Мастер-класс Филипа Гласса в Гетеборге
О работе таксистом
Современная музыка не всегда собирала залы на несколько тысяч человек. Это началось, может быть, двадцать лет назад. До того я играл в камерных пространствах. Никогда не думал о том, что моя работа меняет искусство или его восприятие. У меня не было политической программы, идеологической платформы, я просто хотел играть. С двадцати до сорока двух постоянно подрабатывал, а в свободное время сочинял и играл. Это всегда были временные работы, потому что мы еще ездили с гастролями, примерно раз в три месяца трогались с места. У меня была группа. Поездки, разумеется, стоили денег и я зарабатывал любыми способами, но все это такая ерунда. Водил такси — поэтому я хорошо знаю Нью-Йорк. Как-то года три проработал ассистентом в художественной студии, но потом ушел, очень тяжело оказалось. Вообще, в какой-то момент понял, что надо избегать занятий, при которых можно легко повредить руки — оно того не стоило. Поэтому и стал таксистом — самый безопасный вариант. Хотя Нью-Йорк в то время не был спокойным местом: в такси, случалось, убивали. Едешь и боишься — каждую ночь. У меня тоже было много разных случаев. Но мне все это не было в тягость. Главное, я никогда себя не жалел, просто получал удовольствие от всего, что происходило. Если себя жалеть, никогда не будешь счастливым, все время будет что-то не так. И у меня есть еще одно удачное качество: мне наплевать, что думают окружающие. Полная свобода от чужого мнения. Оба эти свойства помогли мне прожить долгие годы без постоянного дохода от музыки, и я даже не заметил как. Но последние двадцать пять лет я зарабатываю только музыкой — в общем, уже довольно давно.
О Джоне Кейдже
Я писал в додекафонной технике — совсем юным, лет в пятнадцать-шестнадцать. Тогда — шестьдесят лет назад — все думали, что именно так и должна звучать современная музыка. Было много замечательных композиторов; мне не все нравилось, только кое-то— например, Штокхаузен. У нас Америке были и другие необычные авторы — Джон Кейдж, Мортон Фельдман. В конце концов я стал сочинять нечто совершенно на них непохожее. Кому-то это нравится, кому-то нет. Кое-кто злился, был недоволен. Я неплохо знал Кейджа, у нас были общие друзья. Из всего, что я сделал, ему нравилась только «Сатьяграха», не знаю почему. Мы обсуждали музыку, и он говорил: «Филип, слишком много нот, слишком много нот». А я ему: «Джон, нравится вам или нет, но я один из ваших детей». Кейдж был человеком общительным, постоянно заговаривал с людьми. Много путешествовал, был очень доступен. У него была очень странная диета, он собирал грибы. Обожал живопись, так мы и познакомились: наши общие друзья были художниками.
О том, что такое музыка
Как и все музыканты, я начал играть очень рано, лет в шесть, а в восемь уже выступал в Балтиморской консерватории, Балтимор — мой родной город. Писать начал в пятнадцать, потому что хотел понять: как рождается музыка, откуда она приходит? Ответа на свой вопрос я тогда так и не получил и изменил формулировку: «Что такое музыка?». Пришел к достаточно банальному выводу, что это язык — самый элегантный и чувственный из всех, на изобретение которых оказалось способно человечество. На что каждый может возразить: нет, «самый-самый» язык — это танец, или живопись, или кулинария. Зависит от человека. Конечно, на свой вопрос я отвечаю себе всю жизнь, но недавно мне задали его из зала и тогда я сказал: «Музыка — это место». Такое же, как Гетеборг, Чикаго или Париж. Ты можешь туда отправиться. Я недавно познакомился с одним тибетским монахом. Он сказал: «Вы знаете, что существует три тысячи вселенных?». Я спросил: «Правда? А как вы посчитали?». А потом понял, что он просто имел ввиду, что их много. Мы помолчали, и я спросил: «И одна из них — музыка?» — «О да» — «И однажды мы сможем туда отправится?» — «Надеюсь». Конечно, музыка рождается в голове композитора, но не все так просто — отдельные фрагменты появляются там уже готовыми. Не всегда — иногда приходится водиться с каждой нотой. Но иногда приходят они — я называю их «счастливые куски». Музыканты много говорят о структуре, но для слушателей теория не важна. Функция слушателей не в том, чтобы анализировать. Музыка — процесс передачи артистических импульсов, стратегий. Наверное, она ведет к трансцендентному. В конечном итоге, к радости. Мой друг Аллен Гинзберг (мы много работали вместе) говорил: «Это самая легкая боль, из тех, что приносит бытие». Хорошо сказано, да?
Филип Гласс
О расписании
Когда я был молод, я старался оградить от себя от непредсказуемых наплывов музыки. Решил, что буду писать с десяти до часу дня. Ставил будильник на рояль. Не хотел, чтобы идеи приходили, когда я не готов их записывать. Но ничего не получилось. Потом я пробовал другой способ самоконтроля. Если музыка рождалась в неудачное время, я отказывался ее записывать: «Иди-ка ты, вернешься утром». Почти сорок лет работал только в определенные часы. Иногда это были довольно долгие периоды: случалось, часов по десять подряд. Только после шестидесяти — а сейчас мне за семьдесят — я расслабился и начал писать, когда пишется. Это было большое облегчение.
О нотах
Я до сих пор пишу на бумаге. Хотя компьютер — полезная вещь. У меня два молодых помощника, оба композиторы, мы сейчас работаем над оперой. Один пытается разобрать мой почерк, второй забивает ноты в компьютер. Мы называем это «подготовка музыки». Но я не знаю никого младше сорока, кто до сих пор работает на бумаге. За последние пятнадцать лет исчезли почти все мастерские, в которых делали нотную бумагу. В Нью-Йорке нет ни одной, нашел только в Калифорнии — «Judie Green Music». Не уверен, что Джуди Грин существует в реальности, хотя, может быть, она есть и владеет этой фирмой. Потом они почему-то переехали в Индиану. Но, если мы говорим о том, как заработать на жизнь в музыке… Оригинал известного произведения ведь можно продать, не стоит забывать об этом. Я знаю композитора, который сочиняет в компьютере, а потом вручную копирует все на бумагу. Что ж, это решение. Хотя получается, что оригинал — цифровой, а бумажная версия — только копия.
О работе в кино
Я люблю кино. Не то, чтобы мне нравились все фильмы, но мне нравится там работать. Сложнее всего убедить режиссера, что контакт должен быть постоянным. Сейчас в индустрии принято писать саундтрек к уже готовому фильму. С Годфри Реджио мы все делали вместе — уже шесть совместных работ. Он снимал «Койяанискаци», я писал параллельно, но иногда его обгонял. Кое-что ему советовал, но он не особо слушал.
