Школа: «Теснота» Кантемира Балагова — Области тесноты
Продолжаем спецпроект «Школа», в котором публикуются тексты, написанные в рамках учебных заданий участниками онлайн-мастерской «Сеанс». В первом цикле публикаций — важные отечественные фильмы последнего десятилетия, с 2014-го по 2024 год. Екатерина Шиловская о «Тесноте» (2017) Кантемира Балагова.
Но смотрит на мир осторожно Коровка:
А вдруг это тоже Большая коробка,
Где солнце и небо внутри коробка?!
Андрей Усачёв «Божья коровка»
Теснота — недостаток свободного места, отсутствие простора. Каждый день мы ощущаем ее в очередях магазинов, в забитом метро, в маленьких лифтах и на оживленных парковках. Выпутываться из уз проводов, ремней и шнурков, дедлайнов и обещаний — уже привычная для всех реальность. Грани тесноты — именно то, что исследует Кантемир Балагов в своем полнометражном дебюте 2017 года.
1998 год, Нальчик, в центре сюжета — семья горских евреев. Мать, отец и два уже повзрослевших ребенка — брат и сестра, Давид и Илана. Жизнь, построенная на компромиссах и недомолвках, сходит с привычных рельс, когда Давида похищают с целью получения выкупа. Семье предстоит найти крупную сумму денег, что честным трудом в их условиях почти невозможно.
«Барачный Нальчик», малая родина Кантемира Балагова, режиссеру куда ближе, чем широкие улицы с красивыми фасадами. Простые люди живут в клаустрофобическом пространстве, отчего семейные узы, нормы общества и вечно повторяющиеся территориальные споры становятся самодельным проклятием, сжимающим в тисках и без того замкнутый мир.
Человек не может без сообщества
Илана, главная героиня фильма, чинит машину в смотровой яме — она работает в мастерской отца. Формат кадра — 4:3 — прижимает людей друг к другу. Всё как в жизни. Образ заточения впечатывается в сетчатку глаза. Развидеть уже не получится. Даже разговоры полушепотом здесь кажутся громкими, будто достаточно лишь подумать, и тебя услышат.
В семье важное событие — помолвка Давида. Ускользнув от родителей, брат с сестрой выкуривают по сигарете где-то между домом и забором так, чтобы никто не заметил. Но едва ли удастся это скрыть. Квартира заполнена людьми, здесь не утаить ни ухмылки, ни запаха… Герои то и дело утыкаются носами в плечи и щеки рядом стоящего человека. Камере тоже тесно, словно она еще один житель Нальчика.
Нам показано среднестатистическое семейное счастье, насколько оно вообще возможно. Скоро станет понятно, что мир этих людей держится на тонких нитях смирения и терпения каждого из членов семьи. А пока, пожалуй, только синий цвет, проступающий в одежде и в обычных вещах вроде телефона и полотенца, намекает на что-то болезненное. Словно синяк, фоновая боль, на которую не обращаешь внимания, пока не надавишь, пока не заговоришь о ней. Моментами этот цвет будет заливать весь кадр — настолько сильна боль.
Кантемир Балагов: «Надо взять зрителя за шкирку и не отпускать его»
Отчего же так тяжело? Может быть, от поводка, который ловко затягивает мать не силах никого отпустить от себя ни на шаг? Во «Взысканиях погибших» Андрея Платонова, не раз упоминавшемся Кантемиром Балаговым в интервью, мать потеряла своих детей на войне. Придя к ним на могилу, она говорит: «Они что же, они дети мои, они жить на свет не просились. А я их рожала — не думала; я их родила, пускай сами живут. А жить на земле, видно, нельзя еще, тут ничего не готово для детей: готовили только, да не управились!.. Тут жить им нельзя, а больше им негде было, — что ж нам, матерям, делать-то, и мы рожали детей. А иначе как же? Одной-то жить небось и ни к чему».
Оба автора говорят о проблеме матерей, рожающих просто потому что так принято. Традицией и укладом. Нежелание матерей проводить жизнь в одиночестве и отсутствие осознания, что у них нет права распоряжаться судьбой своего ребенка, приводят к бунту детей. Илана будет раз за разом сбегать на свидания к своему парню Залиму через окно. Но даже такое безобидное неповиновение встретит ответную реакцию: родители потребуют от нее выйти замуж за Рафа. Помолвка принесет им деньги, необходимые для выкупа сына.
Ты не будешь один в минуты беды
У всей семьи одна задача — спасти Давида любой ценой. Но, пока Илана думает о продаже машины, родители уже мысленно продают свою дочь. Несправедливость происходящего требует радикальных действий. Илана решает проблему быстро: приносит в жертву свою девственность и прямо при «женихе» выкладывает доказательства на стол. «Я буду спать с каждым встречным», — вот ее высшая точка несогласия. Илана бунтует, потому что мир вокруг патологичен. Неужели можно отбирать свободу у одного, чтобы даровать ее другому?
Дамоклов меч висит не только над Давидом, но и над обликом семьи внутри еврейского сообщества. Возлюбленный Иланы — кабардинец, а, значит, их союз обречен. История Ромео и Джульетты, на этот раз в декорациях Нальчика. Любовь, закрывающая глаза на национальные различия и социальные статусы, будет бесконечно разбиваться о глыбы общественных установок. Человек не может без сообщества. Но может ли национальность, данная нам по факту рождения, требовать абсолютного соблюдения всех правил и полного принятия собственных изъянов?
Горские евреи живут на Северном Кавказе с середины XIX века. Бежавшие от войн и угнетения, вынужденные соседствовать с коренными народами, евреи всегда собирались в общины. В Нальчике такая община называется «Колонкa», это сообщество, основанное на древних традициях, объединяет семьи вековечно, из поколения в поколение передает свою веру.
Никто из компании не ожидает, чем сменится хит-парад душевной музыки
Главный и лучший эпизод фильма — встреча в синагоге для сбора средств, необходимых для выкупа детей. «Нашу общину постигла беда. Сегодня ночью были похищены наши дети», — говорит раввин. Наши. С потерей части свободы при рождении каждому даруется племя, дающее негласное обещание стоять горой за каждого своего соплеменника. Ты не будешь один в минуты беды. И сейчас каждый обязательно даст денег. Кто сколько сможет. «Испытания. Наверное, в этом слове и кроется вся сила еврейского народа. Сила, которая объединяет нас вот уже 4000 лет», — воодушевляет свою общину раввин. Память и гордость — вот, что передают евреи по наследству от разрушения Храма до наших дней.
В 1990-е в Нальчике еврейских детей часто похищали ради наживы. Считалось, что у еврейской общины есть средства, чтобы решать такие вопросы без вмешательства полиции. Предрассудки о богатстве «чужаков» множили подобные преступления в течение долгих лет. Забрать «дань» и лишний раз напомнить людям, кто здесь хозяин, выжать из города — Кантемир Балагов знал о таких случаях не понаслышке. И вот семья Иланы уже собирается покинуть город: «Нам дали понять, что мы здесь чужие».
Кризис семьи на фоне бесконечного кризиса мира
Красной нитью сквозь синее полотно картины проходит тема чеченской войны, незаживающей раны. Илана сбегает от родителей и попадает на пьянку к Залиму и его друзьям. Кто-то дал им кассету с музыкальными клипами. В 1990-х такие записи часто ходили по рукам. Никто из компании не ожидает, чем сменится хит-парад душевной музыки. Так на экране появляется самая шокирующая сцена фильма — просмотр героями хроники с казнью российских солдат чеченскими. Связанные, лежащие на земле люди, беспримерная жестокость палачей. «Живи в загробном мире», — говорят они. Парадоксальность мира лишает героев дара речи: пока они слушают Буланову и танцуют с любимыми, где-то такие же молодые люди стоят на коленях и молят о пощаде. Мир тесен. Тесен настолько, что подобные видео могут взяться из ниоткуда и оглушить вас в любой момент. Тесен настолько, что народы веками не перестают бороться за место, ведь его всегда мало.
Мать в фильме раз за разом будет душить детей теснотой своих объятий. Но и для нее наступит время разжать кулак и выпустить руку ребенка из своей. Брата выкупят, но он не захочет уезжать, решив остаться на старом месте, чтобы отстраивать новую жизнь со своей возлюбленной. Илана, своенравная и вольнолюбивая девушка, лишь к концу картины снимет наконец свой джинсовый наряд: все сражения окончены. Но, как показывает история, лишь до следующего кризиса.
Кризис семьи на фоне бесконечного кризиса мира. В экстремальных ситуациях все болевые точки начинают пульсировать и наливаться цветом. А мир обнажает одну из своих личин и становится тесным, темным, грязным и несправедливым. Можно бесконечно убегать, вымещать гнев на вещах вокруг, кричать и драться, но можно ли стать свободным хоть на минуту? А, может, все наши освобождения и заточения уже давно кем-то предначертаны?
