Лия Ахеджакова — Драма непослушания
Сегодня день рождения Лии Ахеджаковой. Мы поздравляем Лию Меджидовну и публикуем текст Любови Аркус, написанный двадцать лет назад для «Новейшей истории отечественного кино». Он об актрисе, знакомой каждому, но, кажется, все еще не сыгравшей свою главную роль в кино.
Редкое амплуа «травести», которое не закрепляется за актрисами по собственному выбору или режиссерскому произволу, а диктуется природными данными, — принято считать чем-то вроде приговора, который дальнейшей творческой жизнью надо постараться как-нибудь отменить. Конечно, Лия Ахеджакова, маленькая хрупкая выпускница ГИТИСа с весьма необычной внешностью и «мультяшным» голосом, была обречена на ТЮЗ и трудную судьбу драматической артистки, вынужденной вместо Шекспира и Чехова играть трудновоспитуемых двоечников и кикимор болотных. Позже, в «Современнике», Ахеджакова сыграет Петрушевскую и так далее, но кинематограф по-своему распорядится этой ее природной возрастной амбивалентностью — в комических ли, драматических ли ролях, она всегда будет играть праздник или драму непослушания, питерпэновскую тему отказа от взрослости.
«Ирония судьбы» обещала славу комедийной звезды — «Служебный роман» эту славу просто гарантировал.
В «Двадцати днях без войны» ее эпизод длится не более двух минут. Они выкатываются откуда-то из глубины ташкентского двора — мама и сын, которым нужно от фронтовика получить подтверждение, что присланные отцом с фронта именные часы не означают самого страшного. Она обращается к Лопатину с нелепой церемонностью, она старается говорить быстро и толково, но сбивается на ненужные подробности, она пытается быть спокойной и уверенной, но ее голос падает в проглоченный всхлип, она понятливо кивает, слушая неубедительные аргументы, и с жадной готовностью соглашается с ними. Они уходят, и на общем уже плане слышен этот прерывающийся голос, который силится быть взрослым и строгим (каким тоном ты со мной разговариваешь, Вадик?). Из двух сирот, выброшенных в эту ташкентскую пустыню, мальчик в танкистском шлеме, круглых очечках, с повязанным по-детсадовски назад шарфиком — старше и трезвее своей маленькой беспомощной мамы. Он уже знает, что отца нет в живых, она — еще нет.
Зрительская любовь пришла к Лии Ахеджаковой, конечно же, не после германовского шедевра.
В «Иронии судьбы» актриса блистательно сыграла крошку-училку в детской шубке и нахлобученной кроличьей ушанке, с комичным любопытством подглядывающую за недоступной ей взрослой жизнью подружки. «Ирония судьбы» обещала славу комедийной звезды — «Служебный роман» эту славу просто гарантировал. Обладательница беспроигрышной карманной философии выживания со всеми ее батничками и походками от бедра, миниатюрная брюнетка, с детской увлеченностью играющая в роскошную высокую блондинку, — Верочка, благодаря Л.А., явилась персонажем сугубо понятным каждому, и тем неизъяснимо обаятельным. Не просто добытчица дефицита, а боец невидимого фронта, одерживающий маленькие победы, — фронта необъявленной войны маленького человека со своей нестандартной внешностью и неказистым советским бытом.
Эти «слишком много» и «слишком мало», не столь значимые на театре, в кино создают фатальное противоречие.
В «Небесах обетованных» ее бывшая художница нон-конформистка, а ныне бомж, не просто просит милостыню, но подкрепляет свое попрошайничество высокими идейными мотивировками. Одетая, как и прочие, в жалостливые театральные лохмотья, она — единственная из рязановских актеров в этом фильме — не проливает крокодиловы слезы над незавидной участью своей героини, но играет инфантильное существо, плоть от плоти советской жизни. Выбирая меж трудом и папертью, Фима предпочитает паперть — ее нежелание отвечать за себя паче страха перед унижением.
Взрослую женщину она сыграла лишь однажды, в «Сукиных детях» — фильме, где все герои (актеры) именно дети, бунтующие против диктата и агрессии взрослого мира. Напротив, героиня Л.А. — заботливая жена старого артиста, с припрятанным для него корвалолом в кармане: его одышка и сердечная аритмия для нее важнее всех принципов вместе взятых.
Если не считать любимый ею и никем так и не увиденный «Бред вдвоем», сама Ахеджакова не считает хоть сколько-нибудь сложившейся свою судьбу в кинематографе. Для драматической актрисы в ней слишком много острой внешней характерности. Для актрисы эксцентрической — слишком мало склонности играть нечто, к ней отношения не имеющее. Эти «слишком много» и «слишком мало», не столь значимые на театре, в кино создают фатальное противоречие. Однако Ахеджакова должна была сыграть роль, где реализовался бы один из самых важных сюжетов времени — нежелание, невозможность, несогласие к взрослению, которое время подло и лживо называет разумом и зрелостью. Должна была, но не сыграла.
