хроника

Алексей Герман: Поле притяжения


Алексей Герман на съемках фильма «Хрусталев, машину!». Фото из личного архива Юрия Фетинга.

Сергей Карандашов

Ученик режиссерской мастерской Германа, автор фильма «Мастерская» о студии «ПиЭФ»

Я заболел Германом, когда посмотрел «Мой друг Иван Лапшин». Помню, как после кино долго бродил по улицам и пытался разобраться в своих ощущениях. Первая наша встреча произошла по случайному стечению обстоятельств. Я до этого уже несколько лет бегал по Уралу с любительской кинокамерой, снимал кино, и вот решил наконец поехать в Ленинград учиться. Утром, сойдя с поезда, сдал вещи в камеру хранения и пошел гулять по городу. И переходя Невский у Дома книги, я увидел знакомую фигуру в белой «волге». Я понял, что это Герман. Не знаю, что меня подтолкнуло, но пока машина стояла на светофоре, я подошел поздороваться. Представился и спрашиваю: а вы Алексей Юрьевич Герман? Он несколько опасливо покосился на меня: да, да. Рядом сидела Светлана Игоревна Кармалита, и она не на шутку встревожилась, что сейчас молодой человек что-то устроит с любимым Лёшечкой. Но я сказал, что приехал поступать на режиссерские курсы и, Герман, надо отдать ему должное, тут же продиктовал мне свой домашний номер телефона — правда, звонить я не стал, и сам уже потом как-то попал на студию.

А ровно через два года, уже в 1991 году, снова летом, я так же шел по Невскому, правда, по другой стороне. Мне захотелось мороженого. В очереди за мороженым я неожиданно опять увидел Германа, и вновь подошел к нему. Думаю, его это поразило. Заедая мороженым, он сказал: да-да, будем, будем открывать курсы — и как-то быстро-быстро пошел от меня. С этого момента я не сомневался, что поступлю, хотя конкурс был большой.

На первой же встрече после поступления Герман сказал: ничему учить я вас не смогу, я не преподаватель. Будьте рядом, работайте со мной. Чему научитесь, тому научитесь — а уж дальше я помогу, чем смогу. Сначала мы несколько оторопели, думали, что это такой режиссерский ход, ведь режиссеры по большей части провокаторы. И уже намного позднее я понял, что в кинорежиссуре это, может быть, наиболее продуктивный способ обучения. Как в средневековой Европе, где есть мастер и его мастерская, и туда приходит подмастерье, который сначала моет кисти, растирает краску. Через какое-то время, когда к нему присмотрятся, ему доверяют отбелить холсты, раскрасить деталь, заняться каемочкой на одежде. А потом, когда человек уже может нарисовать руку или лицо, он идет и создает свою мастерскую.

Так и мы учились. Когда началась подготовка к «Хрусталеву», мы тысячами находили фотографии в государственных и частных архивах и библиотеках. Ездили в театры по всей стране, и там происходил отлов персонажей, там же нашли и главного героя. Многих находили на окраинах, вплоть до любительских театров. Приводили в студию, одевали людей, устраивали пробы.

На съемках фильма Хрусталёв, машину!. Реж. Алексей Герман, 1998

Герман натаскивал на запах того времени — через фотографии, хроники, подбор лиц, которые мы искали в толпе. Небольшой кабинет Германа был весь оклеен фотографиями, пейзажами, бытовыми сценками того времени. И так было на каждом этапе.

Однако в наших самостоятельных работах, помогая готовить дипломные проекты, Герман всегда поощрял идеи, далекие от его стилистики. Как говорил Эйзенштейн, «мне не интересно воспитывать эйзенщенят». Поэтому из мастерской Германа выходили такие разные авторы. Но, конечно, Герман как большая планета имел свое очень сильное поле притяжения, и если ты попадал в его зону, то он оказывал на тебя серьезное влияние. Мы все это на себе ощущали.

Юрий Фетинг

Ученик режиссерской мастерской Германа

Перфекционист? Наверное, Германа можно было назвать и так. Но это качество проявлялось только в его творчестве. А в жизни наш учитель одевался просто, ел то, что давала жена Светлана Кармалита. А зачастую, кормился в общественной столовке дома отдыха кинематографистов в Репино, где часто гостевал. Но в творчестве…

С ним могли работать только фанатично преданные люди. Художник по костюмам Катя Шапкайц сделала с Алексеем Юрьевичем несколько фильмов. Сериальный костюмер давно бы впал в истерику и застрелился от количества мелочей и подробностей, которые требовал Герман.

Грим-костюм — создание киногероя было для Германа самым любимым этапом работы. Продумывались все детали персонажа, вплоть до нательного белья. Создавалась биография каждого героя, даже самого незначительного. Зато костюмеры, гримеры и декораторы, проработавшие на фильмах Германа, получали такую квалификацию, что их потом приглашали самые крупные продюсеры и режиссеры мира. Но планка, которую в своих фильмах поставил Герман, все же не давалась никому.

Я попал к Алексею Юрьевичу как студент режиссерских курсов. Прошел творческий конкурс, и мы сразу понравились друг другу.

Мы, четверо студентов-стажеров, учились и работали на съемочной площадке фильма «Хрусталев, машину!» Это было чудом. Мы не только не оплачивали свое обучение, как это происходит сейчас (я как педагог и режиссер очень жалею своих студентов), но нам еще и платили. А для меня Герман даже выбил особую стипендию имени Черномырдина.

Юрий Цурило и Юрий Фетинг на съемках фильма «Трудно быть богом». Фото из личного архива Юрия Фетинга.

Ежедневно с утра до вечера мы были в работе. Ловили на улицах интересных типажей и уговаривали сниматься. Однажды по заданию учителя, надо было найти для съемок противного и яркого пацана-хулигана. И один из самых преданных стажеров — Володя Чутко даже угодил в милицию за то, что возле метро приставал к мальчишкам. Володя плохо видел, поэтому подходил, в упор разглядывал детей и предлагал сниматься… В конце рабочего дня мы с трудом извлекли сокурсника из милицейского «аквариума».

Но главное, что от меня требовал Герман — видеопробы — этюды на тему его сценария. Ему почему-то показалось, что я хорошо умею работать с актерами. Хотя если честно, вначале я входил на съемочную площадку, как в клетку с тиграми. Потом уже стал приходить опыт. Я что-то начинал понимать в режиссуре. Герман стал доверять мне работу не только с второстепенными типажами, но и с профессиональными актерами, с Ниной Руслановой и Юрием Цурило. Мои видеопробы Герман тщательно отсматривал, и я был счастлив, когда он хвалил работу кого-то из персонажей, а иногда и звал главного оператора Владимира Ильина, показывал мизансцены и способы съемки, которые хотел использовать в настоящей съемке. И конечно, верхом счастья было предложение учителя самостоятельно снять небольшой киноэпизод — не для пробы, а для фильма.

Это были наши «университеты». Такова была школа Германа. Ежедневная работа на площадке с видеокамерой и сдача материала учителю. У меня накопилось таких эпизодов-видеопроб около девяти часов. Удивительно, что каждая ученическая проба проводилась с тщательным подбором грима и костюма, с утверждением текста этюда на тему фильма.

А пробы, которые проводил сам Герман… Павильон киностудии научно-популярного фильма. Специально выстроена большая декорация, свет, рир-экран, профессиональная кинотехника. Продуман каждый гвоздь и клуб пара.

На главную роль русского генерала медицинской службы пробовались Александр Абдулов и Александр Анатольевич Ширвиндт (мой педагог по театральному училищу им. Щукина). Декорацию выстроил гениальный художник Владимир Светозаров. Тут все было настоящим. Печка полыхала огнем, кипели тазы с бельем. За окнами шел снег. И русский генерал приносил настоящего живого судака, которого отпускал в ванну… Пробы! Кто сейчас так делает? Можно претендента на роль посадить перед камерой и попросить что-то вякнуть из сценария. Вот вам и проба! Но Герман… Он даже заставил Ширвиндта постричься налысо. Представляете? Знаменитый актер, у которого куча «волосатых» ролей в театре и недоснятые роли в кино… Налысо!? Ширвиндт сжался от ужаса в комок и… постригся, поскольку с Германом спорить было невозможно. В итоге — Ширвиндту пришел отказ от роли. Герман написал письмо с извинениями, мол, после проявки пленки Алексей Юрьевич увидел, что у «русского генерала медицинской службы» еврейские глаза. Кстати, и Абдулов тоже получил отказ — слишком медийное лицо. В итоге, русского генерала сыграл цыган — Юрий Цурило…

Перфекционист? Ну да! Иногда до абсурда! Если Герману приснился, или привиделся какой-то кадр, то он вытрясет душу из съемочной группы и… нет, не добьется, поскольку иногда сны бывают бредовыми…

Так Алексей Юрьевич написал в киносценарии «Хрусталев, машину!» финальную сцену, в которой параллельно идущему поезду летит ворона. Красиво придумано! Но как воплотить? В одном из зданий «Ленфильма» было арендовано большое помещение, где двое дрессировщиков два года выращивали ворон из яиц и тренировали для будущих съемок. Фильм снимался около шести лет, поэтому был запас времени. Два года дрессировщики растили будущих кинозвезд. Одна ворона, когда дрессировщик делал знак, крутилась — танцевала на месте, вторая вылетала из клетки и садилась на руку. Третья научилась кричать: «Где Герман?». Кстати, занятый съемками кинорежиссер не баловал ворон вниманием.

Прошло два года усиленной тренировки… Нам, ученикам, было понятно, что лететь параллельно поезду смогут только компьютерные вороны, но Герман не хотел понимать и принимать современную технологию. Ему надо было, чтобы все было по-настоящему. Короче, вороны подвели — лететь в нужную сторону, с нужной скоростью, к тому же десяток дублей подряд, отказались. Полный провал! Дрессировщики — в слезы. Ворон пришлось выгнать со студии.

И вот в 1998 году, когда «Хрусталев» был закончен, а на «Ленфильме» прекратилось финансирование, не было света и отопления, в монтажных поселились фирмы-арендаторы, а кинооборудование и пленку выбрасывали в мусорные контейнеры… В этом страшном году я встретил несостоявшуюся звезду фильма «Хрусталев, машину!». Ворона сидела на огромном заснеженном рулоне выброшенной на помойку кинопленки и кричала: «Где Герман?»

Владимир Чутко

Ученик режиссерской мастерской Германа

Я познакомился с Германом в августе 1991 года, когда уже шла подготовка к «Хрусталеву», уже шел режиссерский период. Конечно, о десяти годах съемок речи не было. Кармалита говорила: увидите, мы работаем по миллиметровке. Но когда начиналось производство — какая, к черту, миллиметровка… Задержки, простои — это было не столько своевольство Германа, сколько — финансирование, когда деньги приходили и уходили, причем, надолго. Но, при всем этом у него была уникальная возможность снимать последовательно и скрупулезно. Это — время, ситуация, но, прежде всего — авторитет.

Для меня на «Хрусталеве» самым вкусным был поиск исходного материала — фотографии, архивы, потому что я документалист. Сама система обучения, при, казалось, отсутствии системы, была уникальной — ни в одном университете студент с мастером не общается каждый день. А, мы с Германом собирались и обсуждали каждую будущую съемку по многу часов. Это не значит, что мы его говорили на равных, до конца его понимали. Как в его «Гибели Отрара»: «то, что я говорю с тобой, еще не значит, что мы беседуем».

На съемках фильма «Хрусталёв, машину!». Фото из личного архива Юрия Фетинга.

Была всегда дистанция. К примеру, озвучание сцены поимки генерала на станции. В сцене идет какой-то майор, скажем, милицейский, а с противоположной стороны другой майор, гэбэшный, ему кричит: «Иванов, поверни направо». А тот в ответ: «Да пошел ты на…». Или наоборот, скорее. А Герман всегда очень много показывал, это входило в его манеру работы с артистами. И вот он стоит в одном углу павильона, я в другом, и Герман кидает мне реплику: «Иванов!» А я ему автоматически: «Пошел на…» И тут в павильоне повисает мертвая тишина. «Это ты, Вовочка, кого сейчас послал?», — тихо так Герман спрашивает. Я сразу начинаю елозить: «Ну что вы, Алексей Юрьевич, это же реплика». А он как будто и не слышит: «А ведь, знаешь, Вовочка, я тоже могу послать. И далеко…» Минут пять шло это нагнетание. Я до сих пор не знаю, было это совершенно искренне, или это была игра в кошки-мышки. Но потеешь сильно.

И все равно мы не то, что знали — чувствовали: случись что-то серьезное, он — наша крыша.

Герману всегда нужна была свита. Как-то в Муроме, в экспедиции, Герман должен куда-то ехать, я его курирую. Идем по коридору гостиницы, Герман остановился, какую-то идею начал развивать. А, буквально в метре за его спиной стоят двое мужиков, свои идеи развивают. Вдруг один из них оборачивается к Герману: — А ты че нас подслушиваешь? Если б он мне сказал, ну, я извинился, отшутился., отошел в сторону. Но, Герман, которого: а — не узнали, б — сказали, что он кого-то подслушивает. А он же в детстве боксом занимался. Через минуту я уже стою между ними, пытаюсь как-то развести по сторонам, кричу для вида в разряженную рацию: «Илья (Милютенко, второй режиссер), все сюда». Но, самое страшное — выскакивает Кармалита, и пытается сама до тех мужиков кулачком дотянуться. Она взрывная была, почище чем Герман. А я, значит, в шлепанцах их развожу.

Где-то в 1992 году мы делали курсовые. У меня был фильм «Вечерний прием». Главную роль у меня играл Игорь Иванов из Малой драмы. И я сдуру вырезал кульминационную сцену, счел, что не удалась. Получился такой дедраматизированный сюжет. И вот большой худсовет мастерской. Герман, Сельянов, который у меня куратором был. В общем, все-все. Посмотрели. Герман спрашивает, какие мнения. Сельянов говорит: «У него получилось что-то типа Годара». Герман жует этак губы, и говорит: «Вы, Сережа, считаете, что это что-то типа Годара, а я не понимаю, чему этот человек полгода у нас учился». Тут уже я, конечно: «Если вы считаете, что я зря провожу время, — могу уйти!» Короче, скандал полной чашкой. Герман: «Нет, никуда ты нахрен не уйдешь, потому что потрачены государственные деньги, и ты все перемонтируешь в соответствии со сценарием!». Вот, кстати: на творческие вещи он никогда ничего не жалел. На его студии критерий был один — художественное качество.

Потом я домонтировал, вставил обратно ключевую сцену. И второй режиссер говорит: Герман потребовал твою кассету. На следующий день — опять: Герман потребовал кассету. Еще раз. Потом опять. Я в предынфарктном состоянии — явно же не второго Годара он открыл. Но что-то происходит. И только потом я сообразил: он отсматривает актеров. После этих просмотров он пригласил Игоря Иванова на пробы, на роль генерала. Еще в моем фильме был такой проход подтитровый — в поликлинике регистраторша с широким задом ходит между старинными вертящимися стойками, а камера за ней. «А это что за актриса?», — спрашивает Герман. «Алексей Юрьевич, это не актриса, это регистраторша». В нем всегда работало это любопытство, творческая жадность. И мы были свидетелями такого, ну, чуда — нового парадоксального взгляда.

Ирина Евтеева

Автор фильма «Лошадь, скрипка… и немножко нервно» (Студия «ПиЭФ»)

Я сделала после окончания кино-фото отделения картину по «Крысолову» Грина, ее заметил Олег Ковалов. Затем мы вместе сочиняли сценарий «Старухи» по Хармсу. Это был конец восьмидесятых. Потом, когда стало известно, что студия «ПиЭФ» ищет молодых талантливых режиссеров, Ковалов рассказал обо мне. Я в тот момент работала на любительской Народной киностудии ЛОМО и училась в аспирантуре ЛГИТМиКа И вот приезжает компания: Сокуров, Герман и Кармалита, Нелли Арджакова, Юра Павлов. Приехали, чтобы якобы посмотреть фильмы студии, а на самом деле мой фильм. Больше он понравился Сокурову. Меня позвали делать картину. От знакомства с Германом было шоковое состояние. Большой мастер пришел посмотреть мой маленький фильм.

Когда я оказалась в мастерской, пошло дружеское общение, дистанции не чувствовалось. Герман всегда очень смешные истории рассказывал. Придешь в мастерскую, сядешь на диван и слушаешь его байки с раскрытым ртом. Ко мне относился крайне доброжелательно, а дирекции студии после просмотра готовых пяти минут сказал: «Не трогайте девочку, пусть делает, что захочет». Я снимала фильм о Маяковском, «Лошадь, скрипка… и немножко нервно». Брала Маяковского, и вживляла его в фильмы с ним же, «Барышня и хулиган» и другие. Я не знала, как чего делать, но видела будущее изображение, к которому стремилась компьютеров не было, я придумывала технику, работая наощупь, и вообще думала, что месяца четыре побуду режиссером, а потом меня выгонят. Первые пять минут я делала полгода, в то время как остальные студийцы сдавали через полтора месяца. Когда Сокуров, а затем и Кармалита с Германом их посмотрели, то дали мне карт-бланш.

Уже после, когда по телевидению показывали «Лошадь…», Герман в комментарии сказал: «Вообще, это не должно бы мне нравиться, но на меня это почему-то сильно воздействует». Нас действительно искали совершенно разных. Спасибо Алексею Юрьевичу за то, что эта студия образовалась. Мы – студийцы первого поколения, те, кто делали на студии свой первый фильм: Алексей Балабанов, Лидия Боброва, Андрей Черных и другие. Это 1988-1991 годы. Стили были абсолютно разные. А результат одинаковый: фильмы пошли по фестивалям, нас заметили. Сначала отдельно, а потом уже собрали. Забавным образом, со многими из мастерской я познакомилась именно за рубежом, в поездках по фестивалям – там наши фильмы смотрели больше, чем здесь. Но был и объединенный показ в Москве, назывался  то ли «Герман и молодые», то ли «Герман и Ка». Это был уже 1992-й год, все к тому времени получили разные гран-при. И вот там было отчетливо видно, насколько Герман смелый человек.

Потом была вторая мастерская, второй заезд. Они были стажерами, их учили, в отличие от нас. Мы сами пошли в плавание, у нас был хороший худсовет с замечаниями, которые помогали, нас благодаря студии запустили на фестивали. А они учились на практике, во время съемок фильма. Что лучше –не знаю…

Потом был такой момент. Звонит Кармалита и говорит: «Ир, зайди». А я уже делала следующий фильм, «Эликсир». «Нужно поговорить». Дают мне бумажку. Написано: «Для Иры Евтеевой». Я читаю, там что-то красивое про гармонию написано. Потом становится ясно, что это организм Сталина изнутри описан, и там сначала все красиво, а потом, простите, это все в фекалии превращается. Я должна была украсить эти медицинские вещи, но не стала это делать, и долго говорила Алексею Юрьевичу, что, в общем, не стоит. Он всегда что-то такое придумывал. Я тогда в своей технике делала всякие хулиганства. Например, появляется черно-белый Маяковский, а у него сигарета красным светится. Это я просто маленьким прибором туда светила – а операторы думали, что это впечатывается или как-то сложно делается. И Герману хотелось, чтобы у него в фильме фары ч/б машины красным отсвечивали. Чтобы вороны летели, картины оживали. И он не понимал, насколько это сложно ввести в ткань его стиля, у его картины другое изображение, которое разрушило бы его неповторимую стилистику. Затем, слава Богу, нашёл своё решение.

Максим Пежемский

Автор фильма «Переход товарища Чкалова через Северный полюс» (Студия «ПиЭФ»)

Это был 1989 год. Мы с Сережей Добротворским и другими ребятами в составе группы «Че-паев» снимали тогда свои маленькие фильмы, я управлялся с камерой. И все время говорил Сереже, что мне уже тесно, что я устал от 16 мм, что у меня большие планы и идея снять фильм про Чкалова. И он мне посоветовал обратиться к Юре Павлову [главный редактор Мастерской первого фильма — примеч. ред.]. После разговора с Юрой я понял, что они с Алексеем Германом набирали каких-то разных людей для альманаха. Никого не ограничивая в предложениях: один должен был снимать одно, другой — другое. Но почему-то все это должно было называться альманахом. Туда же было предложено взять, например, и Женю Юфита, который был уже очень самостоятельный автор. Был Леша Балабанов. И многие другие. Все принесли заявки. Я тоже принес свою заявку о Чкалове [короткометражный фильм «Переход товарища Чкалова через Северный полюс» — примеч. ред.]. Но все как-то очень долго шло, решалось. Возможностей на все запуски не было. Кто-то должен был отвалиться. Окончательное решение должен был сделать Герман, который все не ехал, и мы его ждали, ждали долго. Герман был то на одном фестивале, то на другом (кажется, в каннском жюри). У меня, конечно, было какое-то представление о том, кто такой Герман («Лапшина» я уже видел), но ситуация эта меня все равно нервировала: как так, кто-то еще будет обсуждать мою гениальную идею?! Мы были молодые, наглые, отрицали всякое образование, студийные традиции, механизмы и авторитеты. Для нас даже Герман был, конечно, святое, но все-таки уже где-то «папино кино», а мы значит были молодые «годары».

И вот он приехал, и так было условлено, что каждый участник с ним говорит отдельно. Меня пригласили последним, и это тоже расстроило — почему я последний? Кроме того, выяснилось, что и заявку Алексей Юрьевич прочитать не успел. Я пришел, а он говорит: объясни на словах, что там у тебя. Я расстроился, но начал рассказывать: Чкалову дали приказ идти на Северный полюс, и вот он пошел. Дошел, видит — на полюсе ось Земли торчит, выдернул ее, и Земля остановилась. Поставил Чкалов на ее место красный флаг, и Земля закрутилась в обратную сторону. «Ну, понятно,» — сказал Герман, и я вышел. Такая у меня была первая встреча с Алексеем Юрьевичем. А меня запустили. Видимо, впечатлила его моя наглость. Потом мы уже во время работы над фильмом не виделись. Пересекались в коридорах. Но говорят, он посмотрел результат, и ему понравилось.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: