Высшие формы — «Мой знакомый медведь» Екатерины Соколовой
Представляем 14-минутный фильм «Мой знакомый медведь». Теперь он в открытом доступе. О том, как из взрослого рассказа Виктора Драгунского удалось сделать детский мультфильм, Юрию Михайлину рассказала режиссер Екатерина Соколова.
Все началось, когда мы заканчивали работу над предыдущим фильмом «Волк Вася». Он делался долго — почти три года. Я уже мечтала о том, как мы завершим фильм, и я уйду в творческий отпуск — отдохну от этого фильма и подготовлюсь к следующему. И вот, наконец, мы поехали в Екатеринбург, на студию «А-фильм», чтобы сделать озвучание. Это моя самая любимая, волшебная стадия делания фильма — ты так долго работал, жил в своем кино, испытывал эмоции от восторга до «все пропало», и вдруг появляется звук, воздух, музыка, голоса. Фильм оживает, играет новыми красками, становится самостоятельным существом, отдельным от тебя, как ребенок, которого ты долго носил и, наконец, родил.
Мы озвучили «Волка Васю», и наступила такая удивительная эйфория, похожая на прекрасное опьянение, когда хочется петь, танцевать, делать глупости. Как раз в этот момент продюсер студии «А-фильм» Валентина Ивановна Хижнякова предложила подать заявку на следующий фильм. Таким образом, возможность сделать глупость сразу и представилась. У меня будто открылось второе дыхание, забылись все трудности, усталость, забылось, что надо делать перерывы, и я с жаром согласилась, еще даже не зная, что мы выберем.
Теперь подрабатывает в парке массовиком-затейником, играет медведей, каких-то грибов, а до войны он «в „Гамлете“ играл Стражника».
Заявку надо было сформировать в очень короткий срок. Я стала думать: что же такое сделать — совсем другое, не такое, как «Волк Вася»? Никогда не делала кино для детей и подумала, что, наверное, будет интересно попробовать.
Так как мы всегда опирались на литературные произведения, я почти сразу вспомнила о книге «Денискины рассказы», которую очень любила в детстве. Она отличалась от основной массы советских детских произведений — светлая, лишенная пионерского задора, ура-патриотизма, который, к сожалению, присутствовал в произведениях даже очень хороших писателей. Когда у меня родились дети, я стала читать эти рассказы им, и, уже будучи взрослой, была потрясена тем, какие это тонкие и трогательные произведения.
Взяв книгу, я выбрала, конечно же, самый недетский рассказ «Мой знакомый медведь» — про неудачливого, несчастливого пожилого актера, который, как видно, не был любимцем публики. Он прошел войну, у него больное сердце. Теперь подрабатывает в парке массовиком-затейником, играет медведей, каких-то грибов, а до войны он «в „Гамлете“ играл Стражника». Вот такая его судьба. Об этом не говорилось в рассказе напрямую, но у читателя, особенно взрослого, перед глазами вставала вся жизнь этого человека.
Я стала думать, как сделать из этого рассказа умный, хороший, глубокий, но все-таки именно детский фильм. Эта затея провалилась почти сразу. Снимать детское кино — особый талант. Я или им не обладаю, или пока его в себе не открыла. Боюсь, уже и не открою.
Рассказ если и не автобиографичен впрямую, то все чувства и эмоции взяты Драгунским из собственной жизни.
Высшие формы — «Девочка-птичка» Екатерины Невоструевой
По «Денискиным рассказам» сделано довольно много игровых фильмов, но везде упор делался, в основном, на какие-то смешные ситуации, шутки (типа «папа у Васи силен в математике»), и будто бы не получалось передать в кино тонкую материю этих произведений. Рассказы Драгунского — это мир глазами ребенка. Дениска — чистый маленький мальчик, выросший на руках любящих его и друг друга родителей. Он очень живо и непосредственно воспринимает все, что видит и слышит. А видит он не только веселые приключения и случаи на уроках. Перед ним проходят взрослые люди со своими судьбами, чувствами. Люди разные, не только мудрые учителя и боевые вожатые. Он, бывает, сталкивается с обманом, с чужим горем. Он познает мир, радуется, учится, плачет и расстраивается, замыкается, открывает в себе новые чувства и взрослеет. Наверное, это и стало отправной точкой — захотелось снять серьезное кино по детскому рассказу.
Мы со сценаристом Владимиром Геллером посмотрели биографию Драгунского, и оказалось, что большую часть своей жизни он был не писателем, а актером. Виктор Драгунский прошел войну, мечтал об актерской карьере — играл в Театре Сатиры, в эстрадном коллективе «Синяя птичка». Потом писал фельетоны, и только когда у него родился сын, начал писать детские рассказы. Я не знаю, считал ли он себя успешным артистом. По этому рассказу можно догадаться, что, наверное, все-таки нет, хотя наверняка и обладал актерским талантом. Получается, что рассказ если и не автобиографичен впрямую, то все чувства и эмоции взяты Драгунским из собственной жизни. Стало понятно, почему рассказ обладает такой глубиной, и очень захотелось сохранить ее в фильме.
Анимационные сценаристы отсутствуют как класс. Этому не учат нигде.
Мы прочитали и две взрослые повести Драгунского: «Он упал на траву» — о первых днях войны, и «Сегодня и ежедневно» — о цирке (оказывается, Драгунский был и клоуном, мы нашли фото). И в результате Владимир Геллер написал потрясающий сценарий, который очень меня вдохновил.
Книга вопросов купить
Драматургия мультфильма — интересная тема. Сценаристы, пишущие для игрового кино — известны. Их учат во ВГИКе и других российских киношколах. Анимационные сценаристы отсутствуют как класс. Этому не учат нигде. А ведь это отдельная профессия. У анимации свои правила и законы, иные выразительные средства и возможности. И если сценарии для мультсериалов еще как-то пишутся (качество их — тоже отдельная тема), то сценарии для своих авторских фильмов сейчас делают, в основном, сами режиссеры. Большинство моих коллег работают вообще без сценария как такового. Появляется идея или просто эмоция, которую режиссер формулирует в виде краткого синопсиса или формального сценария для подачи. Я сама так делала свои первые фильмы. Но сценарий необходим, или, по крайней мере, очень желателен. Я люблю фильмы-истории о жизни, о чувствах. Рассказывание истории в анимации — это особое искусство, она должна быть рассказана художественно, эмоционально, но внятно. В сценарии уже должны задаваться приемы, которые вдохновят режиссера. И отлично, когда режиссер и сценарист — два отдельных человека. Тогда уже на стадии подготовки завязывается диалог, порой даже конфликт. Такие вещи важны, это постоянный обмен энергией. По себе знаю, что такие разговоры и споры сильно раздражают и усложняют жизнь, но мне интересно работать именно так. В диалоге я постоянно формулирую и объясняю свои режиссерские идеи не только собеседнику, но и самой себе, не даю им расползтись, растеряться или стать привычными и скучными. Перебираю и пересыпаю их, как камешки. Проговариваю вслух. Фильм нуждается в жесткой конструкции, которая будет держать наши изобразительные, музыкальные, и прочие красоты. Когда режиссер сильно увлекается эмоциональной стороной дела, сценарист держит каркас фильма прочным и устойчивым. И добавляет своего звучания. Мне очень повезло — сценарии почти ко всем моим (и не только моим) фильмам писал мой муж и соавтор Владимир Геллер, он профессиональный архитектор, и создание устойчивых конструкций — основа его профессии.
Выбирая для экранизации любимые произведения, мы всегда рискуем. Ежедневный труд над фильмом сродни браку, когда такой привлекательный на расстоянии человек, в которого ты влюблен, вдруг становится твоим спутником, ты с ним встречаешься каждый день, отдаешь ему свое время, и он поворачивается к тебе неожиданными и, порой, не самыми приятными сторонами. Абсолютно тем же испытаниям подвергается режиссер, который решил экранизировать любимое произведение.
Это поколение 60-х было на стыке каких-то судьбоносных времен в жизни страны.
Мы собирались придерживаться истории, которую рассказал Виктор Драгунский: маленький мальчик Дениска получил билет на елку в Сокольники. Он очень радуется, ждет от этого похода удивительного волшебства, сказки. Волнуется и плохо спит ночью, ему грезятся танцующие зверюшки. Утром отправляется на елку и встречает в Сокольниках актера, переодетого медведем, знакомится с ним, разговаривает и понимает, что жизнь, в общем, сложная штука. Дениска переживает первые сильные эмоции: страх смерти, отчаянье. Решается вступить в схватку с медведем. Учится сочувствовать и испытывать чужую боль. Наверное, это его первый самостоятельный путь — поездка на трамвае № 45 через половину Москвы без взрослых. (Кстати, 45-ый трамвай до сих пор ходит в Сокольниках). По дороге Дениска встречает множество персонажей, которых раньше называли «простыми советскими людьми» — пассажиры трамвая, дорожные рабочие, одноногий дворник, билетерша Сокольников «навеселе», чернокожий студент в шапке ушанке — Дениске все интересно. Большая часть этих персонажей, конечно же, отсеялась, но некоторые — остались. Это поколение 60-х было на стыке каких-то судьбоносных времен в жизни страны. Прошло пятнадцать лет, как кончилась война. Все взрослые персонажи прошли через нее, а те, кто постарше — и через более лихие годы. Хотелось обязательно показать их в этом фильме, чтобы чувствовалось то время.
Через биографию главного персонажа — актера Вьюжкина, который играет медведя — тоже прошла война. Он одинок, нездоров. Может быть, был ранен. Возможно, кроме войны прошел еще какие-то серьезные испытания. Впрямую говорить об этом мы не хотели, но хотелось, чтобы это угадывалось. Например, Дениска жалуется, что не поехал в лагерь, так как простудился. «А не поехал — и хорошо…» — рассеянно отвечает актер, думая о своем.
У нас был еще один персонаж, и мне до сих пор жалко, что он не вошел в фильм, хотя сцены с ним были сделаны и озвучены — сумасшедшая старушка, которую Дениска встретил в парке уже в сумерках. Странная бабушка, которая сидит в темных закоулках зимних Сокольников в пальто с мужского плеча, кормит ворон, бормочет какие-то непонятные слова и пугает этим Дениску просто до судорог. Он пускается бежать через чащу, не разбирая дороги. К сожалению, этот персонаж не вписался в конструкцию фильма, он ее немного расшатывал. Двух потрясений было многовато для одного маленького мальчика. Но я до сих пор сомневаюсь, правильно ли поступила, убрав эту старушку из окончательного варианта фильма, потому что иногда эту устойчивость, наверное, можно и раскачать. Но, в любом случае, что сделано, то сделано — обратно уже не воротишь.
Это какой-то мой небольшой домик, в котором я с удовольствием обустраиваюсь.
Художником-постановщиком на фильме была я сама, но первые эскизы сделала художник и иллюстратор Таня Кузнецова. Мне очень нравится ее стиль — простота и выразительность — и я рада, что несколько ее эскизов и фонов вошли в фильм. А в конце съемочного периода подключилась моя дочь Дуся Геллер. Она тогда начала учиться в школе-студии «ШАР» и сделала несколько очень хороших эскизов декораций и персонажей. Коварные лыжники, бросившие Дениску одного в лесу, скульптуры спортсменов в Сокольниках принадлежат ей.
При поиске изобразительного решения не хотелось подражать какому-то стилю, я сразу решила, что надо меньше думать, больше чувствовать и рисовать так, как приходит в голову. Хотя, конечно, передо мной витали некоторые образы: например, иллюстрации из книжек моего детства, из журнала «Мурзилка», который я очень любила и который у меня ассоциируется с тем временем. Я, правда, росла в 70-х, но все равно хорошо чувствую реальность 60-х, она еще не так поменялась, я как будто рассказывала и о своем детстве.
Когда мы готовились к фильму, собрали множество фотографий 60-х годов, предметов быта, людей, городских видов. Очень много фотографий строек. Москва тогда начала активно строиться, и во многих районах деревянные, почти деревенские домики с палисадниками соседствовали с новенькими «хрущевками», куда люди радостно переезжали. Тесные квартирки и комнаты, где жили всей семьей и спали на раскладушках в комнатах, перегороженных ширмами и занавесками.
Москва. 1960-е
Эскиз к мультфильму
Когда я обдумывала фильм, мне хотелось попробовать совмещение игрового кино и анимации, я думала сделать игровой пролог с разговорами за кулисами театра, но так и не решилась, о чем очень жалею. Наверное, я занимаюсь анимацией потому, что это, что называется, «мой любимый размер». Мне в нем уютно. Это какой-то мой небольшой домик, в котором я с удовольствием обустраиваюсь. Если бы вместо него мне предложили большое многоэтажное строение — полнометражный игровой фильм — я бы не справилась. Я и в маленьком-то домике постоянно бегаю по комнатам и переставляю все с места на место.
На Урале вообще актеры не избалованы деньгами, сериалами, славой. Возможно, поэтому их голоса звучат очень живо и непосредственно, нет заученных интонаций.
Я хорошо отношусь к любому способу создания кино, в том числе к совмещению рукотворного и компьютерного изображения. Если кино нравится, абсолютно все равно, как оно сделано. В своей работе я довольно консервативный человек — мне нравится рисованная анимация, и я побаиваюсь экспериментов. Такая обыденная вещь, как компьютер, вошла в мою работу через большое сопротивление — до последнего я старалась им не пользоваться, снимать кино под камерой, на пленке, и до сих пор рисую все руками. Мне это нравится. Я просто не умею рисовать в компьютере, пока не получается. Очень надеюсь научиться. Анимация в фильме сделана руками на бумаге, все фоны — углем и простым карандашом, ручная прорисовка фаз. Фазы сканировались и раскрашивались в компьютере. Это было нелегко — в нашем изображении нет сплошного непрерывного контура, поэтому автоматическая заливка была для нас недоступна, все приходилось красить пофазно, очень долго и кропотливо. Зато мы смогли нарисовать с помощью компьютера многоплановый воздух, очень хороший свет. Мне нравится, как это у нас получилось.
Высшие формы — «Джон Боттом — неизвестный солдат» Алексея Демина
На этом фильме со мной работали всего два аниматора — это Степан Бирюков (который еще и известный режиссер, ученик Хитрука, Норштейна и Назарова) и Юлия Байгулова (выпускница школы-студии «ШАР», ученица Алексея Демина). Юля великолепно делает традиционную классическую анимацию, при этом чутко реагировала на мои замечания, придирки и исправления, с ней очень легко и приятно работать, и я ей безмерно благодарна.
Я родилась и всю жизнь живу в Москве, но кино (кроме первого фильма) много лет делала на Урале, на студии «А-фильм», которая находится на территории Свердловской киностудии. Туда меня привел Дима Геллер. Все свои фильмы я делала, делаю и буду делать с прекрасным звукорежиссером Надеждой Шестаковой. Она всегда умеет придать фильму новое качество, делает так, что получается даже лучше, чем я представляла, когда видела и слышала свой фильм только мысленно. Надежда очень тонко чувствует атмосферу каждой сцены, поэтому кадр наполняется дыханием: комнаты — шорохами, летний день — теплом, зимний — морозным воздухом. Это без преувеличения так. Она умеет передать даже звук воздуха.
На этом фильме были и новые для меня опыты. Впервые я делала фильм с разговорами. Это было для меня внове и оказалось очень трудным. В рассказе Драгунского есть слова персонажей, но в фильме вы их не найдете, мы все реплики придумали свои — поскольку мы делали не прямую экранизацию, хотелось вложить в фильм свои слова и чувства. Сценарист замечательно придумал диалоги, и даже больше, чем нужно — приходилось резать, что было безумно жалко.
Мне казалось, что после этого потрясения он должен выглядеть примерно как подросток Флёра из фильма «Иди и смотри».
Но основные трудности оказались не в этом. Работа над фильмом построена так, что мы со сценаристом находимся в постоянном взаимодействии — спорим, придумываем что-то новое, переставляем местами то, что было. Но когда сцена с репликой уже сделана мультипликатором, а ты понимаешь, что вдруг нашлись более точные слова взамен прежних или вообще какая-то новая реплика, приходится очень тяжело — нужно резать, подгонять анимацию, переделывать целые сцены. У меня обычно работа над содержанием продолжается до самого монтажа и озвучания, изменения возможны даже на этой стадии. Все постоянно развивается. Мне это нравится, так как я не теряю интерес к своему кино, все время что-то додумывая и обсуждая. Но как быть в этом случае с репликами, я пока не придумала.
Мне очень понравилось работать с актерами. Начинаешь объяснять, как надо говорить, играть, а потом как-то втягиваешься, и невозможно сидеть на месте — начинаешь все это изображать, петь вместе с ними песни, загораться и заражать всех своей энергией.
Все главные мужские роли озвучивал артист Леонид Балуев. Его образ схож с образом актера в фильме — он работал в Свердловском ТЮЗе, потом ушел и сейчас подрабатывает на студии озвучания, еще ведет какие-то свадьбы, корпоративы и так далее. Когда он делал этого артиста, я чувствовала, что он знает, о чем говорит. Особенно после слов «Не люблю я этот Новый год».
На Урале вообще актеры не избалованы деньгами, сериалами, славой. Возможно, поэтому их голоса звучат очень живо и непосредственно, нет заученных интонаций. Особенно у детей и актеров в возрасте. Для меня это очень ценно.
Было очень страшно записывать детей. Эта задача казалась мне абсолютно невозможной — я и в жизни не очень умею общаться с ними, не нахожу общий язык. Но мне чрезвычайно повезло. На главную роль пришли пробоваться удивительно талантливые ребята — один лучше другого. Из десяти я отобрала двух и долго металась, не могла выбрать. Они были немного разные по характеру и темпераменту — один совсем Дениска, а второй тоже Дениска, но чуть постарше и побойчее. В фильме есть сцена, где Дениска, встретив медведя, притворяется мертвым и разговаривает сам с собой. Я много думала о том, что он тогда пережил. Это перевернуло его детское сердце. Особенно меня волновал момент (он есть и в рассказе), когда Дениска думает, что его сейчас съедят. Как будто уже умер, а потом получил жизнь обратно, но пока не знает, как жить дальше. Мне казалось, что после этого потрясения он должен выглядеть примерно как подросток Флёра из фильма Э. Климова «Иди и смотри». Потом поняла, что пережать эмоции также опасно, как не дожать, но эскиз Дениски с лицом «Иди и смотри» остался. Мне показалось, что будет идеально использовать в этой сцене голоса двух разных мальчиков: один — маленький и испуганный, который приготовился к тому, что его съест медведь, а второй — такой, каким он хочет быть, его второе «я», более дерзкий, отважный, сам черт ему не брат. Он и побуждает первого решиться на поступок и напасть на медведя первым. Я ужасно рада, что в результате оба мальчика сыграли в фильме. Они оказались исключительно умными и чуткими. Работать с ними было одно удовольствие.
На этом фильме и я стала другая. Это был, пожалуй, самый сложный фильм в моей жизни.
Когда думаешь о фильме, музыка приходит на ум сама по себе и сразу звучит в голове, или судьба будто подносит произведения, про которые понимаешь: вот — это оно. Так получилось и здесь. Первоначально музыки было гораздо больше, но я почувствовала, что в некоторых сценах она уж слишком откровенно наталкивает зрителя на эмоции. Не вижу в этом ничего плохого, сама обожаю поплакать в кино. Но, тем не менее, из нашего фильма мы все это убрали.
Высшие формы — «Митина любовь» Светланы Филипповой
Песня, которая звучит в финале, была очень популярна в 60-х годах, и как всякую популярную песню, ее часто ставили на свадьбах. В финале фильма есть невеста на качелях. Не преувеличу, если скажу, что ради этого образа и делался весь фильм. Я где-то увидела такую курящую грустную невесту, которая во время своей свадьбы не веселится за общим столом, не пляшет, не целуется под крики «горько», а как-то так сидит и отчаянно думает: «Что я здесь делаю вообще?». Может быть, на нее спустилось осознание, что ее жизнь теперь никогда не будет прежней или еще что-то. Я для себя определила, что это фильм про взросление, и еще мне показалось, что это похоже на состояние Дениски, который тоже вроде пришел с праздника, но ему совсем не весело. В общем, все в фильме как-то повзрослели. И Денискина мама у окна, которая нашла у него под подушкой валидол и тоже поняла, что что-то случилось на этой елке, почему ее сын вернулся такой замерзший, грустный, не хочет ни с кем разговаривать, а только вздыхает, ворочаясь на своей скрипучей раскладушке. На этом фильме и я стала другая. Это был, пожалуй, самый сложный фильм в моей жизни. Он делался почти четыре года, после активного периода работы мне пришлось прерваться на несколько месяцев по личным причинам, и когда потом я взглянула на материал, я поняла, что смотрю на все немножко иначе. Многое пришлось переосмысливать и переделывать. Такой кризис в процессе делания у меня был первый раз, поэтому этот фильм для меня особенный. Я пока не могу на него взглянуть со стороны.
Невеста, сидящая на детских, скрипучих до дрожи в сердце качелях, курит на холоде, в своем дурацком свадебном платье, и создает то самое настроение, то самое зябкое и неуютное состояние, которое в финале испытывают все герои фильма. Я точно знала, что если завершу фильм именно так, это будет хорошо.
Читайте также
-
Высшие формы — «Спасибо, мама!» Анны Хорошко
-
Как мы смотрим: Объективные объекты и «Солнце мое»
-
Высшие формы — «Ау!» Тимофея Шилова
-
«Сказка про наше время» — Кирилл Султанов и его «Май нулевого»
-
Высшие формы — «Книга травы» Камилы Фасхутдиновой и Марии Морозовой
-
Высшие формы — «У меня что-то есть» Леры Бургучевой