Рецензии

«Большой» и маленькие


Впервые со времен «Броненосца «Потемкина» в стенах Большого театра состоялся кинопоказ: фильм, названный в честь театра, рассказывает о пути двух юных балерин к главной сцене. У одной всё — техника, красота, упорство и призвание, у другой — ничего, кроме искры и ауры предначертанности. У одной стабильность, у другой — полет. История их дружбы и соперничества должна приоткрыть одну из самых закрытых и самодостаточных вселенных — в мир русского балета, сосредоточенный на пятачке конкретного здания на Театральной площади. Открылся этот мир или нет, есть ли ощущение, что нам позволили взглянуть на него из-за кулис — это, наверное, главный вопрос после просмотра, пусть даже смотреть придется не на исторической сцене, а прозаично, в кинотеатре.

Говоря об этом «подглядывании» недоступного мира, хочется вспомнить, как в 2008 году мюзикл Валерия Тодоровского «Стиляги», объединивший сильно приукрашенную контркультуру 1950-х с музыкой контркультуры 1980-х, запустил повальную моду на советский винтаж: студенческие вечеринки с буги-вуги, паблики с продажей бабушкиных шмоток, юбки-солнцеклеш по выкройкам и тонны отчаянно красной помады. Мода эта базировалась не на реальном образе московских стиляг середины века — а на его поэтической интерпретации в фильме: в противопоставлении серенькому советскому обществу яркость в одежде, поведении, песнях и танцах была выкручена на максимум. Это историческая ложь, но художественная правда. Подкрепленная реальными музыкальными высказываниями — пусть тоже адаптированными дальше некуда, — она ненадолго вернула обществу то, что когда-то ему принадлежало, зажгла тень давно потухшего огня, заразила очаровательной болезнью чьей-то чужой юности. Дала подглядеть некую субкультуру, которой по сути никогда и не было.

«Большой». Реж. Валерий Тодоровский. 2017

В новом «Большом» перед нами, пусть более элитарная, но тоже субкультура, и тоже молодежная (молодость — вообще излюбленная среда для Тодоровского, ее дыхание сочетается с легким и ясным режиссерским стилем). Будни балетной школы, муштра, байки о прыжке через пропасть и потере девственности в гран батмане, жесткий язык закрытого женского мира. Городские легенды о стеклах в пуантах кажутся шуточками для туристов, когда диетолог академии — мрачная постсоветская номенклатура в белом халате — просит определиться с ролями для выпускного спектакля: «Мне все равно, мне-то надо диету рассчитывать, ну давайте будем двух девочек убивать». Девиантная суровость балетного житья-бытья, поделенная на ежедневный быт и удивительную неубиваемость юности, создает слегка комичный и вполне правдоподобный образ (и этим напоминает цеховой ностальгический юмор «Оттепели»). А блестящие актерские работы Алисы Фрейндлих и Валентины Теличкиной добавляют не правдоподобия даже, а настоящей жизни. Но элементы балетного фольклора, вписанные в сценарий, оговорчивая речь Фрейндлих и улыбчивый ужас Теличкиной (актриса сравнивает свою героиню с медсестрой из «Полета над гнездом кукушки»), — это самое живое, молодое и про балет, что есть в фильме. Вся же прекрасная юность в пачках, эти белые и черные лебеди в бинтах и ссадинах, эти реальные молодые балерины, на которых потрачены годы и месяцы кастинга, — они не танцуют. И не только в переносном смысле — мол, в их речи, взгляде и дыхании нет сложной хореографии художественной правды, но и в прямом: здесь очень мало танца. Что, мягко говоря, странно.

Тодоровский называет «Большой» попыткой снять «фильм-роман» — и это, конечно, роман воспитания, coming-of-age drama. Здесь есть и жалостливая оливертвистовская предыстория, и ощущение хамоватой наивности, и момент открытия себя через принадлежность искусству, и личные отношения с наставником, и схватка с неравным соперником, и поражения, и даже мораль, которую в финале прописывает бывшая танцовщица из кордебалета, низвергнутая в костюмерши из-за выросшей груди. Но центральный драматургический рычаг, судья и мерило в истории об искусстве — это исполнение, а не слова вокруг него. Даже когда Алиса Бруновна в сороковой раз повторяет, что в сыроватой блондинке растет «будущая великая балерина», поверить на слово трудно. Нам, зрителям, в балете сведущем еще менее, чем в тусовках 1950-х годов, очень нужно обмануться и почувствовать, что мы видим на экране чудо зарождающегося гения, пусть при этом и плие от арабеска мы не отличим.

«Большой». Реж. Валерий Тодоровский. 2017

Главный вопрос фильма о творческом соперничестве — кому сочувствовать. Проще говоря, кто круче. Педант или оторва? Одержимость или человечность? Брюнетка или блондинка? Черный или белый? Четкости тут нет, приходится теряться в догадках, собирать по обрывкам репетиций и брошенным фразам впечатления, а самая зажигательная физическая сцена — это когда соперницы на спор напиваются с горла и крутят миллион фуэте. Соревновательная интрига и тут, кстати, ни к чему не приводит: тошнит их синхронно.

Тодоровский, объясняя, почему в фильме «Большой» мало танцуют при том, что играют не актрисы, а именно балерины, говорит, что без гениального танца нельзя доказать, что героини гениальны, и поэтому лучше уж ничего не показывать. Мне кажется, что по этой логике фильм самого Тодоровского «Стиляги», а также и весь жанр мюзикла, а то и весь кинематограф, который только и делает, что обманывает нас, показывая людей более талантливыми и интересными, чем они есть, нужно перестать показывать.

Проблема появляется не тогда, когда не получается показать правду гениальности, а когда по какой-то причине не удается гениально соврать. Притворяться великим — большая наглость, особенно под осуждающим взглядом тех, кто в деле как раз понимает. Но именно этой наглости фильму, кажется, не хватает.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: