«Я за неаккуратность» — Владимир Мункуев про «Кончится лето»
Гран-при фестиваля «Маяк» взяла совместная режиссерская работа Владимира Мункуева и Максима Арбугаева «Кончится лето». Публикуем разговор Наи Гусевой с одним из режиссеров, записанный на следующий день после показа.
Работа над фильмом длилась пять лет, так?
Да, почти: в 2021 году мы начали писать сценарий, в 2022-м снимать, и только в 2025-м году выйдем в прокат.
За время работы над фильмом как-то менялся сценарий? Все-таки последние годы откровенное насилие на экране для многих стало запретной темой.
Нет, отказываться и менять что-то радикально я не хотел. Мы писали сценарий полтора года, и когда начали снимать, многие вещи дописывались. Я пишу скупо, сухо, чтобы дать свободу на площадке. Кажется, это гораздо интереснее — я за неаккуратность.
А как пришла идея?
Я вернулся со съемок «Нууччи», а Максим [Арбугаев, сорежиссер, оператор и сценарист «Кончится лето» — примеч. ред.] со съемок короткометражной работы «Выход», которую номинировали на «Оскар». Мы встретились в Москве, болтали, выпивали. Макс рассказал, как ездил на золотодобывающую артель, где ему рассказали историю, как один брат затянул другого в криминал, и они бросились в бега. Там, конечно, все было по-другому, но это стало отправной точкой. Мне стало интересно сделать из этой истории фильм-ограбление. Жанр чисто американский, у нас были попытки такое снять, но оно все равно не адаптировано как-то. Я подумал, как сделать это по-нашему? Бессмысленное и беспощадное русское ограбление.
Там еще и роуд-муви появился.
Ну, да, просто потому что они бегут — не было цели делать роуд-муви. Я просто писал, и оно как-то само родилось.
Финал был очевиден с самого начала?
Первый драфт всегда самый непонятный, дурной. Мне нравится, что в процессе написания ты сам как бы понимаешь, о чем это кино. Где-то есть импровизация, но интуитивно думаешь, к чему все это должно привести. В первом варианте «Кончится лето» всё заканчивалось ровно так же, как и фильм в итоге, но тогда я отмел такой финал. Убежал в другие дали, а потом подумал — зачем я убегаю?
Ты сказал после премьеры, что стараешься для себя определить, про что вообще твое кино. «Кончится лето» для тебя о чем?
А я не буду говорить!
Почему?
Считаю, что зритель сам должен для себя определить. А свое мнение держу при себе. Ненавижу, когда зрителя держат за идиота.
Вчера прозвучало, что вы ни разу не ссорились за время проекта…
Это Максим сказал.
А у тебя другое мнение?
Мы сразу начали работать вместе над проектом. Я не скажу, что были ссоры — были споры, диалоги. Для меня было важно научиться слышать чужое мнение. Максим предлагает, а первая реакция у меня — отторжение. Начинаешь анализировать, почему такая реакция?
Похоже на психотерапию.
По факту это одна большая терапия. Мы вышли из проекта абсолютно другими людьми, это крутейший опыт. Не хочется быть диктатором, который всем рассказывает, как надо жить и существовать.
А как вы выстраивали операторскую работу?
Был изначальный концепт: поскольку Максим документалист, он сразу согласился выстраивать схему света так, чтобы герои могли оказаться в любой точке. Чтобы актеры не ходили по заданным маршрутам, а существовали, как есть, а мы бы подхватывали. Мы не боимся, когда камера кривая, косая, в расфокусе, наоборот, к этому стремились. Это кино должно быть неаккуратным, даже раздражать.
Насчет раздражения не знаю, но оно выглядит настоящим.
Макс сразу понял, что нужно делать: я развожу мизансцены, а он уже репетирует, как снимать.
Расскажи, как Юра Борисов попал на роль плохого парня? Многим его образ кажется «миловидным».
Ну, я так не считаю. Не все злодеи — злые. Да, я прописываю фразы в сценарии, но всегда даю возможность на площадке сказать по-другому — лишь бы было по-настоящему. Там половина актеров вообще непрофессионалы: «Вот, я же видел, как ты разговариваешь, так и продолжай». Изначально я боялся, срастутся ли профессиональные актеры с непрофессиональными, но все получилось. Моя режиссерская задача была следить за этой частью, а Макс взял на себя операторскую работу и позиции.
На читках стало понятно, что в Москве снять это невозможно: собираем вещи, едем в Якутск. Макара и Юру я водил по местности за две недели до старта. Борисов быстро подключился, а Хлебникову было сложно, но в какой-то момент он понял, в чем дело. Был московский мальчик, а так быть не должно. Того же Юру я подстроил под обычных людей.
Ну, Макар так и выглядит — из другого мира.
Мне в нем понравилась угловатость, неуклюжесть, персонаж такой и должен быть. Он другой, отличающийся от брата.
Было ли такое, что все разваливалось? Актеры не в ту степь уходили, например.
Конечно, неоднократно, но это нормально. Тогда надо просто сброситься до заводских настроек и начать заново.
После того, как «Нуучча» не добралась до зрителей, это повлияло как-то на творческий процесс?
Ну, если и этот фильм не выйдет, придется поступить как отец главных героев [смеется]. У Бори Хлебникова есть веселый анекдот. Значит, все ходят и говорят, какой Мункуев талантливый, но никто ничего не видел. Он уже девятый, десятый фильм выпустил, все говорят о его таланте, но никто ничего не видел! Вот Мункуев умирает, квартира превращается в музей, вдовушка показывает: тут он жил, тут он работал, стопочку выпейте. Все садятся за маленький-маленький телевизор и наконец-то начинают смотреть фильм. И все сидят с этой стопочкой перед экраном, смотрят и думают: «Боже, какая же **** [ерунда]!».
Здорово, конечно, что вы с юмором к этому относитесь, но все-таки — наверняка же для режиссера это удар?
Саша Хант правильно сегодня сказал: нам остается только **** [усиленно работать]. Да, всё против нас, а что дальше? Я даже в этом фильме вижу избыточную эмоциональность: для меня это минус, но может, я не объективен. В момент начала съемок все были на нервах, эмоционально размазаны в разные стороны. В фильме это видно, и кажется, что мне нужно было быть холоднее.
А почему лучше быть отстраненнее? Кажется, что режиссер наоборот должен глубже влезать в историю.
Я про взгляд со стороны. Это кино сейчас рассказывает вот так [подвинулся поближе], а оно должно вот так [отодвинулся подальше].
Мне кажется, зритель наоборот может принять прямолинейность за плюс.
Тут еще рамки жанра, хотя у нас не было конкретного жанра или попытки сделать арт-хаус. Но кино само диктовало, куда ему нужно двигаться.
Доволен ли ты тем, что в итоге получилось?
У меня есть ощущение, что тут, на «Маяке», больше бутиковый фестиваль. Мы с Максом смеялись, что тут все такие авторские, творческие, а мы как будто «Форсаж-8» привезли показывать.
Скажи мне, кто твой брат — «Кончится лето» Мункуева и Арбугаева
На премьере «Кончится лето» в сцене двойного убийства зрители захлопали. Что ты подумал в тот момент?
Я был удивлен. Аплодисменты — это же похвала. Первая мысль: почему люди хвалят убийство? А уже сегодня я анализировал и подумал: может, это было от нервов? Я слышал много смеха, но именно нервного. Могу предположить, что это был выплеск эмоций, но все равно очень странно. Может, это были хлопки как стук по столу — мол, наконец-то!
Ты какой-то другой реакции ждал?
Да я вообще уже ничего не ждал, даже смотреть кино не хотел, потому что видел его сто раз [смеется]. Но я когда пишу и снимаю, про зрителя вообще не думаю. Я думаю про персонажей, что они должны рассказать и что сделать. У каждого разные взгляды, все трактуют по-разному — и это нормально. Кто-то кричит и плачет, говорит, зачем я это смотрю, другие сильно хвалят. Главное — эмоции, я ко всем эмоциям отношусь нормально. Нельзя бояться снимать **** [фигню]. Если будешь бояться, не снимешь ничего и никогда.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»