Высшие формы — «Селезень, веревочка и желудь» Алины Титоренко
Продолжаем онлайн-премьеры «Высших форм». Сегодня о своем анимационном фильме рассказывает Алина Титоренко. Читайте о ручных техниках, шершавости, гуаши на мокрой бумаге и приходите завтра смотреть новый мультфильм.
Алина Титоренко:
Мне нужно было снять дипломный фильм в «Цехе анимации» и в Вышке, где я училась на направлении «Анимация и иллюстрация». Хотелось сделать что-то фольклорное. Я следила за тем, как сегодня работают с фольклором, например, на Украине. В частности, театр «Дах». Мне очень нравилось то, что делает «ДахаБраха» (украинская этно-хаос группа — прим. ред.) и «Dakh Daughters» (украинская женская театрально-музыкальная группа — прим. ред.), как они работают со своей культурой, как находят какие-то новые неизвестные темы и подходы.
Я родилась в Брянской области, в городе, который находится недалеко от границы с Беларусью и Украиной, и наша маленькая локальная культура похожа на смесь русской, белорусской и украинской. Но у нас в городе ничего из историй никем не сохранялось, поэтому я просто собирала из энциклопедий, игровых и документальных фильмов информацию по фольклору России, Белоруссии и Украины, искала какие-то их стыковки. Отсюда почти все герои, которые есть в фильме: русалки, леший, водяной. Злыдень — из белорусского фольклора. Я изучала и фольклор других стран, которые мне были интересны. Птица-тупица, которой нет в фильме как образа, но она есть лингвистически, в реплике Злыдня — из американского фольклора.
Всегда мою посуду на ночь, потому что домовой может обидеться.
Дом, баня, коза — эти образы взялись из того, что меня окружало. Я тогда все лето жила у мамы, сидела на крыльце нашей бани, и думала, о чем мне хочется сейчас рассказывать. За основу истории я взяла поверье, что если человека не любят, он может заблудиться в лесу, его заберут к себе жить злые духи, и никто больше не сможет его найти. Так был придуман образ Олеси — почему она потерялась в трех соснах, рядом с городом, рядом с людьми.
Я точно знала, что не хочу делать такой мультик-мультик. Мне не очень нравится анимация в том виде, которого от нее ожидают — какого-то супердизайна или того, что называется мультяшностью. Мне постоянно хочется искать новые способы получения изображения и приближать то, что я делаю, к кино, которое я очень люблю. Мне ближе ручные техники, с ними интереснее работать, мне в них проще экспериментировать. В фильме я использовала обычную рисованную анимацию, а для покраса — живопись на бумажках: очень тонкий слой гуаши на мокрой писчей бумаге, и ручную печать, диатипию. Мне хотелось такой шершавости. Это приближает изображение к фактуре старой просроченной пленки или видео, хотя, возможно, так кажется только мне одной, но это тоже неплохо.
Это может быть такой толстый кот и одновременно листочек.
Mocumentary: история вопроса
Я смотрю очень много документального кино, особенно школы Марины Разбежкиной. Мне хотелось снимать фильм про фольклор так, будто это происходит на самом деле, и я выбрала жанр псевдодок, mockumentary. Ведь фольклор — это не сказки, не то, что люди воспринимали как придуманное. Они в это верили и иногда даже верят до сих пор. Например, культура Брянской области до сих пор очень мифоцентрична — у нас очень много примет или людей, про которых считают, что они обладают какими-то сверхъестественными силами. Такое восприятие реальности — мой бэкграунд, и я хочу разговаривать в кино на этом языке. В своем сознании я уже стала от этого немножко отходить, но все равно, если я выхожу из дома, забываю что-то и возвращаюсь, я обязательно смотрю в зеркало и показываю язык, иначе весь день буду чувствовать себя ужасно неуверенно. Всегда мою посуду на ночь, потому что домовой может обидеться.
Я экспериментировала со способом рассказа. Я хотела, чтобы нарратив был фрагментарным, и, в то же время, чтобы фильм про фольклорных персонажей и девушку, которая потерялась в лесу, выглядел достоверно.
Если можешь сделать лучше, лучше доделай, чтобы это был твой максимум.
Я искала детали. Например, когда Олеся берет кастрюлю рукавами, было придумано случайно: я просто шла по коридору общежития и несла кастрюлю. Я всегда использую рукава, у меня нет прихваток или кухонных полотенец, потому что я постоянно переезжаю, и у меня только один чемодан. Детали многих персонажей были списаны с моих знакомых. Например, мне нравилось наблюдать, как мой друг крутит самокрутки. Когда Леший готовится что-то рассказать, его жесты и сам процесс подготовки к рассказу, сбора мыслей был списан с этого. А для водяного я искала специальный голос. Мне хотелось рассказать, почему он живет с тремя женщинами — наверное, он какой-то странный тип. Я нигде не нашла, как выглядит Злыдень (хотя меня так называет мама, когда ей что-то не нравится), поэтому просто представила, что это может быть такой толстый кот и одновременно листочек, потому что листочек — это что-то очень простое.
Когда я начинала работать над фильмом, я объективно была очень плохим аниматором, несмотря на то, что до этого три года училась в Вышке и полгода в Цехе анимации. Хотя Цех дал мне огромную анимационную подготовку — мы пробовали разные техники. Ребята в Цехе всегда делают все настолько хорошо, насколько могут в данный момент: если можешь сделать лучше, лучше доделай, чтобы это был твой максимум. Когда есть такое требование, появляется рост.
Несколько дней молчала, просто красила кадры, поэтому отвыкла разговаривать и немножко хриплю.
Я начала рисовать фильм, делать мультипликат, когда жила в крошечной комнате в общежитии. Это было немного сложно, потому что анимация — не только художественный, но и сложный умственный процесс, такой математический, очень точный, когда тебе нужно быть максимально сосредоточенным. Общежитие не способствует сосредоточению — шумно, людно, зайдет какой-нибудь проверяющий и спросит, почему ты не дежуришь. А ты вообще уже в другом мире, ты весь там — среди этого леса, этих мифов, среди своих персонажей, как документалист среди своих героев.
Мне пришлось уехать из общежития, и я не понимала, где мне жить. Фильм занимал все мое время, мне хотелось заниматься только им, я вообще не представляла, как можно делать что-то еще. Меня пустили пожить в помещение свободного назначения, которое никак не использовалось. Там не было ванной, только раковина, но зато ничего не отвлекало. Я сидела и красила кадры несколько месяцев подряд. Процесс покраса похож на глубокую медитацию. Иногда по вечерам мне звонила подруга и говорила, что у меня странный голос. Только тогда я понимала, что несколько дней молчала, просто красила кадры, поэтому отвыкла разговаривать и немножко хриплю. Я смогла закончить мой фильм, это было здорово.
Мы делаем кино из воздуха.
Для меня лично это фильм про какое-то переходное состояние, когда с тобой происходит что-то новое, и ты пока не понимаешь, что именно. Как в этих условиях почувствовать себя хорошо, на своем месте и понять, как теперь дальше жить в новых обстоятельствах, которые с тобой случились вне зависимости от того, хотел ты этого или нет.
Высшие формы — «Сапожки» Лизы Скворцовой
Больше всего в анимации я люблю то, что, как говорит куратор этого фильма Вася Чирков, мы делаем кино из воздуха. Я много раз была на съемках игрового кино, работала художником-постановщиком. Это тоже магия, но совсем другая — собираются люди, реквизит, есть камера, какое-то действие. В анимации, когда ты садишься делать фильм, перед тобой ничего нет, ты просто рисуешь один рисунок, потом другой. Перед тобой стопка рисунков, и это становится фильмом. Когда ты придумываешь и двигаешь персонажа, ты вдыхаешь в него новую жизнь, у него появляется свой характер, свои манеры, и они не всегда такие, как ты придумала. Так было и на этом фильме. Иногда сюжет менялся вне зависимости от того, хочу я этого или нет. Например, между Олесей и документалистом, мне кажется, возникли какие-то чувства, но я этого не планировала. Анимация — это когда ничего не было, и вдруг у тебя есть шесть с половиной минут жизни, и это настоящее чудо. И сейчас у меня нет ощущения, будто я их нарисовала. Я думаю, это что-то, что зажило своей жизнью.
