Последняя корова — «Нуучча» Владимира Мункуева
На «Кинотавре» снова может победить якутская история — спродюсированный Борисом Хлебниковым, написанный и поставленный Владимиром Мункуевым «Нуучча» по прозе Вацлава Серошевского, которым в свое время болел Алексей Балабанов. О неовестерне из республики Саха рассказывает Василий Степанов.
«Керемес готовила саарат, когда пришел Хабджий», — этой фразой начинается черно-белый постскриптум балабановского «Кочегара», озаглавленный как «Рассказ Ивана Скрябина». На самом деле рукопись, напечатанная непослушным пальцем якута Скрябина на громадной пишмашинке, представляла собой криво переложенную повесть Вацлава Серошевского «Хайлак» — о бездетной якутской семье Хабджия и Керемес и русском злодее-каторжнике Косте Хрущеве, навязанном им сожителя, насилующем хозяйку и избивающем хозяина. Точнее пара страшных эпизодов этого рассказа, теперь легшего в основу фильма Владимира Мункуева.
«Нуучча» — фильм о России, великой тюрьме народов.
«Хайлак» — это и значит «каторжник». А «Нуучча» на саха тыла значит «русский». Это слово есть в рукописи Серошевского, но он не сужал «русское» до «каторжного». Мункуев напротив расширяет каторжное до русского — такая концепция. Можно было бы расширить еще сильнее. «Нуучча» — фильм о России, великой тюрьме народов. Бессмысленно огромной, пустой и одновременной тесной стране, где каждый притесняет каждого и каждый в своем праве. Ничего нового, ничего устаревшего. Назначенный русскими якутский «князь», к которому ходит за справедливостью обесчещенный русским каторжником Хабджий (Павел Колесов), ничем не лучше преступника. Или даже нет, все-таки хуже, потому что слабее, потому что всегда терпит и срывается на просителе. Сам Хабджий тоже не для симпатий написан — вечная жертва, неудачник, от которого ушли духи лесов и рек, он вроде бы никому не сделал зла, но в трудную минуту то притесняет жену, то бросает ее на произвол. Роль женщины в этом мире — бытовая техника, скот, утварь. Она — приложение к дому; кто владеет домом, то владеет и его хозяйкой.
Нулевой социум — Якутские сюжеты Балабанова
Балабанов, надевая на якута-кочегара свою афганскую панамку, вытаскивал из произведения польского ссыльного Серошевского самое страшное — сцены чудовищного насилия. Две жертвы империи смыкались в танце жестокости. Владимир Мункуев, взяв за основу тот же литературный источник, не то чтобы переворачивает историю Хабджия, Керемес и Кости, но дает контекст, показывает, как устроена механика власти, захватывающая человеческое существо и раззвращающая его. Хайлак, сыгранный у Мункуева Сергеем Гилевым — политический осужденный, народоволец, вроде бы не лентяй, хоть чужой, но до поры не монстр (благодарен хозяевам, с которыми делится последним сухарем). Хабджий тоже отнюдь не вольтеровский гурон-простодушный, что был описан Серошевским. Он не так разговорчив и не так очарован странными русскими, которые «растут от солнца» (для Якутии XIX века — Россия непонятный юг, где растет хлеб). И Керемес (Ирина Михайлова) по Мункуеву выживает — кто ж в здравом уме будет убивать корову, ломать мультиварку? И это, пожалуй, страшнее.
Страшнее приближающихся казаков — только совсем близкая якутская зима
За главными героями и крошечным сюжетом вырастает большой мир, который просто и наглядно поясняет механизмы зла, которым движется и питается вселенная. Новые боги и карго-культы выгоняют старых с насиженных мест: на всех якутах молчаливо поблескивают кресты, пока у огня в экзальтации бьется шаман. Боги уходят буквально — в фильме есть завораживающая сцена ритуальных похорон-эвтаназии матери якутского князя, так и не принявшей новые порядки (это мощнейшая роль Зои Багынановой); фигура матриарха, который укоряет слабых мужчин — мужей и сыновей — в трусости, кажется, знаковая для этого «Кинотавра». Сильный подчиняет слабого вне зависимости от вероисповедания или убеждений. И страшнее приближающихся казаков — только совсем близкая якутская зима и мстительные боги. Может быть, Керемес обречена на страдания ими, потому что втайне надеется, что кто-то извне ей поможет?
Коровкин хлеб — «Первая корова» Келли Рейхардт
«Нуучча» красив и увлекателен настолько, насколько может быть увлекателен и красив неовестерн. Увиденный глазом и снятый рукой документалиста Дениса Клеблеева фильм упивается фактурой и щедро делится этнографическими знаниями с аудиторией. Пожалуй, нигде в последнее время нельзя было наблюдать подробности архаичной жизни в таком количестве — разве что в «Первой корове» Келли Рейхардт (одной из важных героинь фильма Мункуева, кстати, становится корова — главный актив якутской семьи, их продовольственная программа). Переклички с американским вестерном — возможно, существующие только в моем сознании, — Рейхардт не исчерпываются. Постоянные вопросы про табак могут напомнить о «Мертвеце» Джармуша, как и упомянутые выше похороны матери князя. Фильм и начинается как классический вестерн — с похорон: в крошечную могилку кладут крошечное тельце второго ребенка Керемес и Хабджия. Первый тоже здесь — под покосившимся деревянным надгробием. Хорошей развязки не жди.
Якутское кино в пяти словах
Интересно, что «Нуучча» Владимира Мункуева — очевидный результат прошлого «Кинотавра», на котором победил якутский фильм «Пугало» Дмитрия Давыдова. Но это история, рожденная не только в Якутии. Да, на экране замечательные якутские актеры и фантастические пейзажи. Но ход производству фильма дал председатель прошлогоднего жюри Борис Хлебников и компания Look Film, безостановочно поставляющая востребованный контент на стрим-сервисы (из последнего — «Выжившие» и «Пингвины нашей мамы», «Обычная женщина»). Написал «Хайлака» поляк. А снял бурят. Кажется, «якутское кино» — не как национальный артефакт, но как жанр, стиль, желание быть другим — становится востребованным феноменом не только для раздающих щедрые авансы критиков, но и для большой российской киноиндустрии, которая все-таки не хочет быть междусобойчиком. Надеюсь, подтянутся и зрители, ведь «Нуучча» на большом экране действительно завораживает.
Читайте также
-
Джульетта и жизнь — «Можно я не буду умирать?» Елены Ласкари
-
«Послание к человеку» — Что смотреть? Куда бежать?
-
Футурум-2024 на «Послании» — Опыты превращения в пыль
-
Денис Рузаев: «Неловко говорить, что в моей работе есть что-то сложное»
-
Дождь на станции Пупсянции — Пять мультфильмов «Окна в Европу»
-
Тост за бесконечность — «Филателия» Натальи Назаровой