хроника
Ная Гусева
Ная Гусева

«Учиться воздуху» — О последней мастерской Сергея Соловьева

В Ханты-Мансийске завершился XXII Международный фестиваль кинодебютов «Дух огня» (а в Москве стартовало его эхо). Вспоминаем его основателя, режиссера, сценариста и любимого учителя нескольких поколений кинематографистов Сергея Соловьева. Публикуем монологи выпускников его последней, экспериментальной актерско-режиссерской мастерской во ВГИКе.

Гаухар

Режиссер фильмов «Не лечится» (2022), «На живое» (2023), «Если мне будет хорошо, то потому что…» (в производстве). «Хочу развиваться в направлении магического реализма и снимать кино о женщинах».

Photo Сеанс. Лица. Сергей Соловьев купить

В мастерскую Соловьева я попала вопреки: почему-то очень боялась его, боялась величины гения, была в сомнениях и намеренно не закрывала пробелы в его фильмографии, чтобы не испугаться окончательно и не убежать со вступительных. Когда узнала, что все-таки попала, на пять лет и глобально — навсегда, десять дней подряд плакала и сильно нервничала. Меня отпустило только когда мы наконец-то с ним поговорили, всем курсом, дружно и глубоко. Первым делом Сергей Александрович попросил нас показать фотографии, которые мы делали перед поступлением: он очень долго рассматривал каждую, и мы все с придыханием ждали его одобрительного кивка, который означал: «Круто, хорошо, ну, а что там дальше?». Каждую нашу встречу мы смотрели фотографии, обсуждали кино и впитывали в себя энергию, которой он охотно и с любовью делился с нами.

Сейчас все эти долгие разговоры, его истории, впечатления от наших работ, наставления работают на нас в качестве антидота от ошибок. От чувства неприкаянности и от мира, с которым каждый из нас в какой-то степени борется. «Сергей Саныч» или «САС», как мы между собой его называем, успел сказать и вложить в нас все, что хотел — и мы это физически ощущаем. Когда его не стало, мы всем курсом запоем начали читать его трехтомник и регулярно общаться с ним — каждый по-своему. Общение происходит до сих пор, и оно никогда уже не прервется — это счастье.

В мастерской Соловьева я встретила людей, которых люблю и которыми восхищаюсь, встретилась с собой лицом к лицу, нашла кровную линию, вектор развития — наш общий, один на всех, которого мы стараемся придерживаться. И будем придерживаться, пока будем работать и жить.

Стася Толстая (Венкова)

Актриса, режиссер. Сыграла главные роли в фильмах «Ути-ути-ути» Сергея Соловьева, «Возвращение Робинзона» Григория Константинопольского, «Монохром» Ольги Городецкой. Первая полнометражная картина «Тайное влечение» получила специальное упоминание жюри на ММКФ за «искренний и дерзкий дебют».

Все началось с резкого «садись» на поступлении, когда думала, что все потеряно и не подозревала, что все только начинается. Потом были стихи. Много—много, еще, читай. В коридорах шептались, что надо читать Блока — мол, любит. Поступление было сумасшедшим: нашей мастерской все завидовали. Пока в других институтах репетировали сложнейшие отрывки, мы примеряли платья с Мосфильма, а он нас фотографировал. У него был такой большой телефон, на нем всегда был включен звук. Щелк, кадр, еще один, ну-ка сделай взгляд, как будто тебе по башке дали.

Потом были этюды. Бесконечные пробы на органическое молчание, где все непременно должно было быть немного медлительно, в дыму и обязательно с красивым реквизитом. Другие мастерские завидовали — там обычно были стул, стол и ты сам. У нас приносили розы, кошек, головы ростовых кукол, делали этюды в туалете, в лифте, я притащила простыню, натянула ее и прямо за ней устроила баню: по сюжету обнаженные силуэты девушек парились, а потом пели песню и пили водку. Вот тогда он впервые заметил во мне режиссера.

И уже не давал расслабиться. Со всех спрашивали только актерские отрывки, а с меня больше. Не всегда успевала и тогда он сказал мне фразу, о которой я думаю каждый день: «Стася, я вот Ренате (Литвиновой) только сказал и тебе скажу — не будь дурой, снимай сама себя. И ставь на себя».

После первой похвалы было ничего не страшно и появился первый киносценарий. САС собрал тогда весь курс, прочитал мой сценарий вслух и велел снимать. Я была в шоке.

Четыре года абсолютной красоты, абсолютного счастья, скоро стало понятно, кто его ученик, а кто нет. Он никогда не любил птенцов кукушки. Время шло, а многие так и сидели, открыв рот, в ожидании, что к ним придут и их научат. Азартные же пробирались к нему домой, работали над сценариями у него в подвале. Рядом с ним было можно все и одновременно было очень страшно сделать ошибку. На кону стояла оценка, которых у него было только две — говно или высший класс. Интересно или неинтересно.

Невозможно словами определить его метод. Ставили «Иванова» по Чехову, так я до сих пор говорю, что не знаю, получилась ли у меня эта роль, но точно знаю, как действовать так, чтобы мужчина в конце застрелился. САС подсказывал, какой должна быть женщина, как она должна затуманивать умы, запрещал мне произносить реплики «пионерским голосом».

Счастье, в которое я не могу поверить — это «Ути-ути-ути». Точнее, «P.S. Ути-ути-ути», который он зачем-то добавил в начале. Я искренне не понимала зачем, но потом, конечно, мы всё поняли.

Помню, как сижу в вагончике, смотрю в зеркало, медленно заходит он и так тепло-тепло подмигивает: «Удачи, Стасенька». И я плачу. От счастья. И рисую утку на тарелке.

Сняли короткий метр — решили полный написать. Безвылазно у него дома писали. звонки в четыре утра: «Я придумал! Идея!» Написали. Он дал ему странное название: «Проклятый пруд». Вот и лежит этот пруд у меня на столе. Но я сниму его, Сергей Александрович, просто дайте знак.

Влад Шкуренко

Режиссер, ученик Соловьева, свободный журналист. Родился и вырос в Омске, очень предан своему городу.

Сергей Соловьев изменил мою жизнь — он взял меня в свою мастерскую.

В 2020 году я через огонь и лед поступил в его мастерскую: у меня были проблемы на турах, я подавал апелляцию по результатам за сочинение, мне пришлось предстать перед комиссией и защищаться. Апелляция перешла в собеседование. Меня спросили, какое кино мне нравится. Я сказал честно: Годар, Трюффо и Антониони. Наши вкусы с Соловьевым совпали, и я нашел наконец-то то самый дух, любовь к кино, который раньше не находил. Мне сказали: я поступил, потому что понравился мастеру.

Кажется, так со всеми нами. Нас 19 человек. Уже четвертый год мы жестко угораем и творим вместе, как одна большая семья. Было куча проектов: показы в барах, «Перспективе», выставки на Винзаводе, павильон ВГИКа, «Старый конь» и прочее.

Я верю, что все будет хорошо и мы защитим его память.

Дима Теплов

Начинающий режиссер, студент мастерской Соловьева.

У меня есть текст в заметках, который я не помню для чего писал: кажется, к году со смерти, но тогда только однокурсникам его один раз прочитал.

«Ассу» я посмотрел не помню когда, но, вероятно, после школы, уже на факультете журналистики. «Сто дней после детства» посмотрел, потому что кадры из этого фильма были в сохраненных фотографиях у девочки, которая мне нравилась. На звонке в Zoom был черный экран, который сказал: «Все понятно».

Когда я поступил и вернулся в Томск, то пересмотрел «Ассу». У меня были два дорогих друга, которые только расстались тогда: она всю жизнь была фанаткой «Ассы», а он — «Иглы», и я шутил, что поступаю в идеальную мастерскую для своих друзей.

Первую встречу с Соловьевым не помню, но, наверное, много смеялся из-за его песен и странных звуков. Помню, что протянул ему ладонь поздороваться: у него была очень мягкая рука с длинными ногтями, и я потом долго волновался, не слишком ли я нарушил субординацию так поздоровавшись.

На самом деле, не так много комментариев от него помню, хотя он всегда что-то говорил. Помню, сильно радовался, когда принес свое музыкальное видео на «Ветра» Mnogoznaal, и он сказал, что я показал ему современную Москву — вообще, мне казалось, что я копировал «Комбинат „Надежда“» Мещаниновой, но комментарию очень обрадовался. Он рассказывал, что кто-то из старых мастеров вроде Ромма хвалил студентов за показ современной Москвы. Потом я принес ему документальное впечатление с митинга, которое мне казалось провальным, а он отметил одинокий огонек-фонарик среди потока машин. Наверное, что-то в этом правда есть.

Можно сказать, что Сергей Александрович стал моим мастером только после смерти — до этого я всегда держал большую дистанцию и не считал себя подходящим для простого общения с ним. Постепенно возникла куча вопросов о жизни, о любви, и стало казаться, что Сергей Александрович мог бы мне помочь на них ответить — теперь ищу ответы во всем, что он оставил.

Я до сих пор регулярно смотрю и читаю интервью с ним, пересматриваю отрывки записанных во время учебы уроков — сам не до конца знаю, зачем. Точно не привычка, но, видимо, его мнение очень важно. Хочется его глубже понять и представить, что бы он сказал на наши новые творения.

Лиза Пензенская

Кинорежиссер, студентка мастерской С. А. Соловьева во ВГИКе.

Я самая младшая в мастерской. Поступала сразу после школы, в 17 лет, и то ли из-за интуиции, то ли подросткового принципа, решила подаваться только во ВГИК. Повезло. Попала к Соловьеву.

От вступительных сейчас в голове только образ и пара фраз. Вокруг меня какие-то люди: лиц не видно, потому что решила быть без очков — к удаче. И Рашид Нугманов на большом экране. Всё про меня они уже поняли, только одного хотят — чтобы я спела песню. На тот момент я любила выпендриваться и The Doors.

Спела. Оказалось, Рашид Мусаевич подпевал; пошутили как-то, и думаю — ну все, теперь уж точно либо сюда, либо на палеонтологические раскопки. В 17 лет казалось очень важным, что кто-то любит то же, что и ты. Потому что в тот момент, собственно, это и есть ты.

Сергея Александровича первый раз увидели пятого сентября — тоже на экране, но поменьше. «Неученье — свет, ученье — тьма», — так сказал о нас Соловьев в начале обучения. Ну, думаю, эта фраза и до сих пор нас хорошо описывает.

Важно было найти и сохранить себя: в этом, как мне кажется, нам и помогал Сергей Александрович (не всегда при этом присутствуя очно). Он вообще всегда говорил о наших работах именно то, что нам надо было услышать, как минимум в моем случае.

На втором показе этюдов мы устроили пир в мастерской в честь его прошедшего дня рождения. Сдвинули парты, сообразили скатерть. Мы заказали большой торт без сахара, а Соловьев принес просекко. Помню, я тогда назвала его «просéкой», и Сергея Александровича эта ошибка позабавила. Неученье же, как мы помним, свет.

До сих пор вспоминаем, как он смотрел наши фотографии, долго повторяя: «Так… так…» или другие многозначительные слова. Да и этого было достаточно.

Софья Корсакова

Ученица Сергея Александровича, актриса.

Узнали мы друг друга за пять месяцев до его ухода. Я мечтала встретить мастера, с которым у меня случится абсолютный мэтч. Верила в это и понимала, что по-другому у меня быть не может. И, будучи на вступительных испытаниях во ВГИК, я почувствовала — это «оно».

Мы общались только невербально, другого было не дано. Я долго переживала и плакала, что не смогла обменяться с ним даже парой слов, а потом поняла: слова в нашей истории не имели того веса, что энергетическая и духовная связь между нами.

Для меня эта встреча — подарок судьбы и некое волшебство.

Сергей Саныч — вторая в моей жизни по величине фигура (первая — бабушка), которая имеет огромное влияние на мое «Я».

Благодарность и любовь к нему безгранична. Для меня он остается Учителем и «неуловимым, внезапно пронесшимся ветром».

Яна Скопина

Режиссер, педагог мастерской Соловьева.

Я попала к Соловьеву вольнослушателем в 2006 году на курс, где учились Егор Баранов и Соня Карпунина. САС никогда никого не выгонял со своих занятий, сидеть и слушать мог кто угодно. Потом, уже на выпускном того курса, мы выпивали в мастерской Сергей Саныч рассказывал, как мечтает набрать курс из одного студента, как это в свое время получилось у Тарковского с Кайдановским. Он даже знал, кто будет тот самый единственный студент: «Гениальная Катя Заштопик, она еще рисует такие пипки с крылышками», — говорил Соловьев. И, хоть следующий курс у него набрался большой, с нами действительно училась Катя. Потом, правда, он понял, что они с Катей из разного теста, и перевел ее на другой курс.

Я уже училась официально, пошла моя вторая пятилетка с Сергеем Александровичем. Мы ставили площадки, много ставили. И САС впервые всерьез на меня тогда обратил внимание. После просмотра моей постановки по Фро сказал: «Я вижу, что тебя волнует. По-человечески волнует. Вижу, как и по какому поводу работает твоя сердечная мышца». И тут же вручил медаль — небольшую серебряную монету, выпущенную к юбилею дома Романовых. Медаль храню, тот поворот стал очень важным событием для меня.

Когда умер наш второй мастер, — Валерий Рубинчик, — Соловьев долго переживал. Потом искал замену. Но заменить Рубинчика невозможно, поиски не увенчались успехом. Он звонил мне и спрашивал: «Вот скажи мне, кого взять на курс?» Я перечисляла всех, кто мог быть хоть в каком-то поле Соловьева, и кого он любил: Литвинова, Хлебников, Меликян, Бакурадзе, Баранов. Никого он тогда не утвердил. Как-то до него дошел слух, что я помогла большей части курса сделать дипломные работы, и он сказал: «Приходи ты, будем вместе тащить эту лямку». А дальше понеслась моя новая пятилетка жизни с САСом уже в совсем другом виде. Так и называл: «Девочка, которая у меня 20 лет учится».

Он никогда не понимал, как делать все эти разборы фильмов, почему надо что-то там раскапывать и обсуждать. Ему важен был кинематографический воздух. Этому он учил своих студентов. Потому что всему остальному как-то можно научиться ремесленно, а воздуху — нет. Но последние годы он сам себя одергивал. Понял, что воздух — да, но твердил, что Новая волна загнулась, потому что там не было историй.

Яна Скопина: «Теперь все сколочено очень крепко» Яна Скопина: «Теперь все сколочено очень крепко»

Сценарии к своим работам все всегда писали сами. Соловьев мог долго не принимать написанное. Леша Смирнов, мой однокурсник, приносил ему вариантов 15 своего сценария, но нет. Ему помогала писать даже его кинематографическая семья, но Соловьеву все равно не нравилось. Тогда САС посадил Смирнова в свой подвал и запер. И почти сутки Леша просидел там, пока наконец не написал финальный вариант своей учебной работы.

Его способ преподавания схож с переливанием крови. Ничего не было понятно, но изнутри прорастала любовь к жизни и кино, которую невозможно объяснить. Все студенты ждали какую-то конкретику, четких указаний, плана движения, строгих границ. Ничего этого не было. Но после окончания ВГИКа, нас всех вдруг накрывало очень точное понимание того, что все-таки имел в виду Мастер. Егор Баранов, уже окончив ВГИК, приходил к нам на курс, просто посидеть и послушать Соловьева. Предполагаю, это давало ему нечто важное. Со мной было то же самое: сколько бы я ни сидела на стульчике рядом с САСом, каждый раз я уходила с пониманием, как все-таки устроен белый свет. Хотелось жить, любить, снимать. Он давал на это силы.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить