Стоп-кадр: Игорь Поплаухин, «Сумерки»
![](/wp-content/uploads/2018/07/sumerki-feher.jpg)
«Сумерки». Реж. Дьердь Фехер. 1990.
Фильм «Сумерки» мне впервые порекомендовали как картину от режиссера «из тусовки Белы Тарра». Венгр Дьердь Фехер действительно был одним из сценаристов «Гармоний Веркмейстера», а до того продюсировал «Сатанинское танго» — но свои «Сумерки» снял еще раньше, в 1990 году, едва ли на Тарра опираясь, но уже в чем-то совпадая с его эстетикой. К сожалению, за свою карьеру Фехер создал лишь два полнометражных кинофильма, оба сегодня доступны в отпугивающих оцифрованных копиях с VHS — до этой глубинки венгерского кино доберется не всякий синефил.
У «Сумерек» вполне жанровая завязка — полиция расследует серию убийств маленьких девочек в лесу и обращается за помощью к коллеге в отставке. Сыщик заходит по следу так далеко, что органы уже и сами не рады его упорству. Звучит как синопсис «Твин Пикса», снятого как раз в те же годы. Однако на этом любые сходства «Сумерек» с детективом, пусть даже мистическим, заканчиваются. Криминальный сюжет через четверть часа после начала фильма улетучивается. Его раздавливает в своих объятиях будто вышедшая из-под контроля иррациональная сила кино.
Следователь допрашивает главного свидетеля на фоне безмолвных лиц горожан, нависших страшным и неописуемым полотном за окнами дома. Полицейская машина бесконечно долго разворачивается перед притихшей толпой, исчезает за кадром и вновь появляется — в совершенно неожиданном месте. Крупный план девочки-зверька с бездонными черными глазищами. Ее держит за подбородок сыщик, пытается выяснить, что за конфеты предлагает убийца своим жертвам в лесу. «Ежиков. Он угощает их шоколадными ежиками».
И вот уже элементарные вещи, не несущие на первый взгляд никакой визуальной информации, заражают вас необъяснимым ужасом. Сцены перебиваются пейзажами венгерского захолустья с музыкальными вставками и мужскими хоралами. Вы отправляетесь в путешествие.
Мне всегда казалось, что так называемое «медленное кино» вызывает неприятие у части зрителей, потому что в какой-то момент оно вероломно бросает их наедине с нежелательными собеседниками. Фильм вынуждает человека впасть в подобие временной комы и провоцирует на размышления о себе в контексте окружающего мира. Это не всегда приятно. С таким эффектом работают и Апичатпонг Веерасетакун, и Лав Диас, и Педру Кошта. Действие их картин на зрителя я бы охарактеризовал как «эффект кабачка». Они делают из тебя овощ. Ты временно «уходишь», потом возвращаешься. Мне нравится быть овощем. Лежать на кресле перед экраном, как кабачок. Рациональный аппарат отключается, и кадры словно начинают «трогать руками» твои эмоции, включать визуальную память. Ты даже чувствуешь себя немного лишним — кажется, что фильм без разрешения вступает в диалог уже не с тобой, а с чем-то внутри тебя. Удивление сменяет испуг.
…Уже в самом конце фильма некто едет в старинной машине, и я смотрю на грязную дорогу от первого лица. Непонятно, кто за рулем: сыщик, комиссар полиции, убийца или я сам. Дверь открывается, на дороге стоит человек под дождем. Его спрашивают: «Кто здесь был?». Пришло время возвращаться из комы. Сейчас я узнаю ответ.
«Никто», — отвечает человек и жутко улыбается. Он отходит в сторону, и все, что мне остается — это чувство смятения и вид из автомобиля на мокрые венгерские холмы. Возможно, никакого убийцы вообще никогда не было. И этой истории тоже. Сюжет окончательно растворяется в чем-то невыразимом — той самой важной вещи, необходимой для того, чтобы вдохнуть в фильм жизнь.