Высшие формы — «Expectations» Елены Роговой
Сегодня в «Высших формах» мы смотрим мультфильм Елены Роговой «Expectations» («Ожидания») и читаем записанный Юрием Михайлиным рассказ постановщицы об учебе на студии «Пилот» и работе «лэйаутиста».
Я не планировала становиться аниматором. В детстве мне попалась одна книжка про советскую мультипликацию, которая произвела на меня неизгладимо негативное впечатление, хотя автор явно хотел обратного. Рассказывая о трудоемкой работе мультипликаторов, автор, для наглядности, разместил по краю страниц картинки с персонажем, по-моему, поднимающим руку: герой стоит, а рука на каждой картинке смещается. Моя хрупкая детская психика этого не выдержала. «Какая занудная механистическая работа вот так рисовать, — подумала я, — Это не для меня! Ни за что!» Я вычеркнула для себя анимацию «навсегда» и в институтах сознательно два раза уклонилась от возможности заняться анимацией (в одном был факультатив, в другом — староста группы ходил на студию «Пилот» и был в восторге).
В 1993 году я работала там-сям, и внезапно вся работа у меня оборвалась. Караул! Позвонила институтскому знакомому: «Срочно нужна работа. Не знаешь ли чего?» Он перезвонил: «На „Пилот“ пойдешь?» Я: «Да!» Потом задумалась: «А „Пилот“ — это вообще что?» Ладно, разберемся. По радио часто крутили рекламу казино «Пилот». Вот, думаю, попала. Но пошла. Встретилась в метро с его знакомой, работавшей на «Пилоте», она меня и привела. В заливке (раскраска фаз, тогда еще на целлулоиде) срочно нужны были люди, мне дали тест. Надо сказать, что уровень рисунка и живописи у меня был: четыре года городской Художественной школы (я родилась на Дальнем Востоке), худграф Хабаровского Пединститута с переводом на худграф Московского Пединститута, диплом по живописи. И меня взяли на работу.
Я вошла в неделю с нейтралитетом к профессии аниматора, а вышла — сияя от радости
Я с удовольствием заливала, пока вдруг не наткнулась на сцену, нарисованную откровенно слабо. «Черт, — думала я, заливая и раздражаясь, — неужели нельзя было нормально нарисовать?!» Стала присматриваться к качеству рисунка в других сценах. Пока я дошла до мысли, что от меня будет больше пользы в прорисовке/фазовке или контуре, на «Пилоте» были объявлены курсы аниматоров. Поначалу я отнеслась к новости равнодушно, но, странное дело, после объявления о приеме на курсы, без всяких внешних причин за несколько дней у меня случилась радикальная душевная трансформация: я вошла в неделю с нейтралитетом к профессии аниматора, а вышла — сияя от радости «это мое» и «я пришла домой».
Учась на курсах, я работала, делая прорисовку, фазовку, контур на целлулоиде, потом и анимацию. Немного на «Колобках» — не тех, знаменитых, а следующих, «пилотовских». Помню, на «Братья Пилоты готовят на завтрак макарончики» делала акварельные фоны, а главный художник Толик (Анатолий Тур) задумчиво поливал их водой и проставлял блички и акценты. Сделала пару сцен в «Братья Пилоты иногда ловят рыбу» у Васико Бедошвили, анимацию в рекламе «Холодильник Стинол» с гномиком. Как раскадровщик и режиссер участвовала в социальной рекламе про поющего ночью кота, которого все гнали, и про вернувшегося из школы пацана, за которого все всё делали. Работала на сериале «Майк, Лу и Ог» для американского Cartoon Network, где я делала раскадровки нескольких серий. А потом случился перерыв, но в Венгрии начинался большой анимационный сериальный проект «Мистер Бин», и мы с мужем, который тоже работал на «Пилоте», поехали в Будапешт.
Был только один способ проверить, сработает ли идея и каким получится фильм — сделать его
На «Мистере Бине» я работала лэйаутистом (лэйаут — стадия между раскадровкой и анимацией). Если аниматор работает и решает задачи внутри сцены, оживляет, отыгрывает, раскрывает смысл, следит за всеми нюансами и укладывается в отведенную длину, то лэйаутист работает с планировкой сцен, готовя их для аниматоров — увеличивает рисунки из раскадровки, прорисовывает фоны (передавая их дальше для фоновщиков) и ключевые позиции персонажей, следя за моделями, соразмерностью героев фону и между собой, за перспективой, пространством и согласованностью с другими сценами в этой части фильма, чтобы предметы и герои не исчезали, не изменялись бесконтрольно, не перескакивали с места на место и так далее.
Соскучившись по созданию анимации как таковой, я сделала несколько анимационных сценок для себя «просто так». На работе я устала от жесткого графичного рисунка, и захотелось сделать что-то в очень гибком, почти аморфном стиле: чтобы плющилось — так в лепешку. Параллельно в голову приходили идеи для коротких фильмчиков, но они как-то быстро разонравливались. Внезапно пришла мысль про собаку, которая хотела внимания, но когда его получила, причем от всех сразу, оказалось, что ей нечего сказать. Был только один способ проверить, сработает ли идея и каким получится фильм — сделать его. Так возник мой первый фильм «Listen To Me!».
Я думаю, человеку в принципе важно иметь небольшой кусок реальности «в своем владении», которым он может управлять наилучшим (по его мнению) образом. Будь то свой садик-огородик, или своя квартира, где человек может, наконец, повесить полки именно там, где ему надо, или своя семья, своя собака, свое хобби — любой проект. Хорошо взять какую-то зону мира под ответственность и быть автором, который этот проект любит и в него вкладывается. Если жизнь человека хаотична, это придает ей структурность, если уныла — осмысленность и интерес. Это усиливает связь с реальностью, заставляет сосредоточиться и отключиться от проблем большого и нестабильного мира. Видеть, как эта малая часть реальности работает, хорошеет и дает результаты — приносит удовлетворение и душевное спокойствие. В общем, начать делать свои фильмы было для меня чем-то вроде личного якоря, устойчивой точки в пространстве.
А морали тут особой нет, это просто срез жизни
Потом я сделала «Appearance and Reality» («Видимость и реальность»), где экран разбит на два пространства: снизу — наш видимый мир, сверху — абстрактное пространство наших настоящих ощущений и чувств.
Я знала, что зрителю может быть трудно воспринять параллельные события сверху и снизу, но очень хотелось попробовать, возможно ли это сделать в принципе. Поэтому я взяла простейшую историю — двое встречаются и, поговорив, расходятся. Для баланса — ребенок, собака, бабочка, для которых внутренние ощущения и их проявление совпадают. Я знаю, что часть зрителей не понимает ситуации, разыгранной в фильме — им очень повезло в жизни. Хотя не так уж редко встречается тип, обычно родственник или старый знакомый, который под видом сердечного участия (или как бы в шутку) говорит гадости.
Я поставила себе специальную задачу отследить противоположные направления настроения. Толстенький в джинсах — на повышение: приходит равнодушным, уходит уверенным и довольным. Он же сверху — наоборот: приходит радостным и заинтересованным (его цвет светлый и прозрачный), уходит расстроенным (цвет темный и мутный). У героя в кепке настроение противоположное: идет на понижение с радостного до сочувственно-печального. У него же сверху — с мрачного (цвет темный) на радостное (цвет светлый).
Остановившись на холме отдышаться, вспомнила про мечты, посмотрела и отпустила
Иногда спрашивают: «Так в чем мораль фильма?» А морали тут особой нет, это просто срез жизни. Для меня важна некая сценарная ситуация, которая может иметь пространственное выражение.
Меня вообще очень интересуют идеи, концепции, смыслы, на которых у нас строится вся жизнь. Попробуйте сказать: «Вася, будь на углу в пять часов», и он спросит «Зачем?», то есть «Какой в этом смысл?» Мы постоянно мониторим жизнь с точки зрения «имеет ли смысл…» (надеть эти ботинки, выпить кофе, жениться, поступить в тот институт или взяться за эту работу). У всех выстраивается своя карта смыслов: кто я, где я, что для меня значит то, чем грозит это, что хорошо-плохо. Когда человек теряет карту (и все для него становится бессмысленным) или оказывается в ситуации вне его карты, где не понимает, что происходит — это ужас, хоррор. Когда смыслы разрушены — например, предают близкие, увольняют с работы, без повода избивают на улице — душевный кризис обеспечен. И человек в итоге либо пересоберет свою «картину мира», встроив в нее новую (негативную) информацию, и сможет жить дальше, либо сломается. Так что смыслы — это важно.
Сознанием, смыслами, ценностями и другими нематериальными вещами занимается искусство. Наука описывает реальность в графиках и таблицах, искусство — так, как реальность воспринимается сознанием. Мы обращаемся за смыслами к искусству, культуре. Но современная культура (например, анимация), кажется, больше увлечена формальными экспериментами, абстракцией, абсурдом, скандалами, деконструкцией и выворачиванием старых историй наоборот (что-то вроде «вот будет весело, если у нас волк будет тихим и хорошим, а козлята — бандитами»), пародией и стебом, информированием, иллюстрированием, обучением, чтением нотаций и просто выполнением заказов.
Самое сложное, по-моему — озвучание. В этом плане я недовольна своими первыми фильмами. Но с третьим («Expectations»/«Ожидания») мне повезло — Алекс Стейнгардт (Alex Steingardt) написал музыку сразу и точно под психологию персонажа. Это единственный мой фильм, где главный герой — девушка. У девочек, как мне кажется, мечты и жизненные планы более четкие и структурированные. С этим легче работать. Героине в детстве мечтается, что «вот вырасту, буду красавицей, умницей, все у меня будет — и слава, и принц на белом коне». Правда потом жизнь может накрыть тучей, и в ненастье одни мечты улетят, другие лопнут, третьи сдуются. Очнется вдруг человек средних лет — где это я? Семья не случилась, работа не нравится, сам я — не картинка с обложки, а надежд и ожиданий, оказывается, не осталось. Правда, после душевного кризиса, героиня берет себя в руки и находит другие мечты — попроще, чем в детстве: завести кота, сесть на велосипед, начать рисовать, путешествовать. Какие-то планы сбылись, какие-то нет, но она так и держала несбывшееся в руке до старости. Остановившись на холме отдышаться, вспомнила про мечты, посмотрела и отпустила. Может, не стоит фанатично добиваться каждой цели, держаться за них бесконечно. Ревизия жизненных планов — это всегда немного грустно, зато руки теперь свободны.
Когда вдруг остановишься после сорока и поймешь: «Я знаю! У меня никогда не будет: а) яхты, б) виллы, в) Нобелевки-Оскара и т. д.», внезапно на душе легчает — приятно знать хоть что-то в этом неустойчивом мире.
