Гори, детка, гори — «Человеческий голос» Педро Альмодовара
В прокате идет получасовой (в сопровождении почти часового интервью) новый фильм Педро Альмодовара «Человеческий голос», снятый во время карантина, но задуманный долгие годы назад. В вольной экранизации одноименной пьесы Жана Кокто Тильда Суинтон рубит с плеча и прощается с прошлым. Павел Пугачев пытается подобрать слова.
Сколько ни пиши об Альмодоваре, все пустое. Описания ему не к лицу, но сегодня уже не так страшно спотыкаться о слова. Например, на проговариваемое скороговоркой определение «англоязычный короткометражный дебют», где каждое отдельно взятое слово столь же значимо, как и замечания для режиссера в пьесах Кокто: порой они важнее всего дальнейшего текста. Принципиален выбор универсального и чужого для обоих авторов английского языка (пьеса была написана, разумеется, на французском). До того принципиален, что кажется, будто и для англичанки Суинтон этот язык не родной: то ли в трудностях перевода (режиссер адаптировал текст пьесы самостоятельно) дело, то ли в ее естественной инопланетной сущности. Принципиален и хронометраж: ровно тридцать минут, ни секундой больше. Альмодовар, как мало кто еще умеет раскручивать свои истории и длить их чуть ли не до бесконечности. Здесь же ему важно остановиться буквально на полпути. Отсюда вытекает и третье: это действительно дебют. 71-летний постановщик перезапускает свою фильмографию, триумфально завершенную год назад «Болью и славой». Это эксперимент, проба пера. Никогда он не был так осторожен.
Ярлык постмодерниста легко цепляется к новому Альмодовару, но плохо держится.
Из квартиры выходит женщина на грани нервного срыва, запутавшаяся в лабиринте страстей и законах желания: поговорить с ней не получится, но виной тому не дурное воспитание, а кожа, в которой она живет. В таком духе продолжать можно долго, названий фильмов Альмодовара хватит еще на абзац. На пьесу Кокто он положил глаз еще в начале своей карьеры, бережно помещая ее фрагменты в разные свои картины. Поиск этих «пасхалок» — дело увлекательное, но уже сделанное (вот, например, прекрасный путеводитель по фильму от Татьяны Пигарёвой на «Кольте»), да и его кино ценно не ребусами. Не только ими.
При всей узнаваемости, тут все как будто впервые. Ярлык постмодерниста легко цепляется к новому Альмодовару, но плохо держится. Создаваемые им копии не вступают в диалог с оригиналами, не комментируют, а просто вписываются в интерьер или гардероб. У него всегда всё к лицу. Крестьяне Малевича, живопись караваджистов, диски с «Унесенными ветром» и «Убить Билла» — это не библиографические ссылки, а украшения жилища. Они задают стиль комнате, тем и ценны. Мир его кино замкнут: он собирает самые разнородные объекты, чтобы затем аккуратно расставить их по полочкам. (Неудивительно, что и дом режиссера так напоминает его собственные фильмы, и было бы странно, будь оно иначе.)
Осколки разбитого сердца и разлитая по полу кровь? И это можно убрать с помощью клинингового сервиса.
Даже с Тильды Суинтон, легендарной Тильды, живой легенды, ходячей иконы и мифа, тут почти что слетает ее длинный культурный шлейф. На экране — превосходная актриса трудно определимого возраста, которой очень идет красный цвет. Интересно, кто она? Явно нездешняя. Кокто в начале пьесы рекомендовал актрисе, которая будет играть эту роль, «избегать даже намека на иронию, язвительность, колкость, свойственные оскорбленной женщине». Начинавшая как натурщица в кинокартинах Дерека Джармена, Суинтон возвращается к началу своего пути, производя впечатление «человека, истекающего кровью, теряющего кровь при каждом движении, как раненое животное, и чтобы в конце пьесы комната казалась наполненной кровью». Так оно и будет. Только кровь у Альмодовара не к смерти, а к жизни. После жертвоприношений все только начинается.
Камера поднимается ввысь и мы видим декорацию, стоящую посреди павильона. Это центральный образ фильма. Подходя к пресловутой четвертой стене, Альмодовар и не собирается ее ломать. Фильм продолжается дальше как ни в чем не бывало. Женщина ходит по уютно обставленной декорации квартиры, расстается с любовником по телефону и торжественно сжигает жилище. Был ли любовник на самом деле, отвечал ли он на ее телефонный монолог, или же она высказала все в пустоту, это не так уж важно. Важно другое: то, на чем в драматургии 1930-х жизнь заканчивалась, в 2020-х все только начинается. Осколки разбитого сердца и разлитая по полу кровь? И это можно убрать с помощью клинингового сервиса. Просто выйти из павильона.
Наступили новые времена? Не для Альмодовара уж точно. Просто стрелки на часах наконец совпали. Все его кино про людей, которые разными способами прощаются с тем, что было и остается для них дорогим, но находят силы двигаться дальше. Сцену потушат, дым выветрится, а настоящий огонь не погаснет.
