличные отношения. Но в целом от красивого и зачастую не очень умного мужчины для Хичкока не исходило ничего, кроме угрозы.
С точки зрения сегодняшних норм, многое находилось далеко за пределами допустимого.
Женщины — это, разумеется, отдельная история, о которой написаны целые исследования. Первой настоящей «хичкоковской блондинкой» была Мэдлин Кэрролл, игравшая в «39 ступенях» и «Секретном агенте». За ней последовали Джоан Фонтейн, Ингрид Бергман, Грейс Келли, Вера Майлз, Ким Новак, Джанет Ли, Дорис Дэй, Эва Мэри Сэйнт, Типпи Хедрен и другие. То, что Хичкок всю жизнь заставлял разных актрис играть примерно одну и ту же свою фантазию, его разглагольствования о том, что блондинок приятнее мучить, что возбуждает не агрессивная сексуальность в духе Мэрилин, а ледяная загадка, — все это многократно обсуждено и осуждено: с точки зрения сегодняшних норм, многое находилось далеко за пределами допустимого. Но там есть, конечно, и множество нюансов, складывающихся в болезненный, отталкивающий и в то же время величественный сюжет: как странные, глубоко личные комплексы и одержимости Хичкока каким то образом состыковались с универсальным подсознанием современного человека, как минимум, обладателя пресловутого «мужского взгляда».
Модель поведения Хичкока с актрисами была примерно одинакова — хотя в кого-то (Бергман, Келли) он откровенно влюблялся, в кого-то (Новак, Дэй) откровенно нет, а с Кэрол Ломбард, например, просто дружил (Хичкоки, переехав в Америку, очень сблизились с Ломбард и ее новым мужем Кларком Гейблом, снимали у нее виллу и тяжело пережили ее гибель). Он ухаживал за ними, он шокировал их, он нарочно ставил их в неловкие ситуации, он старался очаровать их и подавить их волю. Он требовал (за редкими исключениями вроде Марлен Дитрих) полного контроля над их гардеробом, причем порой и вне съемочной площадки. Словно играл в куклы — можно представить, насколько это выводило женщин из равновесия.
Игры регулярно кончались слезами, причем его. Хичкок был в ужасе, когда Ингрид Бергман, заведя скандальный роман с Росселлини, «ушла» от него к другому режиссеру. Когда тот же путь проделала Грейс Келли (она ушла к принцу). Когда Вера Майлз, с которой он вел себя безобразно, забеременев от собственного мужа бодибилдера, исполнителя роли Тарзана, отказалась от «Головокружения». Когда ему раз в жизни приглянулась брюнетка — Одри Хепберн, которая ему отказала: отчасти тоже из за беременности, отчасти потому, что в фильме ее героиню насиловали.
Хичкок, в частности, живо интересовался любыми диковинными проявлениями сексуального желания — от гомосексуальности до некрофилии.
Хичкок/Трюффо: «Разве все мы не вуайеры?»
Изнасилование (наравне с убийством) было среди главных хичкоковских фетишей — как удушение, наручники, волосы. Блондинки, в которых мерещилась фальшь, какой то опасный водоворот, влекли и отталкивали Хичкока (и его экранных альтер эго, разумеется), манили своей близостью и недоступностью. Был ли он исключительно невинным фантазером — сложный вопрос. Есть, скажем, случай Джоан Харрисон — голубоглазой блондинки с дипломами Оксфорда и Сорбонны, которая с 1933 года была секретаршей (а потом сценаристкой и продюсером) Хичкока и фактически членом его семьи, сопровождала их с Альмой в путешествиях и жила в соседних квартирах.
Есть некрасивая история с Типпи Хедрен. После смерти Хичкока она рассказала о том, как пожилой режиссер обращался с ней на съемках «Птиц» и «Марни» (параллельно еще обхаживая телеактрису Клэр Грисволд, жену Сиднея Поллака). Хичкок увидел Хедрен в рекламе напитка для похудения (о, ирония), заинтересовался, предложил ей контракт, после чего стал вести себя странно. Устраивал ей пробы в полностью воспроизведенных сценах из «Ребекки» и «Поймать вора» (актриса буквально играла своих предшественниц), говорил ей не только что носить, но и с кем встречаться (а так же что есть), подолгу уединялся с ней, приглашал до мой ее родителей, сконструировал для нее роскошный трейлер с прямым доступом в собственный кабинет и так далее. Тот факт, что она была помолвлена (и уже родила Мелани Гриффит), его не смущал. Дело якобы дошло и до «прямого сексуального предложения» — и мести после отказа. Кто то из свидетелей утверждает, что все это преувеличение и даже ложь, но многие Хедрен поддержали, и в 2012 году об этом сняли телефильм «Девушка» с Сиенной Миллер, теперь эта версия — подозрительно похожая на правду — имеет все шансы стать канонической.
Другой характерной чертой Хичкока была страсть к розыгрышам — иногда невинным, часто рискованным, порой необъяснимо жестоким. Особенно в молодости, когда он только стал богатым и знаменитым — и, возможно, хотел, чтобы окружающие разделили его постоянное чувство неловкости. Был эпизод с сотрудником, который на спор остался ночевать на студии, прикованный наручниками к камере, — перед уходом Хичкок сунул ему бренди со слабительным. Или похожий эпизод с наручниками на площадке «39 ступеней». Замужняя радиоведущая, засыпанная анонимными любовными письмами. Лошадь, присланная вместо цветов в гримерку. Актер, приглашенный на маскарад и оказавшийся на приеме black tie. И так далее. С возрастом Хичкок стал спокойнее, но все равно мог зачем то напоить до беспамятства боровшегося с алкоголизмом Монтгомери Клифта или сделать вид, что перерезает себе горло на собственном дне рождения.
При своем патологическом страхе смерти и нездоровой конституции он вел поразительно беззаботный образ жизни.
Хичкок был не слишком религиозен, но католическое воспитание, очевидно, не прошло даром: ему повсюду виделся грех, порок, за каждым кустом прятался дьявол. В кино он сделал из этого карьеру. В реальности он с восторгом тянулся к этому пороку — как бы оставаясь хорошим мальчиком, но не в силах сопротивляться любопытству. Хичкок, в частности, живо интересовался любыми диковинными проявлениями сексуального желания — от гомосексуальности до некрофилии. При этом, когда ассистент Селзника повел английского гостя в обычный калифорнийский стрип клуб, тот заснул. Во всем, что касалось функций его собственного организма, Хичкок был патологически застенчив — по его словам, в общественном туалете он поднимал ноги и замирал в кабинке, если заходил кто то еще. При этом — или поэтому — он обожал туалетный юмор. У него дома были издающие неподобающий звук подушки. Он нашептывал девушкам самые скабрезные анекдоты. При знакомстве с Джоан Харрисон он зачитал ей знаменитый туалетный фрагмент из «Улисса», следя за ее реакцией. Неудивительно, что табу на демонстрацию и звук унитаза пало именно у Хичкока в «Психо».
Между тем на публике сын лавочника Хичкок культивировал образ буржуазного британского джентльмена, рафинированного и с забавными странностями. Он говорил тихо, тщательно артикулируя, умел быть очаровательным светским собеседником. Называл Альму в третьем лице — «мадам». Он гордился своим винным погребом. У него была коллекция живописи и скульптуры — Хичкок питал особенную слабость к Паулю Клее. Дома принимал в шелковом халате поверх шелковой пижамы. Вне дома неизменно был в черном или темно синем костюме с иголочки — он не снимал его даже на африканской жаре. У него был огромный гардероб, набитый одинаковыми костюмами разных размеров, тщательно пронумерованными. Все они были его — на протяжении жизни Хичкок неоднократно драматически толстел и худел. При небольшом росте, около 170 сантиметров, и непропорционально коротеньких ножках несуразность его фигуры особенно бросалась в глаза (хотя и скрывалась упомянутыми халатами и костюмами). В 25 лет он весил 90 килограммов. В 35 лет — уже 140. В 40 лет — 165. Иногда он сбрасывал вес, но потом быстро набирал. После смерти матери в 1942 году, пребывая в депрессии и, вероятно, мыслях о собственной смертности, Хичкок решительно сел на особенно строгую диету — кофе вместо завтрака и обеда, на ужин салат и маленький стейк, никакого алкоголя — и похудел на треть. Страховавшая его здоровье компания от него отказалась. И он принялся толстеть с новой силой.
В большей степени это было заедание стресса — универсальный ответ Хичкока на все заботы. Как то в детстве, проснувшись поздним вечером, он обнаружил себя в пустой темной квартире — родители задержались на прогулке — и сел за стол. Сбежал из дома поесть во время родов жены. Сидел в ресторане, когда делали срочную операцию Альме. Его вкусы были не особенно изысканными: рыба, пюре, ростбиф — пища из детства. Стейки. Мороженое. В Америку ему еженедельно присылали английский бекон и камбалу. В дальних поездках — еду из Парижа и Нью Йорка. Альма, разумеется, досконально изучила пристрастия мужа — и выбор кухарок всегда был очень важен, а расставания с ними болезненными (сразу после переезда в Америку Хичкок, чтобы удержать кухарку, подарил ей автомобиль). Ему важно было быть сытым. Он всегда ел очень быстро и пил большими глотками.
Кино оставалось в Англии развлечением, делом несерьезным — то ли дело футбол.
Одна из его любимых присказок, прежде чем опрокинуть, скажем, стакан куантро, была в стиле советского алкоголика: «Это не алкоголь, это как лекарство». При своем патологическом страхе смерти и нездоровой конституции он вел поразительно беззаботный образ жизни. Долгое время Хичкок вообще избегал врачей, потом годами отказывался сделать пустяковую операцию на грыже, грозившую тяжелыми последствиями. Он впервые согласился лечь в американскую больницу только ближе к шестидесяти, когда совсем занемог. Происходящее в больнице было расставанием с собственным телом, передачей контроля над ним посторонним людям. Это пугало даже больше, чем физические страдания, а он очень боялся физических страданий.
Детская страсть к географии во взрослом возрасте сделала из Хичкока увлеченного путешественника. В начале 1930 х они с Альмой отправились в затяжную поездку в Африку и Америку, с тех пор Хичкок пользовался любой возможностью увидеть новое (или уже полюбившееся) место и поиграть в туриста. Он мог купить права на книжку только потому, что действие там разворачивалось в интересующем его городе, съездить изучить местность, после чего тут же забыть о проекте. Он обожал гостиницы, где за ним бегали на цыпочках и круглосуточно можно было заказать еду.
Похоронный марш марионеток: Хичкок на малом экране
Роман с родиной продолжался у Хичкока до конца 1930-х — в 1938 году он заключил контракт с Дэвидом Селзником и в феврале 1939-го, продав загородное имение, в компании жены, дочери, кухарки, служанки и двух собак отплыл в Нью Йорк. Тому было множество причин. Как объективных: надвигалась война, английское кино переживало очередной кризис, студии были в долгах (в 1937 году было снято 200 фильмов, в 1938-м — меньше ста). Так и субъективных: и Альму, и Альфреда бесил британский снобизм. Кино оставалось в Англии развлечением, делом несерьезным — то ли дело футбол. Джентльмены в кино не ходят. Хичкока могли носить на руках, но никто не видел в нем художника — ладно бы он еще был немец или француз, но не наш же английский мальчик.
Посмотрев «Фотоувеличение», он пришел в ужас, понял, что отстал от жизни.
Америка сулила другой масштаб. В Америке он поставил свои лучшие фильмы, преумножил славу и сказочно разбогател. Но отношение к нему голливудской системы — снисходительно заинтересованное — в итоге оказалось даже более обидным. Хичкок, несмотря на пять номинаций, так и не получил режиссерский «Оскар»; по свидетельству близких, воспринимал он это весьма болезненно
Краткая история «Кайе дю синема» купить
Англия тоже к нему охладела: общественное мнение не смогло простить ему отсутствия в Лондоне во время бомбардировок. Хичкок, конечно, сотрудничал в войну с британским министерством информации, снимал короткометражки, однажды неохотно доехал до Англии, а Черчилль ценил пропагандистский эффект от работы англичан в Голливуде, но осадок все же остался: в прессе его называли дезертиром, в том числе, например, его друг Бэлкон. После войны Хичкок пытался наладить англо американское кинопроизводство, но затея с Transatlantic Pictures успехом не увенчалась. Простили его слишком поздно: королева сделала Хичкока рыцарем за пару месяцев до его смерти, когда он уже не мог доехать до Лондона. Известным утешением для него на склоне лет, вероятно, служила горячая любовь французов, возникшая еще до лавины почетных званий и наград за выслугу: в середине 1950-х, когда Хичкок снимал во Франции «Поймать вора», с ним познакомился сперва Андре Базен, потом Трюффо, в Cahiers du cinéma обсуждалась его историческая роль — за этим последовала большая ретроспектива в парижской Синематеке, книга Трюффо, орден Почетного легиона и так далее. Но в целом последний отрезок жизни Хичкока с середины 1960-х, после колоссального успеха «Психо» и «Птиц», был довольно невеселым. Его фильмы — «Марни» и «Разорванный занавес» — проваливались один за другим. Телешоу закрыли. Критики писали, что мастер потерял хватку. Хичкок, анонсировавший «золотой период» своей карьеры, оказался — как, впрочем, и многие ветераны в то время — в совершеннейшем рассинхроне с эпохой. Посмотрев «Фотоувеличение», он пришел в ужас, понял, что отстал от жизни. Стал смотреть все новинки подряд, но меняться было уже, конечно, поздновато.
В поисках свежих идей он много читал. Верил, что его запоздалым шедевром еще может стать экранизация пьесы Барри «Мари Роуз», печальной мелодрамы с привидениями, которой Хичкок грезил с молодости, но этот проект так и остался мечтой. Финальная пара фильмов — неприятное, откровенно мизантропическое «Безумие» и комедийный «Семейный заговор» — пользовались успехом, хотя Хичкок уже снимал в своих фирменных жанрах почти на автомате. Долгое время он еще делал вид, что готовит новую картину, вел переговоры со сценаристами, ходил в офис, хотя всем было понятно, что ему уже не хватит сил на съемки. Альма была плоха — сидела перед телевизором и ругала нянь. А Хичкок превратился в отшельника и жаловался, что его все предали. Он нанял стенографистку — вскоре та бежала в слезах. В мае 1979 года Хичкок закрыл офис, уволив без обещанных пособий своих ближайших сподвижников. Прошел еще год, прежде чем все закончилось ровно так, как он боялся.
