«Водоворот» изнутри — режиссер и сценарист о сериале
На «Кинопоиске» идет «Водоворот» — триллер о поисках маньяка, трудных подростках, тяжелых наркотиках и зле широкого спектра — бытовом и с большой буквы. Все восемь эпизодов написал Андрей Стемпковский, а снял — Андрей Загидуллин. Мы поговорили с создателями, чтобы узнать, как этот проект появился на свет и почему «подъездно-переходный реализм» озвучен песнями группы «Кис-Кис».
Андрей Стемпковский
автор сценария
В интервью, записанном еще в 2010 после выхода вашего режиссерского дебюта, вы говорите, что начав с условно «фестивального» кино, всегда грезили о жанре. Мечта, получается, наконец сбылась?
Как там говорят? Бойтесь того, чтобы ваши мечты сбылись. Исполнение желаний — это по-настоящему страшно. На самом же деле, это просто ступенька, еще один шаг, чтобы получить опыт, проанализировать ошибки и пойти дальше. У меня прямо сейчас много проектов, которые я пишу «в жанре». Так что ответ — да, я хочу делать жанровое кино.
«Водоворот» изначально писался как сериал? Или это была какая-то полнометражная история, развитая до сериала?
Ничего не переделывалось. «Водоворот» сразу был написан таким, какой он есть.
«Вы же понимаете сами, Андрей, что не в Paramount пришли!»
И сразу был таким жестким?
Вообще-то он гораздо жестче в тексте, чем то, что вы видите на экране. Поэтому путь к реализации был очень долог. Сценарий был придуман еще в 2013 году. Тогда я написал его частично: сделал разработку всего сезона и поэпизодный план первых четырех серий. Потом я с ним ходил везде, его читали, он всем нравился. Несколько раз разные продюсеры покупали опцион — это когда кинокомпанией приобретается преимущественное право на реализацию твоего текста на протяжении какого-то времени, и ты не имеешь права никому другому его в течение этого времени предлагать. Поэтому периодически так происходило, что я просто занимался другими делами и ждал по несколько месяцев ответа. Но каждый раз никто не мог проект запустить. Видимо, потому что на эфирные каналы, куда с ним ходили, такой жесткий сценарий, конечно, не брали. Все это продолжалось до 2016 года, пока текст к Рубену1 не попал. Он прочитал и сказал: «Будем делать этот проект в любом случае». Собственно, в 2016-м сценарий и был полностью закончен.
1 Рубен Дишдишян, глава компании «Марс Медиа». — Прим. ред.
«Мы хотели создать Готэм-сити в Москве» — Елена Хазанова о сериале «Надежда»
А полнометражные фильмы? Вы совсем от них ушли, или просто временно на сериалы переключились?
Я поясню. Это может немного приземленно прозвучать, но тем не менее. Для себя я могу за несколько месяцев написать сценарий полного метра. Не за деньги, без гонорара, продюсеров, редакторов. Так, как хочу. Что мне с ним делать дальше? Он ляжет «в стол» (у меня есть такие тексты, ждущие годами непонятно чего). И не потому ляжет, что кому-то не нравится. А потому, что никто не запустит его. Я это проходил уже. Такие тексты, как у меня, в Минкульт не понесешь. Да и дело даже не в текстах, я сам все эти годы в Минкульт не ходил. По этическим, извините, соображениям. А после недавнего суда над Кириллом Серебренниковым, видимо, не пойду и впредь. Других же источников финансирования у нашего кино практически нет. Частных денег очень мало вкладывают. Я помню, пришел как-то к одному продюсеру известному, а он как раз прочитал мой полнометражный сценарий перед этим и позвонил мне: очень, говорит, понравилось, приходите, поговорим. Ну ок, я прихожу. И он мне минут сорок рассказывает про тяготы продюсерской жизни, и как ему этот сценарий хочется, но ни денег на такое не найти, ни прокатки потом не получить. Я сижу, слушаю. Он, значит, эту всю речь закончил и проникновенно так говорит: «Вы же понимаете сами, Андрей, что не в Paramount пришли».
Так и сказал?
Да, ровно эти слова.
Как же быть с полными метрами тогда?
Не знаю. Вы же видите, я сколько лет не снимал. Кто-то переступает через себя, ходит в Минкульт. Уверен и знаю, это многим авторам нелегко дается. Но приходится. Я вот как-то не могу. Тем не менее, прямо сейчас пишу одну историю, потому что появилась возможность ее реализовать. Она драматичная, очень пронзительная, о неизжитых травмах и мучительной жажде любви.
А сценарии сериалов написанные тоже есть? Которые лежат?
Знаете, с сериалом ведь история длинная. Гораздо длиннее, чем с полным метром. По-настоящему над сценарием сериала надо работать год. Конечно, если мы говорим о каком-то уровне, а не о потоковых историях. Если мы делаем нечто эксклюзивное, то нужно посвятить написанию проекта много времени, не отвлекаясь ни на что другое. Поэтому я не могу себе позволить, в отличие от полного метра, писать целиком сценарий сериала, если нет заказчика или продюсера и определенной надежды, что все в итоге состоится. Есть разработки и заявки написанные, да. Но целиком сценариев сериалов, лежащих «в столе», нет.
Этот материал на бумаге был гораздо реалистичнее и жестче, чем то, что вы сейчас видите на экране.
Вернемся к «Водовороту». Удивляет, что уже с первых серий кажется, что вы раскрыли все карты. Монолог героя Аристарха Венеса про наркозависимость в подростковом возрасте и сексуальное насилие со стороны отца здорово ошарашивает. Обычно такая информация про героев и уровень жестокости подаются как-то более дозировано.
Далеко не все карты раскрыты, поверьте. Во-первых, вы не видели того, что будет дальше2.
Во-вторых, там по каждому из героев своя стратегия. Герой Венеса раскрывается сразу, другие постепенно, кто-то в конце. У каждого из них индивидуальная, не похожая на других, история, своя травма, каждый несет в себе значимую тему, определенный пласт важных, по моему мнению, проблем. У Марка это абьюз, домашнее насилие и аддикция, у Кирилла — неизжитое эхо минувших войн, и так далее. Мне хотелось, чтобы в рамках вполне себе конвенционального нарратива всплывали завернутые в него сложные, тяжелые, болезненные темы. К вашему вопросу об уровне жестокости — повторюсь, этот материал на бумаге был гораздо реалистичнее и жестче, чем то, что вы сейчас видите на экране.
2 На момент записи интервью были доступны только первые два эпизода. — Прим. ред.
Изначально вы сами собирались поставить «Водоворот»?
Да. Я отснял пробы, утвердил исполнителей на главные роли, которых вы, собственно, и видите на экране, собрал съемочную группу, мы выбрали практически все локации. Я хотел снимать под Калининградом, и мы ездили в Калининградскую область отбирать объекты, которые вы увидите во второй половине сезона. Именно поэтому в титрах в графе «режиссер-постановщик» есть сноска «при участии Андрея Стемпковского».
Интернет вроде бы дает больше свободы, но увы, некоторые аспекты нашей жизни всё же из осторожности трогать не хотят.
Это нечастое явление в российской практике, когда сценарий сериала пишет режиссер, собирающийся сам его поставить.
Я все свои проекты пишу не так, как это делают сценаристы обычно. Вот в чем между нами разница: когда я пишу, я уже вижу сцены, и это отражается в тексте. В итоге получается, что мои тексты напоминают режиссерский сценарий. Потому что я изначально пишу как режиссер, а не как драматург, имеющий дело только с бумагой. У меня много конкретных указаний, подробных описаний мизансцен. То есть в каком-то смысле каждый свой сценарий я пишу «под себя».
Трансформация и право на выбор — Эдуард Оганесян о сериале «Чики»
Вы ставили для себя какие-то рамки? Были ли моменты, когда вы останавливали себя?
Вы сейчас имеете в виду этическую составляющую или цензуру? Цензуры у меня не было в «Водовороте». Что же касается морали, я выбираю темы, которые мне интересны. С точки зрения этики для меня было бы неэтичным как раз уклоняться от них. Тогда это было бы враньем, вот это умалчивание. Другое дело, что некоторые из тем могут быть отвергнуты в процессе обсуждения с продюсерами и редакторами. Интернет вроде бы дает больше свободы, но увы, некоторые аспекты нашей жизни всё же из осторожности трогать не хотят… Но я, тем не менее, свои темы стараюсь отстаивать. А ради чего тогда все это? И согласитесь, свободы в сети на порядок больше, чем на телеканалах. «Водоворот» сразу был написан мной так, как и задумывался, без всякого давления с чьей-либо стороны. Никто позже не пытался сказать мне по написанному: давай перепишем, помягче сделаем… Ну, например, не будем так жестко заявлять опыты над детьми, или там: давай, спецслужбы трогать не будем… Но кино — это не литература. Зритель видит фильм, а не читает текст. Сценарий можно сделать жестким и бескомпромиссным, а компромиссы потом возникнут в постановочных и стилевых решениях.
Конечно, понятно, что любой текст при переносе на экран так или иначе изменяется: за счет режиссерских решений, актерских интонаций, ритма…
Понимаете, у меня есть свое, авторское видение. У заказчика, вкладывающего в проект деньги, свое. Оно формируется исходя из его представлений о запросах аудитории, из каких-то маркетинговых стратегий. Эти два видения могут довольно сильно отличаться. Может быть, к тому жесткому драматическому стилю, который я предложил, массовый зритель не готов. Я не стану запросы аудитории оценивать, на то есть профессионалы. Необходимо понимать: сериал — это не мой авторский полный метр, это — коммерческий продукт. Индустрия диктует свои законы, и изначальная идея, безусловно, претерпевает изменения в процессе ее реализации.
