Город в кино. История вопроса
«Похождение Октябрины». 1924. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг
СЕАНС – 17/18
Участники ленинградской группы ФЭКС гордо называли себя «молодыми щенками»… «Жертвой» резвящихся ниспровергателей в фильме был избран сам Петербург: его купола, крыши, фасады, колонны и фронтоны — чем не повод для трюков и эксцентричных эскапад? В полном согласии с принципами авангардизма классика подверглась веселому поруганию, ничуть при том не пострадав. Разве что лишилась толики музейной пыли, которую смахнули с нее невзначай веселые клоуны.
«Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков». 1924. Реж. Лев Кулешов
На московских улицах и площадях лихо куролесят персонажи, прибывшие сюда скорее не из Америки, а из американского кино: мистер Вест, стилизованный под экранного Гарольда Ллойда, и ковбой Джедди… Лев Кулешов и его ученики обожали мифы, приемы и ритмы кино, но комедийность их фильма строится на столкновении двух равно самобытных стихий. Это Москва — город, с достоинством сохраняющий свое лицо и в то же время радушно открытый миру. Москва раннего нэпа…
«Чертово колесо». 1926. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг
С медленным удушением нэпа Москва превращается в город регламента и мертвых ритуалов.
Сюжет о подгулявшем в увольнительной морячке с крейсера «Аврора» напоминает не фельетон, а фантастику Гофмана. Ленинград контролирует некая «теневая» власть, и это не просто мир уголовников с Лиговки, а темное инфернальное начало, бесчинствующее на улицах города, пока не пропоет петух… Ленинград пивных, грязных хаз, бандитских притонов и «мокрых дел» — снят, тем не менее, красочно и экзотично, под несомненным воздействием немецкого экспрессионизма.
«Шинель». 1926. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг
Парадоксально, но именно ФЭКСы, в «Похождениях Октябрины» заставлявшие героев весело дурачиться на куполе Исаакия, оказались верны духу петербургской культуры. В фильме «Шинель» город-наваждение растлевал сознание своими миражами и сводил с ума… Оператор Андрей Москвин воскресил на экране неверную, призрачную атмосферу Петербурга. Кадр, где скрюченная фигурка замерзающего в этой ледяной пустыне Акакия Акакиевича словно пытается вымолить что-то у неподвижного сфинкса, — вариация на тему пушкинского «Медного всадника», воплотившего фатальное противостояние державного идола и «маленького человека».
«Третья Мещанская». 1927. Реж. Абрам Роом
Москва в одной из самых проникновенных советских картин словно увидена женскими глазами. Людмила, героиня фильма, живет на уютной старомосковской улочке с деревянными домами, газовыми фонарями, церковками и монументальными дворниками — стражами этого сложившегося за десятилетия миропорядка. В ее полуподвал, как шум прибоя, доносятся гомон и дыхание огромного и влекущего города…
«Октябрь». 1927. Реж. Сергей Эйзенштейн, Григорий Александров
Драма о вечной раздвоенности петербуржца, фатально разрывающегося меж прозой и идеалом.
Сергей Эйзенштейн — дитя «серебряного века» и гурман культуры. Но авангардистская вера и социальный заказ заставили его снять Петербург как скопище каменных глыб и мертвых монументов, которые, тем не менее, наделены некоей злой энергией.
Вот — «стреляющая», плюющаяся пулеметным огнем кариатида…
Вот — разводящийся мост словно грозит разорвать пополам тело убитой девушки… Сама архитектура Петербурга и мифологические мотивы его — угрожают и палачествуют… Эту твердыню старого мира необходимо взять приступом. Эмблематичным для фильма стал кадр, в котором рабочий башмак попирает завиток чугунной решетки ворот Зимнего дворца.
«Дом на Трубной». 1928. Реж. Борис Барнет
Москва Барнета — теплый, уютный город переулков, тупичков,тихих двориков, обжитых добросердечными чудаками и комедийно обрисованными обывателями. Нежность, с которой изображен этот мир, кажется прощальной — над ним явно нависла некая угроза… Режиссер с тревогой чувствует, что с медленным удушением нэпа Москва превращается в город регламента и мертвых ритуалов.
«Человек с киноаппаратом». 1929. Реж. Дзига Вертов
Это урбанистический гимн Москве — городу, где поэтичен любой труд, красиво любое лицо и даже движение толп целесообразно. Кадр, где Большой театр «разламывается», будто на холсте кубиста, часто приводили в пример «глумления» над классической культурой. Но в этом фильме художник и город вступают в дерзкое сотворчество, легко понимая друг друга. Москва здесь соразмерна человеку, а сам фильм — манифест безоглядной свободы.
«Обломок империи». 1929. Реж. Фридрих Эрмлер
Спор с мирами и мифами петербургской культуры пронизывает творчество Фридриха Эрмлера. В фильме «Обломок империи» город, сменивший свое имя, посещает чистая душа, исполненная неведения: бывший унтер Филимонов явился сюда словно из ниоткуда, совсем на манер князя Мышкина.
Васильевский остров и есть его Земляничная поляна.
Но сквозь будни вроде бы ставшего советским города проступают не вытравляемые паскудством «нового быта» реалии его культуры и мифологии… Как обойтись здесь без главного петербургского мифа о вечном противостоянии державного идола — человеческой «песчинке», без мифа о «Медном всаднике»? И встреча эта состоялась — разумеется, «песчинка» осознала, что ей надлежит следовать прямиком по указанному вождем пути…
«Юность Максима». 1934. Реж. Григорий Козинцев, Леонид Трауберг
В Петербурге этом — нет Летнего сада, Эрмитажа и Зимней канавки. Здесь плоские фасады домов, уходящие в унылую перспективу, а высокие брандмауэры украшает разве что дурацкая реклама «лучших в мире пилюль АРА», которыми, разумеется, никто не пользуется в этих пролетарских кварталах, плотно взявших в кольцо респектабельный центр города. Фабричная копоть намертво въелась и в лица рабочих, и в стены заводских корпусов. Это — Петербург рабочих окраин и пригородов, с трактиром, где надрывно рыдает хриплая гармошка, с полицейским участком, с голубятнями на крышах и с воскресными пикничками у тихого озера, где тренькающая гитара наигрывает мелодию задорной и мечтательной песни про «шар голубой»…
«Цирк». 1936. Реж. Григорий Александров
В комедийной мелодраме о том, как американская циркачка обрела в Москве новую Родину, — по сути, нет Москвы. Действие фильма округло замкнуто цирковой ареной. Размашистой поступи «нового мира» удается прозвучать лишь в бравурном финале — прямо на зрителей идут знаменосцы, и фронтальная композиция этих кадров напоминает холсты Дейнеки тридцатых годов. Неявно, но непримиримо — спорят в фильме два образа: цирковой арены с ее уютной вечной мифологией и — Красной площади как центра мифологии новой.
«Новая Москва». 1938. Реж. Александр Медведкин
Фильм призван был прославить сталинский план реконструкции Москвы с его уничтожением многих исторических мест и памятников. Но режиссер с даром сатирика не смог подавить своих чувств: изображенная здесь имперская Москва будущего, увенчанная циклопическим сооружением Дворца Советов с возвышающейся над городом фигурой Ленина, — холодная, бездушная и зловещая. Это ощутили и заказчики — фильм не вышел на экраны.
«Подкидыш». 1939. Реж. Татьяна Лукашевич
В этом городе — не архитектура, а жилые дома.
В «Подкидыше» все помнят Раневскую в огромной панаме, с игрушечной трубой и сакраментальным «Муля, не нервируй меня»; самого Мулю в косоворотке и с авоськами, поминутно обтирающего шею платком, да потешную кроху с косичками — подкидыша Наташу, в одиночку путешествующую по очень-очень большому городу. Этот город, населенный услужливыми прохожими, заботливыми дядями Степами в белоснежных униформах, киосками с газировкой, добродушными автомобилями, уступающими дорогу пешеходам, — разумеется, ничего не имеет общего с Москвой 1939 года…
«Светлый путь». 1940. Реж. Григорий Александров
Картина сплавляет новейшую социальную мифологию с элементами традиционных фольклорных представлений. В ней происходит окончательное и наглядное формирование образа Москвы как воплощения извечного желанного, но фатально недостижимого «Града Китежа», краеугольного камня «русской идеи». В Москве этой нельзя просто жить — грезам о ней можно лишь предаваться в сладких видениях, как мечтам о полетах на ковре-самолете…
«Летят журавли». 1957. Реж. Михаил Калатозов
Оператор Сергей Урусевский, ученик легендарного Родченко, снял Москву в духе подзабытых уже конструктивистских канонов своей молодости. Подобная Москва, казалось, должна отталкивать холодком схематизма — но непостижимым образом она здесь странно тревожная, таинственная и метафизичная. Стылая стальная гладь Москвы-реки, вдоль набережной которой пробегает лирическая пара — уже только в этих кадрах есть образ рока, который навис над беззаботными героями…
«Я шагаю по Москве». 1963. Реж. Георгий Данелия
Изысканная красота намертво обручена со смертью.
Это Москва — город юных и легких на подъем. Здесь юноши ходят пружинистой походкой, а девушки почти всегда вальсируют под теплыми струями дождя… Здесь легко находят новых друзей — и легко расстаются с ними, уезжая на далекую сибирскую стройку с журналом «Юность», свернутым трубочкой, едва успев поцеловать в метро любимую девушку… Здесь настоящее братство связывает первых встречных и просто прохожих, и нет, пожалуй, у нас более легкокрылого фильма об эпохе шестидесятых…
«Застава Ильича». 1964. Реж. Марлен Хуциев
Облик хуциевской Москвы — и ночные, окутанные мягкими сумерками перекрестки с перемигивающимися светофорами, и подернутые сыроватым туманом осенние бульвары, и шумные первомайские демонстрации с их отнюдь не только «организованным» весельем, и строгий Мавзолей на Красной площади, и тени красногвардейцев, что бессменным ночным дозором проходят вдоль гранитного парапета Москвы-реки… Искренняя вера художников в обновление самих начал советской жизни свершила невероятное: здесь живо и естественно то, что в ином фильме казалось бы нарочитым и пошлым.
«День солнца и дождя». 1967. Реж. Виктор Соколов
Дух Петербурга мало подвержен переменам, оттого внешние поветрия нагляднее прослеживаются в «московских» картинах. «Пересаживание» их мотивов на петербургскую почву всегда казалось искусственным… «День солнца и дождя» Виктора Соколова — лирическая картина о взрослеющих подростках, вроде бы вполне отвечающая формуле «молодежного» кино шестидесятых: «Бывает все на свете хорошо…» Но не приживаются эти «простые истины» под сырыми ветрами Петербурга… Сами грустные графические виды его, то иссеченные хлопьями мокрого, липнущего к лицам снега — внесли в фильм ноту печали и задумчивую сосредоточенность.
«Три тополя на Плющихе». 1967. Реж. Татьяна Лиознова
Вечный мотив: столица глазами провинциала. Москва оглушает Нюру-Татьяну Доронину, поражает ее неискушенное воображение — гулом, грохотом, людскими толпами, непомерными пространствами… И все же ее возвращение в родную деревню — изгнание из рая… Классический выбор между долгом и чувством, между устоявшимся укладом и живой жизнью — в основе сюжета фильма, причем роль чувства и живой жизни здесь, наряду с обаятельным таксистом — Олегом Ефремовым, играет и Москва…
«Три дня Виктора Чернышева». 1968. Реж. Марк Осепьян
Вместо воспетых культурой шестидесятых мечтателей, лириков и правдоискателей — скучающая, апатичная, болтающаяся по дворам и простаивающая в подворотнях молодежь. Эти не станут до хрипоты спорить об идеалах революции… Образ города так же стерт, как и внутренний облик самого Виктора Чернышева, равно открытого добру и злу. Вроде те же московские улочки и дворы, что и в фильмах по сценариям Геннадия Шпаликова, — да только воздух здесь не тот, он словно напоен невысказанной тревогой. В изображении Москвы на глазах исчезают лирические краски, в ее облике появляются черты стандарта.
«Монолог». 1972. Реж. Илья Авербах
Это поколение не только сызмала отравлено фарисейством советской жизни, но и разъедено изнутри миазмами города, в котором живет.
Профессор Сретенский в исполнении Михаила Глузского — ленинградский интеллигент, житель придуманного им города, наполненного милыми его сердцу миражами прошлого. Пространство «прошлого» пополняется каждым днем прожитой жизни, пространство будущего — неумолимо сужается. Для того чтобы совершать свои сентиментальные путешествия, ему не требуется никуда уезжать — Васильевский остров и есть его Земляничная поляна.
«Женитьба». 1977. Реж. Виталий Мельников
В Петербурге Гоголя обычно стараются выявить гротескное или мистическое начало. Но Виталий Мельников, поэт обыденности, экранизирует «Женитьбу» как тихую, камерную драму из жизни любезных его сердцу незлобивых и незадачливых обывателей. Петербург этого фильма — уютный, щемяще провинциальный: здесь маленькие домики и тесные дворы, деревянные заборы и ворота; здесь знают толк в еде и наливках, позевывают, мечтают, подолгу сидят в девках и бесконечно сватаются… Кадры этого фильма, залитые теплым янтарным светом, заставляют вспомнить сюжеты и живопись Павла Федотова.
«Осенний марафон». 1979. Реж. Георгий Данелия
Не бытовая комедия о метаниях безвольного интеллигента между супругой и возлюбленной, а драма о вечной раздвоенности петербуржца, фатально разрывающегося меж прозой и идеалом. Сама проблематика фильма мягко и ненавязчиво отражена в образе города.
Он словно разделен на «половинки», как и неприкаянная душа гуманитария, что прописан в безликом районе блочной застройки, а воздухом любимого своего Петербурга — мягкого, палевого, акварельного и поэтично-печального — вынужден дышать урывками, сбегая на встречи с ним, как на тайные свидания.
«Впервые замужем». 1979. Реж. Иосиф Хейфиц
Москва в фильме — столь же ненавязчива и спасительна, как воздух, которого не замечают потому, что им дышат.
Классик советского каммершпиля, Иосиф Хейфиц снимал Ленинград, упорно не замечая имперской величественности дворцов и площадей, сторонясь его трущобного чрева с задворками и черными лестницами, игнорируя его мифологию и связанные с ней традиции. В этом городе — не архитектура, а жилые дома. Он населен не проклятыми тенями прошлого, не миражами и призраками великой культуры — а живыми людьми, которые ссорятся и обедают, а тем временем рушатся или, напротив, устраиваются их жизни.
«Москва слезам не верит». 1979. Реж. Владимир Меньшов
Фильм выражает важнейший инстинктивный сдвиг массового сознания — отказ от «русской идеи», от построения счастья для всех и непременно в отдаленном будущем. В фильме воплощен идеал характерного для эпохи застоя «консерватизма с человеческим лицом». Москва в этом фильме — город, где, наконец, «все устроилось». Отшумели на улицах и площадях молодые смутьяны, и вот уже вполне мирно соседствуют высотки, возведенные Сталиным, с «Новой Гаваной» — Калининским проспектом, прорубленным сквозь живое тело Арбата неистовым Никитой Сергеевичем. А на окраинах уютно помаргивают теплые огоньки новых многоэтажек — ничто не будоражит, не тревожит память, все мягко выстраивается в единый ряд…
«Шинель». Реж. Юрий Норштейн (незаверш.)
В анимационных кадрах Шинели дышит гоголевский Петербург: сочащаяся с небес морось пополам со снегом; сгорбленные фигурки чиновников; длинный забор, вдоль которого семенит ножками Акакий Акакиевич, следя за мерцанием дальнего фонаря; окраинный домик, за покрытым наледью окошком которого свистит, стонет, вьется кольцами поземки петербургская метель…
«Господин оформитель». 1988. Реж. Олег Тепцов
В городе этом хорошо приживаются и с готовностью воскресают тени.
Петербург начала века словно оплетен стилем «модерн» со змеящимися извивами орнаментов и причудливо изломанных декоративных завитков архитектуры, кажущейся изысканной и болезненной. Сами контрастные краски — воспаленные и ядовитые. Город болен стилем, выражающим «начала конца», пряное гниение прекрасной и извращенной эпохи. Стиль формирует сам сюжет этой мистической истории — он способен убивать, удушая губительными объятиями. Изысканная красота намертво обручена со смертью.
«Панцирь». 1990. Реж. Игорь Алимпиев
«Панцирь» рисует город в краткую пору расцвета его легендарной «неформальной» культуры. «Мы пережили смутное время!..» — поют, почти скандируя, его молодые герои. Но вместо ветров обновления во всем сквозит дух разочарования и ранней усталости. Унылы лица героев, вымученны их игрища в грязных дворах-колодцах… Это поколение не только сызмала отравлено фарисейством советской жизни, но и разъедено изнутри миазмами города, в котором живет.
«Прорва». 1992. Реж. Иван Дыховичный
«Прорва» вроде бы стремится не столько обличить тоталитарную эпоху, сколько «всего лишь» воспроизвести на экране черты ее «большого стиля» — упоительно и упоенно… В согласии с канонами апофеозного искусства славных лет Москва бравурно ликует и перекипает вечным праздником. Но взгляд современного художника различает за этим карнавальным фасадом — хищное, насильственное, бездумное. Город — обманка, муляж оптимизма и бодрости, пугающий как раз своей ненатуральностью, прячущей надрыв, истерию, растерянность.
«Любовь». 1991. Реж. Валерий Тодоровский
Образ Москвы мягко подкрашивает любовную историю. Облик города чуть растушеван, но это оттого лишь, что Москва в фильме — столь же ненавязчива и спасительна, как воздух, которого не замечают потому, что им дышат. Этот мир, обжитый вчерашними подростками: уютный подъезд с теплой батареей, скамейка на бульваре в валиках снега, качели на детской площадке, торчащая на юру будочка телефона-автомата — одна на микрорайон…
«Счастливые дни». 1991. Реж. Алексей Балабанов
Балабанов перенес сумеречный мир Беккета в печальный, подернутый сыроватым туманом, пустой Петербург, по прямым проспектам которого одиноко дребезжит одичалый трамвай, а по Ломоносовскому мостику цокает копытцами ослик с плюшевыми ушками. Беккет, поэт пустоты, явил сонм теней, как бы этой пустотой и рожденных. В «Счастливых днях» «заблудившийся трамвай» напоминает известный поэтический образ Гумилева, героиня Анжелики Неволиной — хрупких добродетельных проституток Достоевского, а сам герой — маленького гоголевского чиновника…
В городе этом хорошо приживаются и с готовностью воскресают тени.
«Тихие страницы». 1993. Реж. Александр Сокуров
Медитация на петербургские темы русской культуры.
В откровенно условном городе, изображенном Сокуровым, — в его грязновато-бурой цветовой гамме, вытянутых фигурах, перспективе, искаженной до того, что прохожие, кажется, вот-вот соскользнут в бездну, в атмосфере полицейского участка с его вязким, словно остановившимся временем, в нелепых и беспричинных уличных драках — физически ощущается сама материя горячечной прозы Достоевского…
