Птюч
Другие журналы покупались один раз, «Птюч» и «ОМ» — неизменно и постоянно. «Птючи» слиплись в памяти в
Сначала это был густой раствор- от того, чем «там» жили десятки лет, «здесь» пьянели и требовали еще. Можно и нужно было объяснять, кто такие Дерек Джармен и Малькольм Икс, Антон Лавей и Теренс Маккена. Смесь получилась диковатой — совсем в духе времени: на соседних страницах воспевались ценности андерграундные (это было тому, кто хочет «знать больше») и буржуазные (а это тому, кто хочет”быть лучше«). Призывы быть в любом случае «контр» и заниматься экспериментальным сексом сочетались с увещеванием беречь зубы и есть мюсли; вдумчивые размышления о наркотиках не противоречили анти- героиновой рекламе — «This product is recommended for your death» (тем более что и death — это, черт побери, тоже красиво). Все сливалось в одно и объяснялось «постмодернизмом»: что модно — знаем мы; что хорошо, а что плохо — знают дураки.
Но нарисованная жизнь выходила цельной и складной — и реальнее самой реальности. Это, конечно, была не Россия девяностых, это был какой-то небесный Лондон, где томно ходят «строгие юноши», а у девиц «героиновый шик». Там не рушилось «МММ» и не закупались на «оптовках», там не было свадьбы Пугачевой с Киркоровым и слипшихся ларечных «сникерсов». Там названия марок одежды произносились как мантры. Полагалось вести себя пресыщенно и порочно, быть ироничным и чувствительным. Мода улавливалась и мода назначалась. Открывались имена и зажигались звезды. Дурная, воспаленная российская жизнь должна была проживаться как хэппенинг. Цинизм объявлялся тайнописью, на которой ведет разговор поколение.
А в пятнадцать лет веришь, что то, что привлекает внешне, — непременно правильно по сути. Веришь, что говорящий тебе «будь свободным» искренне хочет, чтобы ты таковым стал. Ведь скептический пафос удачно совпадает с пиком твоего личного всеотрицания. Тебя не волнует, что этот «последний герой ХХ века» — продвинутый андрогин, современный Оскар Уайльд, веселый извращенец, чуточку наркоман — не имеет отношения не только к тебе, но и вообще ни к чему на свете. Хочется лишь плотнее заткнуть уши, чтобы не слышать: «Братва, не стреляйте друг в друга» — и про «гранитный камушек в груди».
Впрочем, все очень быстро закончилось. К концу девяностых спектакль уже стал скучноват. Публика расходилась по домам. Вдохновенная (анти)проповедь переродилась в Orbit, который вяло жевали журналы нулевых. Но новый горизонт все же был открыт. Anyway, спасибо тебе, строгий юноша.
Читайте также
-
Most bet: Embracing the Thrill of Betting
-
Machines À Sous Gratuites Casino 770 CASINO EN LIGNE
-
Призрак в машинке — «Сидони в Японии»
-
Скажи мне, кто твой брат — «Кончится лето» Мункуева и Арбугаева
-
На тот берег — «Вечная зима» Николая Ларионова на «Маяке»
-
Нервные окончания модернизации — «Папа умер в субботу» на «Маяке»