Андрей Загидуллин
режиссер-постановщик
Расскажите, на каком этапе вы пришли в этот проект.
В «Водоворот» я попал в самый последний момент. До меня проект начинали два других режиссера, по разным причинам сменившие друг друга. И буквально перед самыми съемками взяли меня. Это было довольно сложно, поскольку в кратчайшие сроки пришлось менять практически всю концепцию. И получилось так, что подготовительный период шел параллельно съемкам.
А какие конкретно были изменения? С точки зрения формы.
Я не знаю всех деталей, но осталось впечатление, что до меня было более реалистичное, социальное видение этой истории. Это я понял по некоторым отобранным артистам, локациям — все это мы так или иначе меняли. Там не было неона, клипового монтажа и, что называется, жанра.
Режиссер — это переводчик. Есть текст, который нужно перевести на язык кино.
По-моему, получилось странно, но любопытно. С одной стороны, натурализм, мрак городских окраин, и в то же время комиксовая стилистика, большая доля условности.
Когда я пришел в проект, мы сели с креативным продюсером из «Яндекса» Владом Рубиным и долго, несколько часов, обсуждали, как можно снять эту историю. И это он первым предложил идею, что не надо перегружать этот текст тяжелой формой киноязыка. Это хорошая идея. Режиссер — это переводчик. Есть текст, который нужно перевести на язык кино. Это можно сделать миллионом способов.
Идея тут в том, что фильм снят как бы с точки зрения Марка или Мухи3. Можно рассказать историю любым языком. В чем особенность Раскольникова? В том, что его негативное мироощущение экстраполировано на роман. Через призму его взгляда в «Преступлении и наказании» рассказана история. И это мрачное, апокалиптическое видение присутствует, как мне кажется, во всей волне русского авторского кино последних двадцати лет. Мрачное, реалистичное, подъездно-переходное, узнаваемое. А мы на это по-другому посмотрели. Вот Муха — она же трагический персонаж. Ее насилует дома отчим, но при этом она не кажется забитой или сломленной. Она выглядит очень ярко и скрывает эту боль. Это внутри, а не во внешности. И мы с этой же точки зрения снимали кино: стильное, модное (не знаю, насколько успешно). Но самое главное, что оно не эксплицирует идею страдания. Страдание где-то внутри, за этой яркой формой.
3 Герои Аристарха Венеса и Алены Михайловой. — Прим. ред.
Если есть уже какой-то столб, то зачем на него пытаться запрыгнуть?
Это, вообще, главный образ фильма. Когда выйдут остальные серии, вы увидите, что все дети, собирающиеся на Пентагоне (я, правда, уже не помню, называет ли это место в фильме кто-то Пентагоном, или так только в сценарии), выглядят ярко, и за этим есть мощное послание: «Обратите на меня внимание!» А почему человек просит, чтобы на него обратили внимание? Наверное, у него что-то не так внутри, его не любят.
Эту тему, на самом деле, филигранно уже раскрыл Звягинцев. Зачем снимать жанровую историю на уровне реализма «Нелюбви»? Если есть уже какой-то столб, то зачем на него пытаться запрыгнуть? И то же самое я скажу про «Настоящий детектив» — это тоже столб, вершина. Как можно прыгнуть так высоко? А зачем на уже построенные столбы лезть? Ведь места вокруг полно — строй новый, свой, особенный.
Поэтому когда говорят, что «Водоворот» — это плохой ответ на «Настоящий детектив», то стоит напомнить, что амбиции отвечать не было. Может, что-то и получается похожим, но это неосознанно. В общем, слово «референс» я не люблю. Мне хочется придумывать что-то свое, яркое.
А музыку кто подбирал? Это была ваша идея использовать песни групп ЛСП, «Кис-Кис» в качестве саундтрека?
Музыкальное сопровождение — заслуга продюсера Влада Рубина. Он занялся этими группами, наладил с ними контакт. Это была его идея.
Наташа Меркулова и Алексей Чупов — о сериале «Колл-центр»
Вы сейчас живете в Челябинске. Не считаете ли себя южноуральским кинематографистом? И верите ли в региональное кино?
Сейчас все больше времени работаю в Москве, но да, отдыхать езжу к родным на малую родину. Не очень люблю какие-либо региональные разделения: российское кино, японское, корейское… Мне кажется, есть интернационально понятный киноязык, благодаря которому можно снимать фильмы, пересекающие границы. Я пока не могу назвать себя особо успешным в этом, хотя вот наш сериал «Квест» купили NBC и будут делать его ремейк. Значит, удалось рассказать историю языком, понятным не только русскому человеку. Поэтому я не стремлюсь разъединять границами людей и самого себя.
Читайте также
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»
-
«Я за неаккуратность» — Владимир Мункуев про «Кончится лето»
-
Кристоф Оноре: «Это вовсе не оммаж Марчелло Мастроянни»