Любовь Аркус
Любовь Аркус

Колонка главного редактора


В девяностые мы очень много пели. Громко, от души, по многу часов кряду. Мой муж Олег Ковалов крепился, сколько мог. Романсы и русские народные в исполнении Москвиной еще выдерживал, коронный трофимовский «Какое мне дело до всех до вас…» с грехом пополам, хоровое пение «Варшавянки» и «Вихрей враждебных» уже приводило к поискам берушей. Но когда мы с Добротворским приступали к сокровенному — репертуар ВИА семидесятых (насморочное блеяние с подвыванием про «крылатые качели» и «там, за горизонтом») — хлопала входная дверь. «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз», — неслось ему уже вдогонку.

— Я не понимаю! — выговаривал он мне наутро. — Либо вы любите Толстого и Бергмана, Чехова и Феллини — либо эту дрянь, эту пошлость. Вещи несовместные! Вы что, ностальгируете по прекрасным советским временам? Это что, лучшие годы вашей жизни?

Ну да. Это были лучшие годы нашей жизни. Политбюро ЦК КПСС тогда, Администрация Президента сейчас — структуры могущественные, спору нет. Но даже они не властны отменить память души, всегда благодарную к годам своего детства и юности.

Девяностые породили память особого рода. И не потому, что мы встретили их кто в  сознательном, а кто и вовсе в зрелом возрасте. Просто при обычном ходе вещей человек ведь сам решает, что для него уже прошлое, а что еще нет. Он расстается со своими привычками, привязанностями и неприязнями, со своим опытом и укладом — постепенно, ступенчато, с  возвращениями или, напротив, окончательными, но добровольными отказами. Эта удивительная метаморфоза, когда настоящее обретает статус прошлого — замечается не сразу и не вдруг, а  тоже постепенно, незаметно.

А в девяностые прошлое было отсечено в одночасье, не нами и безвозвратно. Мы не успели опомниться, обрадоваться, огорчиться, подумать, засомневаться, пересмотреть и отобрать: что в  нем было для нас уже мертво, а что все-таки мило сердцу и уму, неотрывно от существа жизни.

Как и многое в девяностые, этот сюжет воплощался с предельной наглядностью. В каких-то почти театрализованных формах. Одно из самых сильных моих впечатлений — импровизированные базары, которые стихийно возникали в самых неожиданных местах: у метро, у вокзалов, в скверах, на больших проспектах и в маленьких переулках. Стояли люди: мужчины, женщины, старики, дети. И странное дело: несмотря на это многолюдье, на долгую, нескончаемую панораму лиц — эти лица запоминались, по ним можно было читать, как по книгам. Вот пенсионерка, коммунальная склочница, с внуком; вот бывший инженер-плановик на заслуженном отдыхе; вот труженик ЖЭКа, ныне безработный; вот общественница, собиравшая профсоюзные взносы и подрабатывавшая в бухгалтерии; вот библиотекарша, отправленная в бессрочный отпуск за свой счет… У каждого из них в руках была какая-нибудь ерунда: набор красных кастрюль в горошек с островками прожженной эмали, трехтомник писателя Семена Бабаевского, целлулоидная кукла в потрепанном платье стюардессы, некомплектный набор напильников, сломанный душевой смеситель, упаковки спичечных коробков и пирамидки черного хозяйственного мыла, скатерти с кистями и закрашенными проплешинами, вьетнамские соломки с неровной бахромой, батоны колбасы, театральные сумочки из стекляруса, водка в лимонадных бутылках, чешская бижутерия, завернутая в газету, подшивки журнала «Роман-Газета», жестяные банки с надписями «Греча», «Ячмень», «Сахар», синие мячики с красной полосой и почерневшие фигурные коньки… Пейзаж после взрыва немыслимой силы — обломки, осколки имуществ, жизней, судеб.

Что бы вынесли люди нулевых годов на улицу, случись у них, Боже не приведи, такая необходимость? Малиновые пиджаки, которые не единожды будут помянуты на этих страницах? Мобильники размером с крупногабаритную рацию? Ликер «Амаретто» или спирт «Рояль»?

Герои и авторы этого номера вспоминают и путч, и войну, и талоны, и очереди, и митинги, и  дефолты. У каждого, что нетрудно было предвидеть, — свои девяностые: у кого благословенные, у кого — проклятые. Чаще всего — и то, и другое.

Почему мы возвращаемся в это свое прошлое? Ничего нового. Всё потому же. Чтобы лучше понять настоящее.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить