Третий путь
Бывает, жанр и сюжетные предпосылки находят общий язык не вдруг.
Жанр интервью с чиновным гостем, главой ведомства и т. д. здесь поневоле вынужден учитывать, что гость — никакой не гость. Александр Голутва был одним из главных виновников появления «Сеанса» на свет и в течение десяти лет делал все от него зависящее, чтобы журнал ожил, выжил и зажил.
И для нас новый министр кинематографии — вовсе не номенклатурный
некто, облеченный властными полномочиями. Положение дел в современном кинематографе в момент его назначения можно назвать исключительно скверным и даже, если не убояться пафоса — трагическим. А это означает, что и положение человека, взявшего на себя в такую минуту ответственность — завидным не назовешь.
Движимые прекраснодушным порывом, мы задумали это интервью,
чтобы по мере сил поспособствовать министру в деле создания модного
«позитивного имиджа».
Министр нашего порыва не разделил, к имиджу и
Есть два пути сейчас. (…)
Третьего пути нет.
Вот по нему и надо идти.Виктор Шкловский.
«Третья фабрика»
Я слишком любил «Ленфильм»
— Вы говорили, что не хотели занимать кресло Председателя Госкино. Это действительно так?
— Не хотел. Я подал в отставку с намерением вернуться в Питер и с надеждой изменить свою жизнь к лучшему. Потому что мне не нравится чиновничья работа.
— Но ведь в свое время Вы пришли в Госкино, оставив «Ленфильм», которым руководили отнюдь
не в чиновничьем стиле. Строго говоря, на студии Вы были скорее продюсером, нежели администратором. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что в должности первого зампреда у Вас останется такая же возможность.
—Я переезжал в Москву без большого желания. Очень долго директорствовал на «Ленфильме». Вредно столько лет работать на одном месте. Но я слишком любил «Ленфильм», чтобы просто бросить студию
и уйти в никуда. Я уговаривал себя, что здесь у меня будет больше возможностей для того, чтобы ей помогать. Кроме того, Армен Николаевич Медведев ко мне
что интересных перспектив нет.
— Не уехав и будучи назначенным на пост Председателя Госкино, Вы приняли дела с ясным пониманием, что перспектив нет?
На эту должность
можно было назначить
иванова, петрова, сидорова…
— Не совсем так. После ухода Медведева возникла ситуация, когда стало невозможно, неправильно
отказываться, уступать и отходить в сторону. Никита Михалков считает, что преемственность здесь губительна, а я считаю, что губительно было бы противоположное. Не потому, что надо оставить все по-старому, просто резкие изменения отбросили бы назад и без того
буксующее дело, привели бы к еще большему расколу. Я думаю, что, если бы вокруг самого факта существования Госкино не возник в который раз такой ажиотаж,
на это место можно было назначить иванова, петрова, сидорова — и мало что изменилось бы.
— Вопрос преемственности — это главный пункт ваших расхождений с Михалковым?
— Один из главных. Никита Сергеевич не скрывал,
что преемник Медведева, кем бы он ни был —
по определению враг нового курса, взятого руководством Союза.
— Вы достаточно резко реагируете на выпады
в адрес бывшего Председателя Госкино, давая понять, что хула в спину ушедшему Медведеву вам неприятна.
Можете ли Вы дать объективную оценку тому периоду в истории российского кино, когда
им руководил Медведев?
— Я не апологет Госкино и никогда им не был.
Я не стану утверждать, что все было замечательно,
что принимались самые точные решения — стратегические и тактические… В то же время я понимаю,
что могло быть гораздо хуже, если бы во главе Кинокомитета стоял другой человек, не Медведев. Умный
и проницательный политик, он умел урезонить самых
непримиримых оппонентов и развести их по разным углам ринга.
Многие нынешние беды в кинематографе —
закономерный результат того, что происходило в стране:
упадок государственности, упадок экономики,
упадок нравственности. Список того, что упало,
может быть очень долгим. Но
да не совсем пропало — в частности, благодаря
Медведеву.
— Вы для себя четко сформулировали, что не было сделано тогда и должно быть сделано сегодня
и завтра?
— Должна быть сведена к минимуму и предельно
формализована работа Госкино с федеральным бюджетом: получение денег, их распределение и так далее.
Для того, чтобы заниматься в основном юридическими вопросами, развитием рыночных отношений, привлечением инвесторов.
— Можно ли вышесказанное считать пунктами
вашей нынешней программы и есть ли она у вас?
— Я теперь осторожнее отношусь к таким словам,
как «программа». Понятно, чего нужно добиваться,
но не вполне понятно, как в том или ином конкретном случае нужно поступать. Для меня программа —
это не только перечисление целей, но и указание способов их достижения. Вот этих ступенечек к желаемому
результату пока не существует.
— Вам всегда был ближе эволюционный путь развития. Готовы ли Вы к революционным преобразованиям,
о необходимости которых не говорит теперь только самый ленивый кинематографист?
— А что, революция действительно необходима?
Нет, не готов. Я отдаю себе отчет в том, что моя
позиция невыигрышная. Но ваш вопрос свидетельствует о том, что и вы приняли как данность ту искусственно созданную дилемму, которая как бы изначально отменяет возможность третьего пути.
Миф о противостоянии.
Миф о необходимости революции
— Создаются мифы, под эти мифы подгоняется жизнь. Один из таких мифов — противостояние консервативного Госкино и революционного Союза кинематографистов.
Придумана цепочка тезисов, как бы логически увязанных между собой. Схема примерно такая… Денег нет
и не будет — из этого следует — Госкино ни для чего
не нужно — из этого следует — спасение только
во внебюджетном Фонде — из этого следует —
кто против Фонда, тот за погибель кинематографа.
— Для того чтобы опровергнуть эту схему,
недостаточно сказать, что план Михалкова
несостоятелен. Новый министр пока еще остается для всех терра инкогнита. В таком положении есть серьезные преимущества и всего только
один недостаток — это не может продлиться долго. Тем более в нынешней ситуации. Сейчас
ход за Вами.
— При такой искусственной расстановке от меня
требуется — и немедленно — либо согласиться
с Фондом, либо предложить свой план, не менее
революционный. Потому что они так ставят вопрос: что нам нужно для того, чтобы в корне изменить
положение дел в кинематографии? Ни больше,
ни меньше.
— А что нам нужно для того, чтобы в корне
изменить положение дел в кинематографии?
— Каждый пионер знает, что в корне изменить
положение можно только путем глобального изменения всей экономической жизни страны. Михалков считает, что его предложение — единственно возможное…
А французы просто платят налоги — с продажи
билетов, с телевидения, с видео. И эти деньги идут
в национальный Фонд кинематографии. Можно
развивать и такую концепцию.
— Что именно в модели внебюджетного Фонда
кажется Вам несостоятельным?
— Об этом можно долго говорить. Но ведь дело даже
и не во мне вовсе, не в моем отношении. Почему часть средств от продажи музыкальных центров или аудиокассет должна идти в Фонд кинематографии? —
это не я спрашиваю, а Российское авторское общество. Почему в Фонд должны отчисляться средства от приватизации организаций кинематографии? А должны ли отдавать в Фонд часть средств, полученных от проката кинофильмов советского времени? Может быть,
об этом нужно спросить у киностудий?
— И все же Михалков утверждает, что при наличии Фонда исчезнет унизительная зависимость кинематографа от государства.
— Хватит, мол, ходить с протянутой рукой, просить бюджетные деньги? В этом случае просят те же бюджетные деньги. Только в гораздо большем количестве. Какая разница — увеличить в три раза бюджетное
финансирование на кино или на эту же сумму наклеить марки? Сейчас все предложения, которые возникли или могут возникнуть, — они из серии «
это ведь по сути еще какой «
и другие сто десять способов обобрать государство, более или менее эффективных. Что может Госкино
и его Председатель, кроме как помочь в этом благородном деле?
— Но ведь получается, что выхода другого все равно нет — или покорно просить у государства,
или нахально у него вымогать. Раз уж это государство ничего не дает по своей воле.
Директора студий не знают своего счастья…
— Еще один миф. Директора студий говорят, что они ничего не получают от государства. Давайте расскажу теперь, как все обстоит на самом деле. На самом деле они не платят налог на землю, что есть сумма довольно значительная. Не платят налог на имущество, что тоже немало. Они имеют возможность получать хоть
— Возглавляя студию в течение десяти лет,
Вы так же ясно осознавали немыслимые выгоды своего положения?
— Я просто перечисляю, какие виды государственной поддержки уже — уже! — существуют. Пойдем дальше. Сама студия может снимать при государственной
поддержке, пусть даже и маленькой? Может. Другие, снимая при государственной поддержке, приносят денежки на студию? Приносят. Выпустили картину, плохо ее покупают, нет проката, но ее продают хоть
но временный ввоз-вывоз, если это копродукция
и надо срочно печатать материал, скажем, во Франции, — освобождаются. Мало?
— Три года назад Вы бы ответили: мало.
— Да, я бы ответил именно так. Потому что в стране
кризис, в стране инфляция, которая все съедает, в стране — плохо. И фильмы снимаются очень долго — их невозможно кредитовать, невозможно привлечь инвесторов.
— Значит, директора студий, не знающие своего счастья, не так уж и виноваты в том,
что не умеют своим счастьем воспользоваться. Государство должно было бы предоставить им хотя бы минимальную защиту от
Отступление от темы.
О том, как мы бежали
впереди паровоза
— Должно, должно… Моральных обязательств
у государства хоть отбавляй, и оно не может соответствовать им в куда более жизненно важных вопросах. Про учителей и врачей, я надеюсь, здесь не надо
говорить? А вот что касается безличной государственной системы, то она была разрушена в свое время,
и не только логикой общественного развития,
но и самими кинематографистами.
Именно они в середине восьмидесятых забежали вперед времени и были этим обстоятельством страшно горды. Веселые, довольные собой, море по колено. Дайте свободу нам, производителям, мы сделаем замечательные фильмы, дальше на них пойдут люди в кинотеатры, понесут деньги. Ни у кого не было сомнений в том,
что кинематограф по определению дело прибыльное. Этот миф существует и сегодня. Откуда он взялся?
В свое время табак,
билетов попадали в местные бюджеты. И для них именно в этом была польза от кинематографа — не доходной,
а просто очень удобной сферы. Сверхдоходов никогда не было: на самом деле государство сколько зарабатывало на кино, столько в него и вкладывало. И это была довольно ловко и хорошо устроенная система.
Постепенно вкладывало все больше, больше, больше. Еще до Пятого съезда, кстати, вышли в минус. Были бы кинематографисты, и я в том числе, умнее — могли бы понимать, что выдерни эту государственную подпорку — и пиши пропало.
Если бы в свое время мы не побежали впереди паровоза
и эта система оставалась бы такой же
от
— Что же, не надо было уходить?
— Надо было — при условии, что экономика
развивается, пусть даже медленными темпами.
А так что же — мы ушли, а она стоит. Так и остались — зависли в промежуточном состоянии. Вся наша
бюджетная сфера — два вуза, техникумы и колледжи. Остальное — это государственные унитарные предприятия с правом хозяйственного ведения, полностью юридически самостоятельные. Они по своим обязательствам
не отвечают перед Госкино, поэтому перестроить
структуру в сфере производства практически невозможно. Все, что мы можем, — это уволить одного директора студии и назначить другого, но и это непросто, и легко столкнуться с сопротивлением трудового коллектива, авторитетных творческих работников. В этой сфере можно и нужно многое менять, но она закрыта
для революционных действий.
О непопулярных мерах и новых принципах финансирования
— Вы можете сформулировать собственные приоритеты в распределении финансирования кинопроизводства на ближайший год?
— Добиться, чтобы кинематограф получил хотя бы
ту малость, что была уже обещана. Распорядиться
ею строго целесообразно.
