«Изгой-один» — Да, смерть!
«Изгой-один» — осколок «Звездных войн», рассказ о том, как Люк Скайуокер получил чертежи Звезды Смерти. Василий Степанов рассказывает, почему этот фильм стал одним из лучших в серии.
Из трудового лагеря где-то на задворках Галактики летучий партизанский отряд похищает Джин Эрсо, ценную смутьянку, которой одинаково неприятны как болотная антитеррористическая стабильность Рейха, так и суетливые полевые командиры сопротивления. Цель повстанцев — выйти через девушку на ее отца, великого конструктора, которого много лет назад забрали люди в форме. Теперь он возглавляет «шарашку», проектирует для императора окончательное решение повстанческого вопроса (секретный проект «Звёздочка»).
«Последние джедаи» — Вместо силы
Особой надежды не было, но «Изгой-один» — оказался, пожалуй, лучшим на сегодняшний день фильмом «звёздной» серии (по крайней мере, если брать в расчет последние четыре картины). Красиво нарисованный и снятый, мрачный и размашистый — где еще было представлено такое богатство космографии? — этот фильм как будто задуман продавцами Данте и Рэнделом, взахлеб обсуждавшими в «Клерках» Кевина Смита этические и экономические обстоятельства строительства и разрушения Звезды Смерти. Кого убивают повстанцы и штурмовики? Кто стоит на втором, третьем и четвертом плане истории, скрываясь за сиянием лазерных мечей и фалдами плащей? «Изгой-один» — по сути своей прокладка между официальными частями великой саги (чтобы не возникло путаницы в рангах, к названию фильма прикрутили какие-то смехотворные расширения), но даже заимствуя центральные мотивы у старших фильмов, он отводит взор от командиров первого эшелона, чтобы одарить вниманием тех, кто вот-вот погибнет в жерновах бескомпромиссной гражданской войны.
Есть сёгуны, а есть самураи, и «Изгой» — это самурайская, или даже рёнинская история. Без джедаев, чья Сила поминается лишь в молитве, но с контртеррористическими операциями в центре древнего восточного города Джедда, взаимоисключающими личными интересами и перессорившимися оппозиционерами. В ней много человеческого, и даже слишком человеческого по меркам Disney.
Сразу несколько особенностей поднимают «Изгоя» из рядовых вселенной Lucasfilm. Во-первых, смелость, с которой авторы очередного сюжета влили в обсыпанную перхотью мифологию новую кровь — дали героев, о которых в кои-то веки хочется что-то узнать. Это больше не функции: межпланетная мясорубка наконец питается реальными, а не клонированными судьбами. На их фоне и Дарт Вейдер выглядит эффектнее. Во-вторых, склонность к формальному хулиганству: украсть идею планетарного энергощита у Мела Брукса из пародирующих Лукаса «Космических яиц» — это нужно было постараться, как и произнести в контексте «Звёздных войн» слово «директор» или слово «вакуум». В-третьих, мощная финальная кода на тропическом пляже, когда над горизонтом поднимается даже не Звезда смерти, а самая настоящая планета Меланхолия — предельная метафора той сокрушающей усталости, которая накатывает, как на воюющего с шести лет солдата, так и на актера, которого подписали участвовать в постоянно расширяющейся франшизе (спасибо Владимиру Захарову за это точное наблюдение).
«Звездные войны» — Предубеждение силы
От такой повинности даже смерть не избавление. Стабильно живой Дарт Вейдер томится в колбе с мёртвой водой. Еще более угнетающее впечатление производит энергичный губернатор Таркин в исполнении почившего 22 года назад Питера Кушинга. Восковое лицо британского актера, сработанное во всей мощи новейших технологий, внушает оторопь и сообщает картине какие-то новые смыслы. Кто воюет на стороне Империи, пока выросшие на обломках Республики оборванцы фанатично ждут перемен и жертвуют жизнями в борьбе за секретные файлы? Ответ на этот вопрос мог бы показаться очевидным, если бы не финал и насквозь кибернетическая улыбка помолодевшей принцессы Леи, которую не способны вывести из равновесия ни проигранная космическая баталия, ни живодерская гибель дюжины соратников.
По обе стороны — монстры. А у тебя нет даже нормального позывного. Данте и Рэндел были правы.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса