«Это не загадка, это масштаб личности» — Алла Демидова об Иннокентии Смоктуновском
В конце марта отмечают столетие со дня рождения Иннокентия Смоктуновского. Весь месяц на нашем сайте — беседы и тексты о жизни и работе выдающегося актера. Алла Демидова об Иннокентии Смоктуновском — специально для «Сеанса».
Любовь Аркус: Алла Сергеевна, каким был для вас Смоктуновский?
Алла Демидова: Он всегда был другим. Первый раз я увидела его в роли Мышкина в «Идиоте» на сцене БДТ. Это был конец шестидесятых. К тому моменту я уже прекрасно знала всю театральную жизнь, понимала, как существуют во МХАТе, как в театре Вахтангова, как в БДТ. И вот идет спектакль: прекрасные актеры, играют очень знакомо и понятно, так, как и должны играть хорошие артисты. И вдруг на этом фоне появляется совершенно другой человек. Тихий, наивный и очень естественный. Эта его естественность была перпендикуляром для времени. Теперешняя естественность — клише, а та — перпендикуляр.
Я тоже не люблю нынешнюю «естественность», она мне кажется пустой. Но чем отличается та естественность от этой?
Нынешняя естественность выросла из «Современника». «Все как в жизни, мы такие естественные». И актеры там выполняли простую задачку — «я в предлагаемых обстоятельствах». Это Станиславский для первого курса, в сущности — самое начало актерской профессии. Естественность Смоктуновского была другой. В «Идиоте» он вдруг вышел на сцену со своей правдой, со своей наивностью в глазах и переспрашивал Рогожина Лебедева: «Ты этим ножичком убил Настасью Филипповну?». Таким высоким фальцетом, по-детски удивленно. Вот кто бы сейчас мог сыграть эту наивность?
Но ведь это характер Мышкина, которого придумал Достоевский.
Попробуй сыграй, как Достоевский написал. Смоктуновский сыграл это так и не иначе. Ему, конечно, многое подсказала Роза Сирота, наставила его на правильный путь. Но одни актеры слушают и слышат, а другие нет.
Чем отличался Мышкин Смоктуновского от Мышкина Яковлева? Я сейчас пересматривала экранизацию Пырьева для своего текста и поразилась, насколько Яковлев не соответствует тому, как его описывали. Он там, на мой вкус, совершенно кукольный. Такая большая кукла, глазками по-кукольному поводит в разные стороны.
Яковлев очень хороший артист, но вахтанговский. А это всегда немного котурны. Которые я люблю, но они для другого жанра. Вахтанговский театр — это энергия, не подходящая Достоевскому. Для него нужен другой тип актеров. И Смоктуновский как раз попадал в эти характеры.
Он был другим в самой жизни
Про что была его естественность?
Про новое время. Здесь важно понимать, что он был предтечей, а потом — и сам не поспевал за этим временем. Но сначала в нем было что-то новое, что ломало академизм, ломало наработанное.
Где вы впервые в работе встретились с ним?
На съемках «Детей солнца». Как раз к тому моменту уже чувствовалось, что они поменялись местами — он и время. Раньше он время обгонял, а теперь время оставляло его позади. Он, что называется, себя не распределил. Иногда вел себя так, будто на пьедестале стоит. Почувствовал себя классиком, вошел в эту роль.
Запремьерился?
Не совсем, все было не так просто. В жизни никакого пьедестала не было. Например, мы ездили на дачу, там был лес. Этуш ходил гулять в этот лес с палкой с набалдашником, всегда одетый, в костюме. А Смоктуновский — в рваной маечке, с полотенцем на плече. Забегал в таком виде на огород, копал мне грядку под клубнику и картошку. Или другая ситуация. Мы часто жили вместе, у меня был кот, и я вечно слышала «мяу-мяу» под дверью, открывала — никого нет. Потом как-то раз смотрю — за дверью Иннокентий Михайлович на корточках, мяукает. В жизни он был очень игровой. Я тоже. С близкими.
Это было в какой период, Алла Сергеевна?
Это, наверное, восьмидесятые годы. Тогда мы с ним жили как соседи. Однажды едем в машине, он как обычно сел за шофером. Я ему говорю едко: «Что, Иннокентий Михалыч, на самое безопасное место садитесь?», на что он мне моментально и еще более едко отвечает: «Ох, Алла Сергеевна, вы такая важная, все время критикуете. Я тут вас как-то после премьеры на Таганке встретил, говорю: „Здравствуйте“, а вы мне так кивнули, как будто я — Демидова, а вы — Смоктуновский». Всегда в таких случаях начинал говорить низко, а потом переходил на фальцет. Обожал эту игру.
Он играл в эту трибуну. Надевал костюм, пристегивал орден на пиджак и играл Актера
Получается, только перед зрителем была эта «важность»?
Да. В какой-то момент он вдруг начал играть руками. Они у него были очень пластичные, и он это понимал. Пытался вроде как обмануть зрителей. Но всегда видно, когда артист думает про себя: «Я — Актер».
Он перестал быть другим?
Иннокентий Смоктуновский: В звании «гениальный»
Не думаю, это так просто не потерять. Понимаете, он был другим в самой жизни. Например, как-то я к нему пришла в квартиру на бульваре, где Никитские ворота. Захожу во двор, а он лопатой чистит снег вместо дворника. Я спрашиваю: «Иннокентий Михайлович, зачем?», а он отвечает: «Надо же заниматься зарядкой, вместо того, чтобы руками махать, лучше что-то поделать». Или, скажем, у нас на Икше все ходили в лес или на речку. А он принялся копать и обустраивать клумбу буквой «С» прямо перед домом.
Разразился скандал, даже собрание созвали, мол: что это такое, у нас должен быть не топтанный луг перед водохранилищем. Брагинский кричал, как он любит русскую природу, и что нельзя рыть землю, где вздумается. И Нея Зоркая мне тогда говорит: «Ну, Алла Сергеевна, этот ваш Иннокентий Михайлович — Актер Актерыч. Клумбу железнодорожную имени Смоктуновского нам выкопал». Все тогда это обсуждали, а он не обращал никакого внимания, все равно копал эту клумбу, потом поливал, ухаживал за ней, привозил какие-то редкие семена, чтобы сажать новые цветы.
Бывает так, что артист уже не разделяет себя в жизни и себя на сцене, на экране. Получается, что Смоктуновский разделял.
Совершенно. Однажды, опять же на Икше, я ему говорю: «Вы знаете, Иннокентий Михайлович, Вы такой важный бываете со своим этим костюмом, орденом на лацкане. Мхатовские старики так себя не вели». На что он мне отвечает: «Ну, Аллочка, ведь я же хожу к начальству, там нужен совершенно другой вид». Трибуна для него была еще одной сценой. Многие обсуждали, что он не умно поступает, лишнее говорит. Но он играл в эту трибуну. Надевал костюм, пристегивал орден на пиджак и играл Актера. Иногда, правда, заигрываясь. А дома и на даче, когда убирал снег или выкапывал клумбу, он освобождался.
Как и все большие люди, он был немного мистиком
Сейчас как будто исчезло такое явление как интеллектуальный актер. В нашем кино лидерами были Смоктуновский и артист другого поколения — Олег Янковский. Оба они могли играть как будто все разновидности ума — ум саркастичный, ум печальный, ум добрый, ум циничный, ум одинокий, ум эмпатичный. При этом Смоктуновский был равно театральным и киноартистом. А у Янковского, мне кажется, это была именно выдающаяся киногения.
Я думаю, что Смоктуновский был тоньше. Он в жизни понимал очень многое, и для театра это принципиально. Например, у Янковского не случилось на сцене ни одной хорошей роли — он киношный, и это совершенно другая работа. У Смоктуновского, напротив, много прекрасных театральных ролей. И не просто так.
Смоктуновский ведь появляется после XX съезда, то есть уже в оттепельном кино. В то время, когда и нужны искренность, естественность и то, что вы называете «улицей». И это, например, Олег Табаков в «Шумном дне» Эфроса. Запрос на «естественного» актера огромен. Но Смоктуновский несет в себе что-то еще, что для меня загадка.
Это не загадка, это масштаб личности. Табаков — это ведь «Современник» и ТЮЗ. А Смоктуновский — МХАТ.
Но ведь, помимо психологии, в Иннокентии Михайловиче было много эксцентрики.
Понимаете, в хорошем МХАТе тоже много эксцентрики. Это уже потом МХАТ принизили и стали перегружать психологизмом. Но на самом деле это все игра. Игра с большой буквы.
Эфрос снимает со Смоктуновским два фильма из четырех — «Високосный год» и «В четверг и больше никогда». Что Анатолия Васильевича привлекало в нем?
Из него ведь взаправду можно было лепить все, что угодно, но за этим «что угодно» все равно проступал масштаб личности. Это есть только у очень умных актеров, которых совсем мало.
Ум, талант, масштаб личности. Я ловлю себя на том, что остается нечто, еще вами не названное, а что я не могу поймать.
Как и все большие люди, он был немного мистиком. У него был любимый рассказ. На войне в 1944 году он бежал из колонны с военнопленными и спрятался под каким-то мостом, по которому шел взвод немцев. Один из солдатов пошел под этот мост по малой нужде. Про себя Смоктуновский в этот момент говорил так: «Я превратился в сучочек». Пока офицер делал свои дела, Смоктуновский думал: «Господи, я ведь еще не стал артистом, не сыграл Гамлета, ничего еще не сыграл». Каждую минуту он думал, что вот сейчас офицер обернется и увидит его. Но офицер поскользнулся и пошел совсем в другую сторону. Тогда он, конечно, не знал, что будет артистом и тем более не знал, что будет Гамлетом. Но у него уже в голове была эта мистическая актерская картинка. Считал, его Бог спас, чтобы он сыграл те роли, что потом сыграл. Смоктуновский очень верил в предопределенность: нечто тебе дано и кто-то тебя ведет. От человека, он считал, мало что зависит.
К вопросу о «Гамлете». Недавно на полке своей библиотеки я обнаружила маленькую книжечку британского критика Кеннета Тайнена, которую мне подарила Майя Иосифовна Туровская. Там есть хлесткая, остроумная рецензия на «Гамлета» Козинцева. Основная идея в том, что в фильме главное — это Эльсинор, то есть декорации и работа художника-постановщика (что, должно быть, весьма обидно для Козинцева). А про Смоктуновского Тайнен пишет:
«Задумчивый блондин Иннокентий Смоктуновский играет Гамлета. Дело не в том, какой он Гамлет (видал я Гамлетов и получше) ».
То есть — не то чтобы эта экранизация потрясла англичан. Но то — англичане, их вообще трудно удивить Гамлетом. Но и я почему-то этот фильм не люблю.
Терпеть не могу этот фильм. Иннокентий Михайлович говорить о нем не мог, а фамилию Козинцева не мог слышать. Он себя успокаивал: «Я играю Шекспира, слушаю Шекспира, не Козинцева». Козинцев сделал оперу, поэтому и Смоктуновский там — истукан. И сам он это отлично понимал.
Пройдет время, я, может быть, и вовсе рассудок потеряю. Но Иванова Смоктуновского помнить буду
Знаете, я только что пересмотрела «Дядю Ваню». И это уму непостижимо, какой он Дядя Ваня. К самому Кончаловскому у меня сложное отношение, я не понимаю его как режиссера, все его картины совершенно разные. Но как ему удалось соединить таких актеров, как Зельдин, Смоктуновский и Бондарчук в один ансамбль?
Кончаловский никого не соединял, он просто взял первачей того времени. И Смоктуновский был снова «другой», только теперь — «другой» среди первачей. Потому он там и хорош. Или, например, он играл Иванова во МХАТе, где Саррой была Васильева. Потом была постановка в Ленкоме, где Сарру играла Чурикова, а Иванова, кажется, тот же Янковский. Но я не помню уже ни Чурикову, ни Янковского, ни Васильеву, ни вообще спектакля. Пройдет время, я, может быть, и вовсе рассудок потеряю. Но Иванова Смоктуновского помнить буду. Как и многие другие его роли.
Алла Сергеевна, вы видели его на сцене, на экране, на съемочной площадке и в жизни. Что для вас сейчас важнее — артист Смоктуновский и его образы или Иннокентий Михалыч, дачник, любитель розыгрышей с полотенцем через плечо и с лопатой в руках?
Неотделимо. Неделимый кусок моей жизни.