— А от кого это зависит?
— Только от моей силы воли.
— Вы готовы идти на непопулярные меры?
— Уже пошел. В вопросе распределения бюджетных средств четко все расписано и опубликовано: кто, сколько и на что получает в этом году. Когда сейчас приходят и говорят: у меня замечательная идея —
я отвечаю: прекрасно, но все идеи — на следующий год. А также говорю, что принципы финансирования изменятся, будет конкурсный отбор, гранты.
Если
долларов, значит, пятьсот из них нужно будет найти
на стороне.
— Пожалуйста, вот типовая ситуация: режиссер имярек уверяет вас в том, что эти пятьсот
у него в кармане, берет ваши двести, снимает сколько получается, а затем его партнеры оказываются вовсе даже не партнерами, а жуликами. Или просто у них меняются обстоятельства. Деньги потрачены, материал есть, фильма нет. Куда идти имяреку, как не в Госкино?
— Нужно будет делать все, чтобы этого избежать.
Сегодня мы все еще обязаны отчитываться продукцией: неважно, какое сделали кино, — важно поставить
галочку. Это неправильно. Необходимо получить право списывать затраченные деньги в убыток на законных основаниях — в особенности, если проект не имеет серьезных художественных перспектив, и это видно
по материалу. Все должно быть четко, ясно организовано. В таком случае протекционизм ограничен и личными связями трудно воспользоваться. Предположим,
одна сессия в год: собирается экспертная комиссия, рассматривает проекты, голосует, распределяет гранты. Дальше идет техническая работа.
— Но здесь невозможно добиться полного автоматизма. В любом деле, особенно в кино, случайности, непредсказуемости и всякого рода непредвиденные обстоятельства могут менять подчас ситуацию в корне. Кроме того, на «Ленфильме» Вы проводили собственную художественную
политику — в отдельных случаях и волевой
протекционизм был более чем уместен. Иногда
Вы действовали как бы против логики — и это были те решения, которые впоследствии оказывались самыми правильными.
— Здесь и, что самое главное, сейчас — другой подход. Какая может быть художественная политика, когда есть всего пять миллионов долларов в год на все игровое кино? Их хватит на несколько фильмов… Денег так мало, что полное финансирование фильмов становится
невозможным. Это означает, что продюсерские функции Госкино урезаются, мы должны будем считаться с теми, кто вложит деньги в производство.
— А если хорошие режиссеры не смогут найти другие пятьсот к вашим двумстам? Зато их, конечно же, найдут предприимчивые кинографоманы. Уже был опыт кооперативного кино, и мы помним, что происходит, когда возможность снимать получают те, кто умеет доставать деньги,
когда этот фактор становится определяющим. Можно себе представить, какую кинематографию мы получим. В случае, если с вашей
стороны решительных действий не последует, скажут обязательно: и сам ничего не сделал,
и Михалкову не дал.
— Мы о чем сейчас думаем? Как лучше дело сделать
или о том, что скажут? В том, что именно так и скажут, я не сомневаюсь. Но никаких эффектных ходов, никаких
я сейчас предложить не могу. И пыль в глаза пускать
не буду. Очень неромантично, однако так оно и есть — все решается переносом бумажек по кабинетам министерств и ведомств.
Есть сейчас скромная, но важная задача — получить кредитование под гарантии государства на льготных условиях на
Это уже серьезно, от этого многое будет зависеть.
Переломить ситуацию, улучшить существующее
положение могут лишь решения, принятые извне.
Без этого никакие внутренние изменения, никакие корректировки курса и кадровые рокировки значения иметь не будут.
К сожалению,
он не понимает, что человек может просто сказать:
я считаю по-другому
— На последнем Пленуме Союза кинематографистов Михалков объявил о том, что, если к концу года Фонд не будет создан, он уйдет с поста
Председателя. Как Вы думаете, если так оно
и произойдет — это будет правильно?
— Это будет совершенно неправильно. Я очень хотел, чтобы он возглавил Союз, и, несмотря ни на что,
по сей день считаю, что ему нет замены. На самом
деле никакой я ему не противник и вряд ли Михалков таковым меня считает. Он же играет. Ну, играет и играет…
— Деловое сотрудничество с человеком играющим возможно?
— Очень затруднено. Мы с ним совершенно разные люди. К сожалению, он не понимает, что человек
может просто сказать: я считаю
— Но в пору ленфильмовского директорства у Вас были ситуации, когда приходилось, несмотря
на все разногласия, продолжать отношения
с людьми. И постепенно все улаживалось, приходило в состояние равновесия. В данном случае
это возможно?
— Может быть, он в
роскошь заблуждаться, находиться во власти иллюзий, романтически переоценивать одно и художественно недооценивать другое. Я хотел бы иметь такую же
возможность, такое же право — но их нет у меня,
и я не могу себе их самочинно присвоить. Я вынужден быть скучным реалистом.
— Вы думаете, что скучный реализм сегодня плодотворнее? Ведь его нереализм действительно
способен прошибать стены, о чем неопровержимо свидетельствует хотя бы история создания
фильма «Сибирский цирюльник».
— Когда бы стены… Стены вещь хорошая, их прошибать можно. Но ведь не в стены все будет упираться,
а в бесформенной вате вязнуть. Михалков
смогут устранить все препятствия. Он
И не в стране новоиспеченной демократии, где стен просто нет, нечего и прошибать. Мы живем в Стране Победившей Бюрократии, которая жила, живет и будет вечно жить живее всех живых.
— Как для вас связана неосуществимость планов Михалкова с победой бюрократии?
— Его план был бы осуществим в начале девяностых, когда многое решал случай, личные связи, громкие имена. Когда указы подписывались на коленке.
Но за эти годы расплодилось огромное количество законов, установлений, положений, регламентаций, инструкций. Сейчас никто не может сказать: надо
помочь кинематографу, давайте разрешим им клеить марки. Кто сейчас это скажет? Ельцин?
Но Михалкова убедили в том, что все решаемо,
и он обманываться был рад.
Я думаю, что, помимо всего прочего, ему органически претит идея постепенного продвижения к цели;
его стиль — буря и натиск. Помощники и соратники куда больше него осведомлены в этих вопросах: и чьи интересы будут ущемлены, и какие серьезные изменения в законодательстве потребуются, и сколько времени
на все уйдет — даже если это в принципе было бы
осуществимо. Но этого Никите Сергеевичу до поры
до времени никто не объяснял, у его окружения с самого начала был общетеоретический расчет на ту самую революционную целесообразность. И узкопрактический — на то, что Михалков может войти в любые кабинеты,
и там, в этих кабинетах, «решать вопросы». Но таким образом «решать вопросы» сегодня не может и сам президент. Под ним — огромная инерционная чиновничья масса. Бороться с ней, обходить ее, вынуждать ее
склоняться на твою сторону и предпринимать по этому поводу конкретные действия — долгая, мучительная, постепенная работа. Которую надо, набравшись терпения, делать. И при этом никуда не денешься от того,
что приходится играть по их правилам, — хитрость здесь только в том, чтобы играть свою игру.
Читайте также
-
Школа: «Нос, или Заговор не таких» Андрея Хржановского — Раёк Райка в Райке, Райком — и о Райке
-
Амит Дутта в «Гараже» — «Послание к человеку» в Москве
-
Трепещущая пустота — Заметки о стробоскопическом кино
-
Между блогингом и буллингом — Саша Кармаева о фильме «Хуже всех»
-
Школа: «Теснота» Кантемира Балагова — Области тесноты
-
Зачем смотреть на ножку — «Анора» Шона Бейкера
Александр Алексеевич Голутва.
С 1985 по 1987 год — главный редактор
киностудии «Ленфильм». С 1987 по 1996 год — директор киностудии «Ленфильм».
С 1997 по 1999 год — первый заместитель Председателя Госкино России.
В феврале 1999 года
назначен Председателем Госкино России.