Наталья Шарапова
Наталья Шарапова

Разговор о кино подчас важнее самого кино


Ульрих Грегор. Фото: Александр Низовский

— Вся ваша жизнь неразрывно связана с кино и просветительской деятельностью. Как вас угораздило?

— Просто я любопытный. Рос в послевоенной Германии. В месте, куда после 1945 года хлынула неизвестная культура и история. Нас оглушил мир. Немцы открыли для себя чужой кинематограф, американские фильмы (скажем, Чаплинa), итальянский неореализм. А последнее ведь, например, представляет собой нечто большее, чем направление в кино — это слом мировоззрения, прорыв в культуре, событие, после которого изменилось восприятие мира, способ диалога искусства с реальностью. Мне хотелось тогда посмотреть все итальянские фильмы, и я поехал в Париж, поступил в университет, чтобы ходить в знаменитую французскую Синематеку и смотреть кино. Вернувшись в Германию, я вознамерился стать журналистом, начал работать в газете. Но потом в Берлинском университете я нашёл кинообщество, стал ходить туда на занятия, организовывал дискуссии и показы. Тут произошел знаменитый уже теперь кризис Берлинского фестиваля, и меня буквально призвали его спасти.

— А почему организаторы Берлинале обратились именно к вам?

— К тому моменту мы уже создали наш кинотеатр — «Арсенал». Это случилось в 1970 году. Название позаимствовали у фильма Александра Довженко. Для кино того времени это была очень ёмкая метафора: оно воспринималось, как оружие, а арсенал — место хранения оружия, это слово было подходящим для киноархива названием. Мы не учли, правда, что есть ещё футбольный клуб «Арсенал», который потом будет угрожать нам судебными разбирательствами и требовать сменить название.

Я думаю, фестиваль обратился к нам, так как к этому моменту мы уже были чем-то вроде альтернативы основному конкурсу Берлинале. Собирали очень много специальных программ. В 1970-м Берлин стал центром сильных студенческих волнений, в воздухе висело слово «бунт». В тот год на фестивале показали критикующий вьетнамскую войну немецкий фильм «О. К.» Михаэля Верховена. Картина рассказывала о неких военных преступлениях. Несмотря на сильный баварский акцент американских военных, было совершенно очевидно, что сюжет основан на резне в Сонгми. В конкурсную программу фильм включен не был, но слух о его антиамериканском пафосе распространился достаточно быстро. Пресса и жюри поделились на два враждующих лагеря, кинозалы пустовали, а залы для пресс-конференций были забиты до отказа.

— И организаторы фестиваля пришли к вам что спасать кино?

— Именно так. В один прекрасный день к нам пришла делегация, которая спросила, не хотим ли мы под свою ответственность начать в рамках Берлинского фестиваля показывать фильмы. Нам пообещали полную свободу в формировании программы и бюджет. Единственным условием было соблюдение принципа дружбы народов. Нас даже попросили вписать это правило в устав, что нас несколько удивило, потому что мы совершенно не собирались этой дружбе как-то препятствовать. Через несколько месяцев подготовки в 1971 году мы сделали первую программу. Это было очень просто, так как к этому моменту скопилось множество фильмов, которые годами не вписывались в программы других фестивалей по форматным причинам. А нам они подошли.

Ульрих Грегор. Фото: Александр Низовский

— А как происходит отбор фильмов для программы?

— Мы подолгу путешествуем в поисках фильмов, иногда предпринимаем даже какие-то специальные поездки, чтобы достать какой-то определённый фильм, многие вещи узнаём через друзей, из газет, журналов. Иногда мы находим совсем неизвестные фильмы: что-то нам присылали на кассетах в последний момент, непонятно откуда. Помогают и местные киноорганизации. Степень их эффективности варьируется от страны к стране, конечно. В Японии, например, они очень эффективно работают. Другой прекрасный пример — Канада. Они вообще всю подготовку и логистику берут на себя. В некоторых странах приходится прикладывать больше усилий, в некоторые надо ездить.

Сейчас из-за DVD для режиссёров всё стало легче, а для нас тяжелее. Мы получаем невозможное количество заявок. Вчера фильм был на компьютере в Филлипинах, сегодня он уже у нас в офисе на столе. Современная проблема не в том, где искать, а в том, по какому принципу отсеивать.

— Показ каких фильмов, вы бы назвали своим достижением?

— Мы первым показали фильмы Тео Ангелопулоса, ещё в те времена, когда в Греции была диктатура. Приходили люди и говорили: боже, как вы можете поддерживать эту ужасную страну, показывать их кино? А мы пытались объяснять, что идентифицировать государство и художника, это, по меньшей мере, безумие.

Другой пример — это «Шоа» Клода Ланцмана. Все боялись показа этого фильма в Германии. Но он был воспринят с большим достоинством. Мы были ужасно этим горды. Зрители писали Ланцману письма, и мне кажется, этот фильм что-то изменил в сознании народа. Мы могли бы привести множество других примеров, но, мне кажется, «Шоа» был нашим самым большим открытием.

Ещё, помню, однажды к нам пришла кассета из Филипин. Фильм назывался «Надушенный кошмар» и был снят никем тогда не известным Кидлатом Тахимиком. Он позвонил нам, когда программа была уже давно укомплектована. Я был готов ему отказать, но моя жена, Эрика, сказала, что фильм человека с таким магическим голосом надо обязательно посмотреть. Так он попал в программу, став в тот год одним из главных её украшений. Слегка сюрреалистичный, ироничный фильм о Филлипинах, их культуре, отношении к Западу. Потом Тахимик работал с Херцогом, да и филиппинское кино со временем стало гораздо доступнее для зрителей.

Что касается России, то, можно сказать, мы открыли для Европы Сокурова: у нас он впервые смог показать «Одинокий голос человека» — свой первый игровой фильм.

— Берлинале один из самых политизированных кино фестивалей в мире. Это исходит из ваших убеждений о соотношении этики эстетики?

— Не могу ручаться за весь Берлинский фестиваль, а вот Форум возник в 1971 году. Это был очередной период кинематографической наивности, когда казалось, что истоки кино и революции очень близки, когда чудилось, что кинематограф может преобразовать мир, вмешаться в мировую политику. Я не могу сказать при этом ,что мы намеренно концентрировались на политическом в ущерб эстетическому. Мы искали действительно хорошее кино, в первую очередь состоявшееся по законам искусства. Но мне кажется, в воздухе слишком пахло политикой, чтобы не обращать на неё внимания.

Другое дело, что политические передряги часто вызывают всплеск в художественной жизни: не только в кино, но в литературе, театре… Как, например, в России двадцатых годов. Сейчас в произведениях того времени гораздо важнее кажется не актуальность содержания, а революция формы.

Мне сложно сказать, почему сегодня Берлинский фестиваль столь четко ассоциируется с политическим аспектом. Может быть сама история города ставит во главу угла политическое.

Ульрих Грегор. Фото: Александр Низовский

— Насколько я знаю, вы сами уже отошли от Форума?

— Да, для меня Белинале — завершённая история: я не занимаюсь Форумом с 2003 года. После двадцати трёх лет надо было остановиться. Ещё другая причина в том, что в семидесятые, восьмидесятые и даже девяностые годы мы жили по другим правилам. Официальная программа и программа Форума очень сильно отличались. Между нами временами была сильная вражда, но, для кино и для зрителя, это было хорошо, потому что в результате фильмы были очень разные; и вынужденное соревнование заставляло двигаться дальше. Теперь, когда официальную программу возглавил наш очень левый друг, Дитер Косслик, делать Форум стало, на мой взгляд, невыносимо трудно. Царит такая пугающая атмосфера дружбы…

— Вам кажется, что наличие врага благотворно влияет на культуру?

— Да, мне так кажется: возьмем, к примеру, Испанию или Грецию, страны, только избавившиеся от диктатуры. В присутствие тоталитарного режима был пафос противостояния, и они делали очень хорошие фильмы, тонкие, говорящие между строк. С исчезновением диктатуры жить стало легче, а снимать как будто не о чем…

— Вы заметная фигура не только в фестивальном движении, но и в сфере образования. Как выглядит обучение кино в Германии?

— Кинообразование в Германии на мой взгляд устроено довольно странно, у нас на этот счёт в последнее время было много разговоров, а недавно даже прошла пятидневная конференция. Во Франции, например, киноискусство и история кино преподаются в школе. Автоматически возникает другой киноклимат. Именно поэтому на Форуме с самого начала такое внимание отводилось дискуссиям о кино. Не встать из уютного кресла и побежать в повседневный мир с приятно амнезийным ощущением отключки, а как-то закрепить в голове этот иллюзорный опыт, впечатления от кино, размышления о нём. Мы поднимали на сцену стол и стулья, и вели дискуссии хотя бы полчаса. В этом состояло введенное Форумом новшество. Я даже рискну сказать, что разговор о кино подчас важнее самого кино.

— То есть вам кажется, что у фестиваля есть просветительские обязательства?

— Несомненно. Мне кажется, это одна из задач фестиваля, то, что его отличает от обычной системы проката. Для каждого фильма мы печатали буклеты с исчерпывающей информацией: интервью, статьи, подходящие исторические очерки, которые могли найти. До нас о фильме можно было в лучшем случае узнать пару параграфов из огромного каталога Берлинале. А мы старались дать зрителю максимум. Сейчас, читая старые каталоги, я понимаю, что мы не только показывали зрителю необычные фильмы, но и опубликовали много интересных киноведческих работ.

Ульрих Грегор. Фото: Александр Низовский

— И всё же, возвращаясь к обучению кинематографистов: можно ли научить профессии режиссёра? И нужно ли это делать? Тот же Годар, например, просто взял камеру и начал снимать…

— Образование несомненно необходимо. Но вот формулы идеального образования, увы нет. Вечный вопрос: на что делать акценты, учить ли больше технике, истории или эстетике? Ведь нет гарантии, что просмотревший весь объём мирового авангарда режиссёр станет экспериментатором? Я сам преподавал в университете со смешанными чувствами из инфантильности наших студентов. По крайней мере в Германии студенты хотят, чтобы с ними постоянно сидели, обсуждали, сопровождали во всех возможных монтажных решениях. Им нужна нянька. А иногда молодые режиссёры просто не хотят учиться, считая, что сами всё знают. Правда же заключается в том, что далеко не все из них Годары…

— В России образование ещё с двадцатых годов построено на системе мастерских…

— Да я слышал про ВГИКовскую систему… но у нас такого нет, так что не знаю: хорошо это или плохо. Очевидной проблемой здесь кажется то, что активно работающий режиссёр не имеет возможности уделять студенту достаточное количество времени. А режиссёр, который только преподает, теряет связь с профессией.

— А как построено обучение в Германии?

— У нас много киношкол: в одном Берлине две школы. Одна из них — DFFB — существует в западном Берлине с 1966 года. Изначально там делался акцент на политическое документальное кино, но потом на первый план вышли драмы и особо упирать начали на сценарное мастерство. Там до второго курса изучают общие предметы, потом идёт специализация на разных аспектах кинопроцесса.

Другая школа называется Бабельсберг (бывшая гэдээровская школа). Она базируется недалеко от знаменитой студии Бабельсберг, отметившейся в истории кино «Метрополисом» Фрица Ланга и «Триумфом воли» Рифеншталь, а теперь ещё и «Бесславными ублюдками» Тарантино. Есть ещё Берлинский Университет Искусств, в котором тоже кинофакультет; в Мюнхене и Кёльне есть хорошие киношколы. Некоторые из них структурированы, как DFFB, в некоторых, как в Берлинском Университете Искусств, делают мастер-классы с известными режиссёрами. Там, к примеру, преподавал Бела Тарр.

Ульрих Грегор. Фото: Александр Низовский

— Чем вы занимаетесь сейчас?

— Сейчас нас больше всего интересует собственная история. В «Арсенале» накопилось большое количество фильмов, о которых знаем только мы. Хочется о них писать. У нас есть программа «Живой архив», когда мы приглашаем известных историков, режиссёров, кинокритиков посмотреть наш архив, выбрать оттуда какие-то понравившиеся неизвестные работы и на их основе сделать новый проект или просто хотя бы написать статью.

— Вы всё время говорите «мы»…

— Подразумевая свою жену, кинокритика Эрику Грегор. Весь путь мы прошли вместе: вместе составляли программы Берлинского форума, преподавали, даже писали вместе, редактировали тексты друг друга. Это большое счастье.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить