«Я хотела сделать условное кино» — Любовь Мульменко о фильме «Фрау»
В прокат вышла романтическая и немного грустная комедия «Фрау» (кстати, «Сеанс» по этому случаю выпустил книгу с оригинальным сценарием), и мы публикуем разговор Наи Гусевой с Любовью Мульменко. Режиссер рассказывает о том, как на фильм повлиял Андрей Платонов и кто еще мог бы исполнить главную мужскую роль. Пообщаться с режиссером вживую можно будет 18 марта на «Ленфильме».
Фрау купить
«Мы и так прекрасно знаем, что Любовь Мульменко прекрасно пишет сценарии — она заслужила приз и за режиссуру», — было сказано на пресс-конференции закрытия «Маяк», где состоялась премьера «Фрау». А вы как отнеслись к тому, что вам дали приз именно за сценарий?
Я прямо со сцены сказала, как я к нему отношусь: «Спасибо, кажется, я научилась писать сценарии». Вроде бы у Дуни Смирновой была похожая ситуация, когда она, будучи сценаристом в анамнезе, сняла очередное кино как режиссер, получила сценарный приз и не обрадовалась. Я понимаю, что призы раздавать сложно, и приз за сценарий — увесистый, но конкретно по сценарию «Фрау» можно было снять очень плохое кино. Он правда сложный для постановки, и мне было бы интересно посмотреть на альтернативную его экранизацию. Это мог бы быть чудовищный фильм, который никому не пришло бы в голову награждать — в том числе, за сценарий.
Можно ли вообще обижаться на приз? Это же в любом случае высокая оценка работы.
Обида — чувство иррациональное, оно возникает сразу, и ты не можешь ничего с собой поделать. Потом оно проходит, и ты думаешь — ну классно же! За «Фрау» мы получили даже два приза [Лучший сценарий и Лучшая женская роль — примеч. ред.], а это, конечно, лучше, чем один или ноль!
Вы сказали, что «Фрау» — сложный сценарий. В чем заключается его сложность?
Там много неочевидного юмора, который работает только при правильном акцентировании — на уровне способа съемки, исполнения текста и монтажа. У меня как у сценариста был опыт, когда я пишу текст, который нужно снимать акцентно, но этого не происходит, и шутки не считываются.
Еще во «Фрау» есть фильм внутри фильма — «Ледяная сказка». В сценарии это просто закадровый текст без формы, ее нужно было изобрести. Ну и главный герой, которого играет непрофессиональный актер Вадик Королев. Это сложная роль, нам надо было искать баланс между странностью и обычностью.
Ребята так полюбили текст, что не хотели его менять
То есть сложность в том, чтобы выдержать золотую середину? Роль Вадика наоборот кажется очень лаконичной, простой, видимо, потому что выверена до мелочей.
Допустим, одна из первых сцен, когда в магазине «Охота и рыбалка» Ваня надевает на детский манекен курточку и спрашивает у коллег: «Ну как, хорошо ему?». Мы сначала не показываем, что это манекен — мы создаем иллюзию, что курточку надевают на живого человека. Видим Ваню с серьезным лицом, и он на что-то смотрит, и только после этого уже даем кадр с манекеном. Это придуманная вещь, она заявляет комедийность и условность происходящего. Мы не подсматривали за героями, не документировали их жизнь, а выбирали, что показать и в какой последовательности. Во «Фрау» нет случайных кадров.
Получается, во «Фрау» была исключена импровизация?
Мы с актерами больше обсуждали не текст, а эмоцию. И она всегда была в приоритете. Например, придумали мы с оператором заранее мизансцену, а потом пришли актеры, встали по местам и сказали: «Нам не нравится, что мы в этой сцене стоим посреди комнаты, мы так не можем, у нас не получается к нужному состоянию прийти». И мы начинаем пробовать, как устроить сцену более достоверно физически. Или, например, я прошу Лизу Янковскую, сыгравшую Кристину, улыбнуться, а она говорит: «Но Кристине сейчас очень грустно, я не могу для себя внутренне оправдать улыбку». И я начинаю думать о том, насколько ее улыбка оправдана. И делаю, например, варианты: дубль, где улыбается, и дубль, где нет.
К диалогам вопросов не было, ребята так полюбили текст, что не хотели его менять. Сценарий — это документ. В фильмах определенного типа с актерами определенного типа импровизация работает, но это не случай «Фрау». Импровизации были только в ситуациях, например, когда бабушке Кристины не хватило текста для телефонного разговора с мамой Кристины, и актриса продолжила говорить от себя.
Сказка льда и пламени — «Фрау» Любови Мульменко
В конце фильма появляется прекрасная фраза: «Я соскучился быть один». Как она вообще пришла к вам в голову? Кажется, ей суждено стать афоризмом.
Ваню я писала, вдохновляясь персонажами Платонова, среди прочего. И эта реплика из записки — «Ты мне очень дорогая все равно, но ты, пожалуйста, уходи, я соскучился быть один» — очень платоновская, но и очень Ванина. В какой-то момент я просто научилась генерировать Ванины реплики. Выучила его язык, как иностранный.
А сам Ваня при всей своей странности вообще понимает, что конкретно происходит? Отдает ли себе отчет в признании в любви, в выборе Кристины?
Ваня протокольно-ритуальный, у него умозрительная любовь. Он знает, что, если у тебя дома живет женщина, это хорошо. Если у вас любовь, ты должен ежевечерне спрашивать, как прошел ее день. У людей с расстройством аутистического спектра, на границе с которым находится Ваня, есть проблемы с эмпатией. Они не могут определить по каким-то тонким признакам, в каком состоянии их собеседник — ему стало грустно, смешно или скучно? Они реагируют на сильные эмоции, а на полутона — нет. Это создает комические ситуации, например, когда Кристина спрашивает у Вани: «Я тебе нравлюсь?», а он отвечает «Да, а как ты поняла?» — хотя он к ней ежедневно бегает с цветами и наглядно ухаживает.
Мне было важно, чтобы у актрисы, которая играет Кристину, было сложное лицо
Есть момент, когда Ваня верно определяет эмоцию Кристины и спрашивает со свойственной ему прямотой: «Я тебе надоел? Я тебя бешу?». И ей становится стыдно, потому что Ваня прав. Она чувствует себя плохой. Ваня и Кристина стоят друг друга: на Кристине больше ответственности, потому что она это все инициировала. И тем не менее, мне кажется, что в финале они остались не травмированными, а оздоровленными. Все закончилось хорошо — они поняли, что у них не сложилось. Ура, что через полгода поняли, а не через десять лет.
А почему Кристина вообще все это инициировала? Мне кажется, это самый абсурдный момент, когда она предлагает Ване встречаться.
Это бунт, импульсивное решение, принятое после расставания с мужчиной, который, во-первых, женат, а во-вторых, не заинтересован в развитии отношений. Она запускает этот процесс назло всему, что с ней происходит. А потом Ваня начинает ей правда нравиться — есть моменты, когда она видит в нем что-то классное, но этого оказывается недостаточно.
Героиня Кристины построена на каком-то реальном прототипе или это какой-то собирательный образ?
Кристина — мутант из придуманного и реального. У меня, например, были похожие отношения с бабушкой, но я не жила с ней, начиная с 18 лет. У меня никогда не было романа с таким вот Ваней, эту часть я подсмотрела. Думаю, что и Лиза Янковская сделала свою героиню немножко собой — как она голову поворачивает, как смотрит. Опять же, Лиза стала Кристиной неслучайно. Мне было важно, чтобы у актрисы, которая играет Кристину, было сложное лицо — будь там человек с простым лицом и поверхностным взглядом, могло бы показаться, что Кристина просто дурочка.
Как строилась работа с Вадиком?
Вадик не похож на Ваню, но, как он сам выразился, «нахватался» от героя во время съемок. Когда мы с Лизой и Вадиком встречаемся, мы много шутим и пародируем Ваню, у нас есть всякие внутренние Ваня-мемы. Мне повезло, что Вадик — человек, который и сам пишет тексты, тем более, поэтические. У него вообще не было вопросов, почему Ваня разговаривает именно так, он сразу отнесся к его репликам, как к стихам.
Ты не можешь рассмешить всех, но почему бы не равняться на тех, с кем у тебя общее чувство юмора
А были ли другие претенденты на роль Вани?
Я хотела снимать Юру Борисова — даже, можно сказать, писала «Фрау», представляя себе лицо Юры. Он прочитал сценарий, мы даже сняли с ним очень хороший тизер для питчинга, но в какой-то момент Юра позвонил мне и сказал, что не до конца чувствует персонажа и сомневается. Конечно, я расстроилась, но мне не хотелось уговаривать актера, который не слишком заинтересован.
Мне все вокруг говорили, что надо во что бы то ни стало убедить Борисова, да я и сама страдала по нему какое-то время! А сейчас я думаю, что Вадик — лучший вариант для Вани. Его лицо большинству зрителей ни о чем не говорит, и это классно, потому что ты сразу же начинаешь верить в него.
Мы несколько вопросов назад начали говорить про комедийность. Как в процессе написания сценария понять, что будет смешно?
Важно, чтобы тебе самому было смешно. Ты не можешь рассмешить всех, но почему бы не равняться на тех, с кем у тебя общее чувство юмора. Часто смешное рождается не из текста сценария, а из пауз и монтажных склеек. Даже когда кино снято и смонтировано, на стадии работы со звуком могут появляться шутки. Например, для сцены, где Ванин племянник играет с тигром Кристины и рычит, я специально переозвучила этот рык, чтобы усилить комизм ситуации.
А как так вышло, что вы решили снять именно сказку?
Сказка получилась потому, что я хотела сделать условное кино и отойти от надоевшего мне метода наблюдения. Сценарий был написан еще в 2021 году, а что снимать пришлось в 2022-м — я уже не выбирала.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»