«Ноктюрама»: Ночь принадлежит нам
«Ноктюрама». Реж. Бертран Бонелло. 2016
Группа молодых людей — им, кажется, нет и двадцати — направляется на важное дело. Они действуют поодиночке, общаясь при помощи одноразовых мобильников, но их движения слаженны, как в отрепетированном танце: сесть в метро, сделать несколько пересадок, добраться до нужной станции, выбросить телефон в урну, проникнуть на объект, оставить пакет. Бомбы срабатывают по расписанию. Теперь надо укрыться в заранее условленном месте и переждать ночь, пока Париж погружается в панику.
В рабочей версии фильм носил название «Париж — это праздник» — цитату хочется продолжить не Хемингуэем, а Егором Летовым: «всё летит в *****». В результате это заглавие с отчётливо звучащей в нём истерической нотой заменили загадочным неологизмом, в котором угадываются две поп-культурные отсылки — к одноимённому альбому Ника Кейва (ему объявлена благодарность в титрах) и к «Гламораме» Брета Истона Эллиса. Первые новостные сводки называли фильм Бонелло чуть ли не экранизацией романа; в действительности сюжетных пересечений между ними нет, кроме, собственно, самого существования террористической организации без идеалов и цели. Но важнее, конечно, не сюжетные, а иные параллели. Романы Эллиса — о пустоте, которая, как смертельный газ, заполняет всё доступное ей пространство; герои двигаются сквозь неё в реактивных самолётах и дорогих автомобилях (или на океанском лайнере, как в «Гламораме») без всякого пункта назначения, а текст периодически превращается в каталог модных брендов или бесконечный список имён селебритиз. Так выглядит современность у американского романиста, и Бонелло с ним соглашается.
«Ноктюрама». Реж. Бертран Бонелло. 2016
«Ноктюрама» — заключительный фрагмент того, что режиссёр называет «трилогией современности». Первые два — «Аполлонида» о belle époque, мире в предчувствии больших катастроф, и «Сен-Лоран», кино о модельере, в котором Бонелло увидел совершенного художника XX века, объединившего в себе Пруста, Мондриана и Уорхола. Из частных, закрытых пространств тех двух картин «Ноктюрама» выходит в анонимную и публичную среду. Париж, некогда бывший столицей XIX века, не так уж изменился со времён Бодлера и Беньямина, так его обозначивших. Герои «Ноктюрамы» перемещаются по паутине линий метро среди тысяч таких же пассажиров, они обитают в прозрачности улиц, государственных контор, коммерческих офисов. Когда ты всегда на виду, тебя никто не замечает; в транспарентном мире никто не увидит приближающегося взрыва. Неудивительно, что после атаки террористы укрываются в торговом центре в самом сердце Парижа: тот же Беньямин в «Проекте Аркады» пишет о парижских пассажах как идеальном общественном пространстве современного города. Стерильный La Samaritaine — квинтэссенция позднего капитализма: герои пережидают ночь в окружении золота, дорогой одежды, роскошной цифровой техники; на них беспристрастно глядят пустые лица манекенов и глазки камер безопасности, в которые никто не смотрит. Невольная ассоциация: в La Samaritaine происходила ключевая сцена «Святых моторов» Леоса Каракса, там Дени Лаван встречался с Кайли Миноуг, только тогда универсам был пуст, одни сломанные манекены стояли вокруг двух героев. Фильм Каракса был тоже о Париже, через который путешествовал герой Лавана, примеряя на себя одну маску за другой. Пространстве непрекращающегося спектакля, из которого исчезает подлинность и в котором всё закавычено: в одной из сцен Лаван, обратившись в анархическое чудовище Месье Говно, откусывал пальцы девушке, показывавшей жестом кавычки. Другая ассоциация — Out 1 Жака Риветта: как и «Ноктюрама», картина о Париже, который не принадлежит никому, о заговоре без идеологии и цели, снятая из точки исторической депрессии (2016-й, год Трампа и Brexit, аналогичен эпохе после поражения 1968-го). Париж Риветта совсем иной, это аморфное, изменчивое пространство, а заговор, вокруг которого вращается сюжет, — средство интерпретации хаоса. У Бонелло (который не видел Out 1, хотя Эмин Карагёз в маленькой роли кажется приветом ему) всё наоборот, мир в «Ноктюраме» не нуждается в толковании, а заговор — анархический жест, взрывающий пространство.
«Ноктюрама». Реж. Бертран Бонелло. 2016
Есть слух, и в него легко поверить, что «Ноктюраму» не взяли в Канн и на другие крупнейшие фестивали (премьера в результате прошла в Сан-Себастьяне) из-за темы: пока Бонелло работал над картиной, в Париже, а потом в Ницце произошли кошмарные террористические атаки, во французской столице до сих пор действует режим чрезвычайной ситуации. Террористы из фильма, однако, — совсем не фанатики из ИГИЛ с их архаичным, ветхозаветным мышлением, ведь они взрывают современность изнутри. Париж Бонелло — грандиозный симулякр, означающее без означаемого, чистая перформативность; эмблема его — те самые манекены, которые камера подолгу разглядывает, и взорвать его — это абсолютный перформанс, закономерное продолжение логики этого мира. «Ведь это не могло не случиться», — говорит о взрывах случайная собеседница одного из террористов, которую играет Адель Энель. Ведь это красиво, когда стёкла геометричного, серо-стального небоскрёба в Дефансе разлетаются в осколки. Да, на этих кадрах невозможно не вспомнить записи событий 11 сентября, завершивших двадцатый век, как Первая мировая завершила девятнадцатый. Конечно, эстетизм Бонелло — чудовищный эпатаж сродни, пожалуй, мизантропии Селина, не против кого-то конкретно, а против человечества, против прогресса. (Это не новый для него мотив: в «Сен-Лоране» война во Вьетнаме была смонтирована полиэкраном с танцами в ночном клубе.) Вот ещё одна цепочка ассоциаций: в «Путешествии на край ночи» герой плыл на корабле, так похожем на лайнер в «Гламораме» Эллиса. «Путешествие на край ночи» могло бы быть и названием для «Ноктюрамы».
«Ноктюрама». Реж. Бертран Бонелло. 2016
Декаданс Бонелло означает пристрастие к совершенной форме, и действительно, в том, как он работает с пластикой изображения и монтажом, ему сейчас почти нет равных. Музыкант по своей первой профессии, Бонелло обладает удивительной чувствительностью к ритму. Параллельный монтаж в почти лишённой диалогов первой части фильма, где герои едут к цели в метро, как будто развивает одну тему при помощи похожих, но варьирующихся элементов и в конце концов взрывается крещендо, а повторяющиеся сцены, увиденные с разных точек зрения, напоминают о «Сатанинском танго» Белы Тарра и Ласло Краснахоркаи: два шага вперёд, один назад. Но «Ноктюрама» — не танго, а рейв, массовый орнамент судорожных движений на танцполе. Одна из лучших сцен фильма — ночь накануне теракта: собравшись вместе на чьей-то квартире, герои меланхолично танцуют в темноте, камера скользит по взглядам, устремлённым в пустоту. Долгие танцы есть в большинстве картин Бонелло — «О войне», «Аполлонида», «Сен-Лоран». Ночь перед атакой озвучена оригинальной музыкой самого режиссёра, в других он ставит, например, My Way и Call Me, песню Blondie из «Американского жиголо». Мало кто из режиссёров умеет настолько же эффектно работать с готовой музыкой: в ключевой сцене главная тема из сериала The Persuaders то синхронизируется с действием, то отрывается от него, разбитая на кратные отрезки в 30 и 45 секунд, и в результате звучит на две минуты дольше, чем она длится на самом деле.
Герои Бонелло всегда живут без будущего: его не было у героинь «Аполлониды» (что их ждало в этом будущем?) и не было у Сен-Лорана, который жил только сегодняшним днём. Террористы из «Ноктюрамы» — тинейджеры, почти ровесники XXI века, и они сознательно выбирают отказ от любого завтра. Но если так, то пусть мир закончится не со всхлипом, а с громом. На его развалинах будет звучать хип-хоп и Blondie, и будут танцы.
