Лица стёрты, краски тусклы


Дитер Косслик возглавил Берлинский кинофестиваль в мае 2001-го года. Именно с его приходом многие журналисты связывают то, что Берлинале стал площадкой для политического и социального кинематографа. В подтверждение этой версии говорят и обстоятельства биографии Косслика (в университете изучал политику, затем работал спичрайтером), и имена фестивальных победителей последних лет. Если до прихода нового директора с «Золотым медведем» из Берлина уезжали Пол Томас Андерсон, Терренс Малик и Милош Форман, то сейчас их место заняли авторы звучных политических высказываний («Элитный отряд» про будни борцов с наркоторговлей, «Молоко скорби» о насилии в Перу, «В этом мире» об Афганистане).

Дитер Косслик (фотография Александра Низовского)

Константин Шавловский: Первого мая 2001-го года вы возглавили Берлинский кинофестиваль. То есть в следующем году будет десять лет, как вы работаете на этом посту. Если оглянуться назад: какие из задач, которые вы перед собой ставили, получилось выполнить, а какие нет?

Дитер Косслик: Когда десять лет назад я стал директором фестиваля, я, конечно же, поставил перед собой конкретные цели. Одной из задач была попытка более полно представить немецкое кино на Берлинале. Для этого мы придумали новую секцию — «Перспектива немецкого кино» (Perspektive Deutsches Kino). Вторым важным пунктом для меня было возвращение на фестиваль молодёжи. Фестивалю исполнилось шестьдесят лет, он стал очень солидным, и это хорошо — но нельзя было допустить, чтобы он «устарел» — в прямом смысле слова. Я считаю, что берлинский Talent Campus стал одной из наших самых удачных инициатив за эти годы. Почти три с половиной тысячи человек из ста тридцати трёх стран — режиссёры, операторы, актёры — прошли эту программу. И, наконец, третьей задачей стало укрепление нашего кинорынка. Дело в том, что American Film Market (AFM) переместился с весны на осень, и я решил воспользоваться этим шансом. Нам это удалось. Могу сказать, что на данный момент есть три самых крупных рынка — это Каннский, AFM и наш, в феврале в Берлине.

Константин Шавловский: А из задач, которые хотелось бы выполнить, но не смогли — есть такие?

Дитер Косслик: Нет [пауза]. Я назвал три самые крупные вещи. Помимо них, у нас много чего ещё получилось сделать за эти годы. Я привел на фестиваль Co-Production Market, у нас работает World Cinema Fund — программа, которая поддерживает мировое кино (например, победителя Канн этого года «Дядюшку Бунми, который помнит прошлые жизни»). Также мы уделяем много внимания междисциплинарным программам: например, работаем в тесном контакте с Франкфуртской книжной ярмаркой. У нас даже есть кулинарная программа!

Кадр из фильма В этом мире (2002)

Борис Нелепо: Есть такое мнение, что Берлинале — самый политически ангажированный фестиваль в мире с фокусом, прежде всего, на социальное кино. Что вы думаете о такой репутации?

Дитер Косслик: Думаю, что это хорошая репутация. Мне нравится [смеётся]. На самом деле, когда я пришёл, Берлинале уже был «политическим кинофестивалем». Он родился в 1951-м году, уже в разгаре холодной войны. В сущности, сорок лет Берлинский кинофестиваль был тем местом, где можно было увидеть советские фильмы, запрещённые картины из Китая или из Восточной Европы. Пока мир не изменился в 1989-м году. До этого времени политический контекст всегда ощущался в программах фестиваля. В 2002-м году прошёл первый фестиваль под моим руководством. Я человек скорее левых взглядов, я учился в университете в 1968-м году. Можно сказать, что я пришёл в кино из политики. И моей задачей, в частности, был поиск новой темы, нового тренда. А в 2002-м году, если мы сейчас оглянемся назад, их было предостаточно: война в Ираке, лагеря в Гуантанамо, нарушения прав человека, пытки людей по всему миру, трудовая эксплуатация… Всё это актуально и сегодня, спустя почти десять лет. Фильмы на эти темы существовали тогда и продолжают появляться сегодня — такие, например, как «В этом мире» (In This World) Майкла Уинтерботтома, получивший «Золотого медведя» в 2003-м году.

Меня, конечно, критиковали, упрекали в том, что меня не волнует качество фильмов, в расчёт принимается только их политический аспект. Ну, это критики, что ж… Могу только сказать, что есть и противоположное мнение.

Борис Нелепо: Интересно, что вы назвали Уинтерботтома. Он ведь завсегдатай вашего конкурса, можно вспомнить ещё «Дорогу на Гуантанамо» (The Road to Guantanamo).

Дитер Косслик: Да, она была у нас в конкурсе. И я горжусь тем, что вместе с режиссёром трое бывших узников Гуантанамо вышли на красную дорожку в Берлине. Мы тогда наделали много шума, и это сработало — мне кажется, это дало мощный толчок развитию темы, это настроило людей перед просмотром фильма. Возвращаясь к вашему предыдущему вопросу — конечно, фестиваль не должен быть только политическим. Нельзя забывать старых мастеров, нужно открывать новые имена и так далее. Скажем, у нас появилась программа Forum Expanded, где уже пять лет демонстрируется экспериментальное кино. Но по мне фестиваль — не просто площадка для просмотра интересных фильмов, это очень мощный инструмент влияния, поэтому мы можем и должны делать в том числе и политические заявления. Мы не можем позволить себе быть «просто кинофестивалем».

Дитер Косслик (фотография Александра Низовского)

Борис Нелепо: А вы можете назвать фильмы или режиссёров, которые наилучшим образом выражают дух Берлинале, каким Вы его себе представлете?

Дитер Косслик: В этом политическом аспекте? Масса примеров. Скажем, документальный фильм «Стандартная процедура» (Standard Operating Procedure) Эррола Морриса, сделанный по фотографиям пыток в иракских тюрьмах. Многим не понравилась эта картина, большинство критиков ее не приняло.

«Элитный отряд» (Tropa de Elite) Жозе Падильи [победитель 2008-го года]. И не будем забывать о немецком кинематографе, наши авторы очень много размышляют о немецкой истории. Показательна лента «Последние дни Софи Шолль» (Sophie Scholl — Die letzten Tage) — о студентах, которые пытаются противостоять нацистам.

«Солнце» Сокурова — для меня тоже политический фильм, ведь это часть его «тетралогии власти». Это размышления великого художника о том, кто были эти люди, сотворившие самые жуткие вещи в мире.

Константин Шавловский: А раз зашла речь о «Солнце» Сокурова… Есть такое мнение, что отбор в конкурс фестиваля осуществляют одни люди, а вот жюри уже отбирается по принципу звёздности. Получается, что фестиваль задает своим отбором высокую планку, а решения членов жюри оказываются не всегда компетентными и вызывают разочарование у синефильского сообщества.

Дитер Косслик: Пока существует независимое жюри, никто не сможет предугадать, каким будет его решение. Сложно сказать, что тогда произошло. Я считаю ленту Александра Николаевича Сокурова выдающейся художественной работой. Но я никогда не влияю на решения жюри. Если вынести этот эпизод за скобки, то за десять лет моей работы решения жюри по большей части оказывались хорошими. В этом году, например, выиграл достаточно скромный турецкий фильм «Мёд» (Bal). Или картина «Молоко скорби» (La Teta Asustada), победившая в прошлом году. Подумайте, до этой картины мало кто в мире вообще знал об этой чудовищной перуанской истории. Поэтому если вы меня спросите про все эти годы, то я скажу, что удовлетворен нашими наградами. Но, повторюсь, влиять на решения жюри ни я, ни кто-либо другой не может. Единственная доступная мне манипуляция — это выбор членов жюри [улыбается].

Кадр из фильма Элитный отряд (2007)

Борис Нелепо: Недавно я беседовал с художественным руководителем Локарно Оливье Пером. Он считает, что ситуация в кинематографе радикально изменилась, и появилось целое поколение режиссёров без зрителей. Но если вернуться к разговору о кино как политическом высказывании, то оно, несомненно, требует зрителя.

Дитер Косслик: Да, я бы хотел развить мысль господина Пера и добавить, что появилось новое поколение фестивалей, у которых нет зрителей [улыбается]. Если серьёзно, то я не согласен с Пером. Обязанность фестиваля — показывать хорошее авторское кино. Если коммерческие картины ещё имеют шанс попасть в кинотеатры и найти зрителя, то для артхаусного фильма это гораздо труднее. Не потому что он плох, просто для него меньше места. Когда на горизонте появляется «Аватар», все места оказываются заняты. Я понимаю, что хочет сказать Оливье Пер. Но я был бы очень осторожен с такими высказываниями — действительно, есть молодые режиссёры, которые работают в более сложной эстетике и потому им труднее заполучить зрителя. Но это происходит не первый день, а без малого сто двадцать лет. Нужно думать в других масштабах… Ведь даже очень-очень сложные режиссёры, вроде Вернера Херцога, в конечном счёте достигают большего, чем массовый релиз. Я надеюсь, что у Пера получится сделать хороший фестиваль в Локарно. В этом году он потерял восемь тысяч зрителей. Но я его не критикую, у него получилась очень хорошая программа.

Константин Шавловский: С 2001-го по 2011-й — это целое десятилетие, мы привыкли ими мыслить. И, наверное, сегодня это самое неопределённое в смысле тенденций время. Вы можете назвать важные для вас тенденции, которые, возможно, открыл Берлин? Что такое кино нулевых для вас?

Дитер Косслик: Если говорить о кинематографе, то появляется всё больше и больше фильмов, которые отражают реальную политическую ситуацию в мире. И это хорошо. Раньше такого не было, как мне кажется. Давайте подумаем, что происходит в мире? Последние десять лет стали очень плохим временем для обычных людей. Капитализм достиг того уровня, когда каждый может увидеть, что рыночная система абсолютно фальшива. После мирового кризиса Америка оказалась в положении слабого. США больше не важны. Но есть страны с более устойчивыми позициями — Китай, Россия, арабские страны. Другая штука заключается в том, что это годы обострения локальных войн. И часто эти войны ведутся просто потому, что у них есть экономическое обоснования, есть прямая заинтересованность определённых сил, чтобы где-то в Африке люди убивали друг друга. Всё больше людей голодает, а крупные производители продовольствия утверждают, что они производят не еду, а прибыль. Это большая и важная тема, возникшая в последние десять лет. А есть ещё глобальное потепление, глобальное затемнение, изменение климата. Люди хотят остановить это. В кино отражается так или иначе всё, чем люди занимаются и о чём они думают. Конечно, нет точных временных рамок, связанных с десятилетием. Нельзя сказать, что это недавний тренд. К слову, как бы иронично это не звучало, но в некотором роде одним из самых авторских фильмов стал «Аватар». Самая коммерчески успешная картина в киноистории в то же время стала художественным высказыванием. И это ведь тоже о чём-то говорит.

Дитер Косслик (фотография Александра Низовского)

Борис Нелепо: Политическое кино — это не только горячая, актуальная тема. Здесь ведь возникает ещё и вопрос формы. Например, Годар в свой маоистский период создал «Группу Дзига Вертов», в рамках которой пытался снимать кино по-новому, изобрести новую форму.

Дитер Косслик: Я согласен с вами. Политическое кино не должно напрямую обращаться к горячим политическим темам. Для этого существует документалистика или телевидение. Задача кинематографа — находить форму и новые способы снимать кино… На самом деле, за последнее десятилетие, к сожалению, ничего подобного не произошло. Единственная вещь, которая, действительно, случилась — так это появление новых цифровых технологий, которые, возможно, приведут к возникновению нового кинематографа. Мы это замечаем, поскольку сейчас у нас столько заявок на участие в фестивале, сколько не было никогда за всю его историю. Если бы мы принимали картины только на плёнке, то у нас бы осталась, наверное, треть того, что мы имеем сейчас. Технология сделала людей свободными. Они могут быстрее работать и снимать там, где раньше это было невозможно из-за большой съёмочной группы и громоздкого оборудования. А теперь у вас есть маленькая цифровая камера, и вы просто снимаете свой фильм. Но всё это касается новых цифровых технологий, которые за десять лет стремительно развивались и вошли в наш обиход. Если же говорить в целом о состоянии киноискусства — где мы сейчас? Мы немного потеряны. Никто на самом деле не знает, куда движется кинематограф, у него больше нет таких «паровозов», каким был в шестидесятые тот же Годар. Какие-то люди хотят только зарабатывать деньги, поэтому у фильмов раздуваются бюджеты. Другие пытаются работать со скромным финансированием. Возьмите, например, картины, номинированные на премию Европейской киноакадемии. Ведь они весьма дешёвые в сравнении с коммерческими картинами. Таким образом, все пытаются снять успешный фильм — либо в коммерческом, либо в художественном плане. Так было всегда, на протяжении всей истории кинематографа. Главный тренд нулевых — в том, что у нас нет никакого тренда.

Кадр из фильма Дорога на Гуантанамо (2006)


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: