«Хардкор»: Американская мечта от первого лица
Хардкор. Реж. Илья Найшуллер, 2015
Кого утро встречает рассветом, а кого — люминесцентным светом.
Главный герой Генри прочухивается то ли в операционной, то ли в прозекторской (вскоре выясняется, что по функционалу это нечто среднее). Про вчерашнее он по мужскому обыкновению ничего не помнит, всё болит, чувствует себя разобранным, и это не метафора: не хватает ноги и руки. Зато есть незнакомая блондинка, которая с успокаивающей домохозяйской уверенностью, будто кроля фарширует, приторачивает герою новые конечности, нанизывает обручальное колечко, представляется женой Эстель и рассказывает, что было-то. Мужской кошмар усугубляется тем, что сам Генри, лишившийся с рукой и ногой также и речевого аппарата, слова в ответ на красноречие подруги молвить не может. Оказывается, вчера герой, элитный военнослужащий, был dead, а сегодня нет. Его труп превращен в биоробота, благодаря волшебным технологиям некого Акана, чьи мотивы, как и положено, темны, а поступки противоречивы (у картины много достоинств, но сюжетная внятность — не про «Хардкор»). Героя ждут Москва, беготня за Эстель, Аканом и короткие встречи с множеством прекрасных людей и нелюдей. Почти всех из них он убьет.
Выход «Хардкора» демонстрирует, что чудеса случаются, и вообще укрепляет веру как в культурно-геополитические перспективы русской жизни (способной изумить мир и самое себя не только кострами из книг), так и в человечество. По крайней мере, в отдельных его представителей, а именно в Тимура Бекмамбетова, часть той кинематографической силы, что вечно продюсирует сусально-сомнительное благо в виде «Ёлок», но при этом питает творческий интерес к бодрому, талантливому, злому. В «Ёлках» сирота-фантазер, благодаря теории шести рукопожатий, надиктовывает президенту тезисы новогодней речи, а россияне, посмотрев мимимишный ролик, становятся онлайн-шаферами на счастливой собачьей свадьбе. История создания «Хардкора» (где добро и зло вынесены за титры, а количество трупов на экранную минуту заставляет приподнять бровь и видавшего виды ценителя) — примерно те же «Ёлки», под управлением того же Тимура Нурухаитовича, только воспроизведенные в жизни.
В 2013-м Бекмамбетов стал одним из десятков миллионов пользователей, увидевших клип Bad Motherfucker московской группы Biting Elbows, снятый ее лидером Ильей Найшуллером в манере шутера от первого лица. Бекмамбетов написал автору в социальной сети и предложил разогнать шутер-шутку до полного метра. Автор, покочевряжившись, согласился. За два года съемок картина приросла осязаемым по российским меркам бюджетом, богатым саундтреком (от Queen и The Stranglers до Девендры Банхарта и The Drums), а также интернациональным составом звезд. В сентябре 2014-го на фестивале в Торонто «Хардкор» получил приз от публики и теплый прием у критики. Спустя день после российской премьеры, картина стартовала в прокате по всему миру. «Ёлки» натюрель.
Заверения авторов касательно жанровой революционности «Хардкора» — если и преувеличение, то допустимое. Эпилептическая манера съемки ручной камерой (в данном случае использована крепящаяся на голову GoPro) за последние десятилетия успела стать местом прискорбно общего пользования. Прием «от первого лица» встречается, навскидку, в «Странных днях» Бигелоу, «Робокопе», «Входе в пустоту» и балабановской «Войне». Тот же Бекмабетов ранее спродюсировал добротный триллер «Убрать из друзей», визуально выдержанный в сиротской эстетике компьютерного «рабочего стола». Наконец, в 2014-м германские кинематографисты отметились фильмом под названием, собственно, «Шутер от первого лица», который, как и «Хардкор», имитирует «стрелялку» (и тоже, кстати, своего рода нуар). Впрочем, сделанный одновременно обстоятельно и халтурно, регулярно зависающий и малокровный «Шутер» настолько плох, что его можно упомянуть разве на правах анекдота-артефакта — по сравнению с «Хардкором», это как «Вольфенштайн» рядом с каким-нибудь новомодным Battlefield.
Хардкор. Реж. Илья Найшуллер, 2015
Ближайший аналог фильма Найшуллера по степени разреженного безумия — «Адреналин» Невелдайна и Тейлора. Но это наш адреналин. «Хардкор» — экскурсия по Москве, стремительная (как бы доводящая до абсурда давний и ложный тезис, что в столице все вечно куда-то спешат, о душе подумать некогда), электро-судорожная (от высотки на Котельнической через Андреевский мост напрямик к РАН) и в то же время ностальгическая, как «Покровские ворота». Цветет разврат в лубянских борделях и торговля шапками ценного меха в подземных переходах, не чающих грядущей гулкой пустоты. Собачка волочет ошметок чьей-то руки по Старому Арбату — живому, шумному, еще не стерилизованному в рамках зачистки от незаконных ларечных формирований. Хорошо-то как. «Хардкор» — мгновенный портрет-шарж московского населения, выполненный, как работы советского нонконформиста Анатолия Зверева, едва намеченным пунктиром, привольным штрихом, кляксой-другой, спитым чаем, ваксой и сигаретным пеплом — но при этом точный. В кадр вваливаются то исключительно аутентичные полицейские, то, с охами и предложением вызвать скорую, сердобольные студентки и старушки, которые и не подозревают, что это у героев не беспредел, а компьютерная игра происходит. Персонажи второго и третьего плана узнаваемы: Кирилл Серебренников в танке, Даша Чаруша в публичном доме, Сергея Шнурова из кадра за нос пассатижами вытаскивают.
Акан — незрячий маньяк с функциями гидравлической пушки и сверхспособностями к телекинезу, холеный блондин в пронзительно пенсионерском плащике; главный положительный герой нашего кино Данила Козловский с видимым наслаждением теряет лицо — причем ближе к финалу и чисто технически. А самый яркий брюлик в картине — Шарлто Копли из «Района № 9». Традиционно участие в российско-американской копродукции для зарубежных актеров (звезда формата — Майкл Мэдсен) — отмеренный по секундам необременительный позор. Для Копли выход в «Хардкоре» — роль если не самая сильная, то точно самая разноплановая в карьере. Не слишком, как представлялось, харизматичный артист получает, будто клуша в «Модном приговоре», гардероб из десятка образов — от ученого-калеки до хиппи- экстремиста. Регулярно умирает, возрождается, поет, пляшет и в редкий миг затишья гениально поводит глазами: знакомый всякому геймеру блуждающий взгляд компьютерного напарника в тот неловкий момент, когда вы дольше положенного тупите над кодовым замком.
Совсем плох или совсем хорош новый русский фильм? Хлюпающий внутренностями, хрустящий костьми, лязгающий гусеницами, тряский и броский «Хардкор» — где, как практически во всяком образце импортозамещения, будь то говядина или смартфон, ключевое слово по-прежнему импорт (постпродакшн делался в США) — дарит, ни много, ни мало, надежду. Чувство, в отличие от безнадеги, зыбкое, хрупкое, почти всегда беременное будущим разочарованием. Но в любом случае спасибо, что зашел.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса