Сеанс реального — «R2CC» Маши Черной
Встречаются как-то радиолюбительница, тхэквондистка и знаток современного искусства, — и оказывается, что всё это один человек. Сегодня в «Сеансе реального» — веселый док «R2CC (радио два цапля цапля)» и рассказ его автора о главной героине и красках, которыми кино заиграло со временем.
Я встретила Яну случайно. В 2018 мы обе были участницами мастерской экспериментальных сюрреалистических фильмов Андрея Сильвестрова «Сны на районе». На самопрезентации Яна показала свои дневниковые видосы, поговорила по-немецки, рассказала про философов, которыми увлекается, и всё с очень серьезным лицом, хотя при этом хотелось смеяться. Появилась мысль, что я бы хотела ее снять, но никакого понимания, что и как.
Через несколько месяцев ко мне пришла Оля Привольнова, которую я считаю своим учителем в документальном кино. Я нигде не училась, но участвовала в ее киноинтенсивах при фестивалях «Зеркало» в Иваново и «Рудник» в Свияжске. Оля сказала, что некий телеканал «Ключ», про который никто не слышал, хочет выпустить документальный альманах, где разные режиссеры снимают молодых героев — что-то типа «Покажите нам двадцатилетних». Был гонорар и никаких цензурных ограничений, только запикать мат и заблюрить сижки. Я подумала: «Почему нет?» Так и подвернулся повод Яну снять.
В первый день съемок мы встретились в Чайхане. У Яны было похмелье, и она очень депрессивно рассказывала про сломанный тромбон. Но в кадре Яна смотрелась хорошо, и я поняла, что может получиться интересно. Потом я ездила в ее мастерскую, к ней домой. Кажется, Яна была заинтересована в результате и сама предполагала, что прикольно будет снять, как она делает тату, как идет на бокс или на шаббат Пепперштейна, писала мне, что будет вот такое, и я прибегала с камерой.
Все снималось довольно быстро (сроки были сжатые), урывками, за два или три месяца. Там не было такого старошкольного наблюдения, когда живешь с героем долгое время. Думаю, это чувствуется в фильме.
Яна абсолютно цельная. Она движется по своему пути, а я просто это фиксирую
Я действовала не очень умно и довольно хаотично, да и опыта у меня было сильно меньше, чем сейчас. Мной двигал природный азарт: я не понимала Яну — как она думает, живет. Мне было прикольно наблюдать и пытаться понять ее мироустройство, мироощущение, mindset. Мне было интересно, как происходит ее саморефлексия, как Яна воспринимает свою жизнь и себя как персонажа. Например, она видела, что я ее снимаю, но я не знала, понимает ли она, что я сейчас снимаю какой-то момент как комичный или печальный.
Сначала мне казалось, что мы безумно непохожи. Но, по крайней мере, у меня, всегда происходит момент, когда начинаешь узнавать в герое себя. Мне очень понятен этот хаос сущностей и идентичностей, которые кажутся не очень-то совместимыми, но при этом нужны все вместе. Мне близок непосредственный интерес Яны: она относит себя к старообрядцам, но ходит на шаббаты. Эти странные, противоречивые круги интересов мне кажутся логичными. И мне понятны периоды, когда хватаешься за все: я сделаю зин, соберу новую группу, сниму передачу, а еще мы напечатаем футболки, и сверху бантик. И также я хорошо понимаю, когда человек перестает это вывозить и несколько дней просто неподвижно лежит.
Во-первых, R2CC круто звучит
Во время съемок не было момента, когда бы Яна ко мне привыкла, раскрылась. Никакой супер-откровенности не произошло — все шло абсолютно ровно. Когда Яна рассказывала про жесткое детство, я понимала, что это не какое-то доверие, которое я заслужила, а она также рассказала бы об этом, если бы я спросила в начале съемок.
Думаю, это и из-за того, какая Яна сама по себе, и из-за того, что мое присутствие было «некачественным» — съемки были такими же хаотичными, как Янина и моя жизнь. В итоге я поняла, что особый контакт тут и невозможен. Яна абсолютно цельная. Она движется по своему пути, а я просто это фиксирую.
Бывали моменты, когда Яна была очень уязвима. Например, на тренировке по боксу. У нее был перерыв в спорте из-за таблеток, и эта двухчасовая, очень интенсивная тренировка оказалась слишком тяжелой. Яну тошнило, она пошла в уборную, я отправилась за ней с камерой. Я думала, надо ли мне подойти поближе, чтобы снять, как человека тошнит — классические вопросы документалиста. Решила подождать в туалетным предбаннике. Яна вышла и отнеслась к съемке понимающе. Но это тоже не стало моментом, что теперь мы подружки, потому что я видела, как ее тошнило.
После того, как я сдала фильм на канал, Яна поехала во Владивосток, где у нее уже несколько лет есть дальневосточный гектар, куда она ездит каждое лето. Там была работающая радиостанция, и я попросила своих друзей из Владивостока сходить с ней и все же снять, как Яна выходит в эфир.
Насчет названия фильма у меня даже не было других вариантов, что бывает не часто. Во-первых, R2CC круто звучит. И это очень важная для нее история. У радиолюбителей есть свои радиолюбительские понты: награды, соревнования, достижения — созвониться с Австралией, с Антарктидой. У начинающих позывные длинные и менее благозвучные, а по R2CC радиолюбитель сразу понимает, что Яна очень крута. Мне показалось, что клево, когда у человека есть такое дополнительное имя, которое происходит из какой-то из его сущностей.
Смонтировала все примерно за месяц. Но у меня было не так много материала. Почти нет события, которое бы я сняла и не вставила в фильм. Наверное, это не очень правильно, но я сделала фильм вот так. Я пыталась выстроить какую-то драматургию, хотя ничего «драматургического» в материале не было. У меня были папки: вот такой прикол, а вот другой. Я пыталась добиться удивления, когда ты уже не ждешь, что будет что-то новое, а открывается еще какая-то вселенная, потом другая, потом еще. Также мне хотелось привести фильм к открытой положительный ноте — через музыку, которую Яна любит и исполняет, где она в своей вселенной.
Видит ли она моменты, которые кажутся мне смешными, как смешные?
Я считаю фильм не очень удачным. Там нет развития истории или героя. Он сделан довольно наглым самоуверенным способом, когда ты заходишь в чью-то жизнь, ищешь там какие-то приколы, снимаешь, пытаешься из этого что-то сформировать и выдать за портрет. Этот метод больше похож на теледок или фильм для ютуба: сейчас у нас будет подсъемчик здесь и здесь, а теперь сходите на могилу к своему папе, получится шикарный финал.
Один из тысячи спорных вопросов в доке: показывать ли фильм герою? Если герой не просит, я предпочитаю не показывать. Не потому, что он представлен в плохом свете — я очень люблю своих героев. Просто смотреть на себя в кино — это испытание. Яна фильм видела, он ей нравится, она его репостила. Но я не понимаю, как она его воспринимает. Видит ли она моменты, которые кажутся мне смешными, как смешные? Или моменты, которые у меня вызывают тревогу.
Когда я закончила фильм, не было ни одного публичного показа. На канале «Ключ» альманах так и не вышел. Неожиданно он попал в национальный конкурс «Окна в Европу», потом у меня его попросили чуваки из «Пилигрима», сделали статью на «Кроте». Периодически фильм находят радиолюбители и показывают его по каким-то своим радиолюбительским делам.
Весной был показ в Тбилиси. Пришло очень много людей. Были даже зрители из музейно-кураторской тусовки, которые очень прошарены в современном искусстве. Реакция была восторженная. Люди смеялись, где нужно, расстраивались, где нужно. Восприняли очень тепло. Думаю, это связано и с тем, что у уехавших есть большое желание увидеть док из России. Люди говорили про ностальгию, про что-то поколенческое, что «схвачен дух времени».
Когда фильм только вышел, он воспринимался как «ну, забавно». Время дало ему дополнительное качество. Но только время, это не моя заслуга. По-другому стали восприниматься моменты, где Яна ходит в военной форме. И весь этот совриск, который до сих пор существует, но уже совершенно не так свободно и международно. Для меня в этом тоже есть ощущение ностальгии по очень недавнему — как жирно и интересно мы жили.
Читайте также
-
Высшие формы — «Спасибо, мама!» Анны Хорошко
-
Как мы смотрим: Объективные объекты и «Солнце мое»
-
Высшие формы — «Ау!» Тимофея Шилова
-
«Сказка про наше время» — Кирилл Султанов и его «Май нулевого»
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Высшие формы — «У меня что-то есть» Леры Бургучевой