Анастасия Зверькова: «Самая страшная встреча — с самим собой»
В прокат вышла «Свобода в квадрате» — фильм о том, как люди переживают вынужденную изоляцию. Как срежиссировать фильм на нескольких континентах, практически не выходя из дома, Павлу Пугачеву рассказала режиссер Анастасия Зверькова. Также напоминаем, что 18 марта на «Ленфильме» состоится спецпоказ с автором ленты.
С чего для вас начался этот проект? Как из иркутского Академгородка вы попали в эту «кругосветку»?
В 2018-м году я участвовала в онлайн-лаборатории «Dramakit.pro» для авторов из России и стран СНГ. Мы разделились на группы и писали сценарии игровых фильмов. Редактором была Виктория Левитова. Она рассказала, что продюсер Анастасия Алексеева и московская киностудия «Соль» ищут режиссера для документального фильма про Антарктиду. Я связалась с Анастасией и быстро поняла, что мне это действительно интересно. Договоренность об экспедиции в Антарктиду у нее уже была. И нужно было выбрать любую тему, которая бы соответствовала этой локации. Мне понравилось предоставленная мне свобода, и я согласилась. Позже я выбрала тему изоляции и отталкивалась уже от нее.
На каком этапе подключился «Роскосмос»?
Мы сотрудничали не с «Роскосмосом», а Институтом медико-биологических проблем, который занимается вопросами космической медицины.
Чем вас именно тема изоляции увлекла?
Дело в том, что я живу в Иркутске, и у нас в Байкальском регионе находится старейший в Сибири Цугольский дацан. В 2016 году, после съемки одного фильма, была возможность его посетить. Помню, как мы отворяем тяжелые скрипучие ворота, заходим, а там — человек с одной рукой. Практикующий монах, время от времени лишающий себя общения с людьми, запирающийся в темном пространстве и сидящий там по две недели. Я его спросила: «Страшно одному в темноте?» И он ответил: «Да, была одна страшная встреча. Это была встреча с самим собой». Вот тогда меня и заинтересовала тема изоляции, но никак не складывался о ней фильм. И потом, когда я занялась Антарктидой, выяснилось, что полярники — те же монахи в темном пространстве полярной ночи. В тот момент две темы для меня сошлись, и фильм начал получаться.
Я правильно понимаю, что вся эта история началась еще до пандемии?
Да, подготовка к съемкам шла в 2019-м. Когда в феврале 2020-го оператор Роман Пальченков зашел на корабль, чтобы снимать изоляцию, актуальность этой темы еще не была очевидной. И потом, в апреле, когда он возвращался обратно, ему не разрешили сойти с корабля в ЮАР и поехать в аэропорт, потому что начался локдаун, и тема изоляции стала звучать изо всех СМИ, по всему миру.
Получается, и вы нашли тему, и тема нашла вас.
Да!
Свободу нужно искать во внутреннем космосе, а не внешнем
Мне нравится ваш подход: чаще всего режиссеры-документалисты отталкиваются либо от героя, либо от ситуации, происходящей в той или иной точке на карте. Вы же шли от темы, на которую все нанизывалось: и полярники, и подготовка к полету, и буддисты. Не приходилось ли из-за этого корректировать маршрут, что-то ценное и интересное для вас убирать в угоду замыслу?
Любой фильм требует выбора: следовать за героем или за замыслом? А ответ где-то посередине. В случае с этим фильмом, меня не покидало чувство страха. А что, если мой замысел начнет вмешиваться в жизнь героя, удивительного Николая Осецкого, доверившего нам свои видео и письменные дневники, которые он вел с самого начала экспедиции. В них динамика его психологического состояния прослеживалась очень ярко. Особенно, когда речь шла о полярной ночи, когда полярники уже настолько друг от друга устали, что каждый искал уединения и был обречен на встречу с самим собой. А это уже точка особой откровенности героя. И мне было страшно вмешаться в его жизнь, неверно истолковать его состояние. Но мы с Николаем все время были на связи, и он отвергал мои любые домыслы, которые я делала в угоду драматургии. Сейчас я благодарна, что он четко провел границы, не позволившие мне совершить глобальные ошибки, о которых я сейчас бы жалела. Иными словами, он дал мне и свободу, и те границы, благодаря которым я смогла остаться в рамках документального кино.
Буквально: свобода в квадрате. Кстати, как и когда название появилось?
Не сразу. В тот момент я не выходила из дома из-за локдауна и на основе уже снятого материала писала где-то пятнадцатый вариант сценария. И было ощущение, что я как будто переливаю из одного стакана в другой одни и те же смыслы, мартышкин труд, и вдруг подумала про команду первопроходцев, вроде экипажа Колумба — у них, с одной стороны, есть бескрайняя свобода и возможность идти за горизонт, с другой стороны, они ограничены, как в тюрьме, пространством своего корабля и своим сознанием. Это и есть свобода в квадрате — амбивалентность, которую невозможно разъять. Поэтому я считаю, что свободу нужно искать во внутреннем космосе, а не внешнем.
Как вообще были организованы съемки? Я так понимаю, что часть материала снимали сами герои, часть — оператор в экспедиции, а вы все это как-то удаленно курировали?
Организация съемок была сложной. Я очень благодарна Насте Алексеевой за то, что она рискнула вытянуть столь сложный проект, в котором мы опирались преимущественно на те съемки, что вели герои в своем одиночестве — это и команда Sirius в изоляционном эксперименте, и Николай Осецкий, снимавший сам себя на станции «Восток». И, конечно, наш оператор Роман Пальченков, проделавший путь из Петербурга до Антарктиды и обратно. Связь на этом пути была всего несколько раз, поэтому мы изначально с Ромой проговорили все задачи. И поскольку фильм строился на дневниках героев, которые мы получили уже после завершения экспедиции, то нашим главным методом была интерпретация съемок. То есть я просматривала кадры и находила соответствующие им фрагменты в дневнике.
А как вы убедили героев поделиться своими съемками и дневниками? Насколько они первоначально были открыты?
Я прям не знаю, это чудо какое-то! Просто мы объяснили, что нам требуется, и сказали: «Посмотрите на нас! Неужели вы думаете, что мы вам сделаем плохо?»
Самое сложное было в конце — я очень боялась показывать им фильм. Все-таки он получился чуть более личный, чем привычный ученым жанр научно-популярного кино. И когда в декабре 2021 года состоялся показ в Институте медико-биологических проблем, я была приятно удивлена, что люди из науки хорошо его приняли. Просто я сама живу в Академгородке и хорошо знаю, что ученые — закрытые люди, которые часто не пускают в личное пространство.
Как в фильме появился Далай-лама?
Эти кадры связаны с экспериментами российских ученых на Тибете по исследованию физиологии мозга буддийских монахов во время медитации. От Института медико-биологических проблем эту работу курирует Юрий Бубеев, специалист по ресурсным состояниям человека. Когда мы брали у него интервью для фильма, он рассказал, что эксперимент был записан на камеру. И Фонд «Сохраним Тибет» поделился с нами съемками, в которых, в том числе, был и Далай-лама.
Любое нами испытываемое чувство состоит из множества фаз, которые в языке никак не проявлены
Пока мы с вами говорим в «зуме», я обратил внимание на впечатляющую книжную полку за вашей спиной. Не могу не спросить: это ваша личная домашняя библиотека?
Да. Мы в иркутском Академгородке живем. Это совершенно обычная квартира «академгородковская». И то, что попадает сейчас в кадр — малая часть, скажем так.
Индустрия документального кино в России гораздо более децентрализованная, по сравнению с игровым, но все-таки: каково заниматься кино, живя не в столице?
У меня был выбор. Когда я заканчивала Высшие курсы сценаристов и режиссеров в 2015 году, у меня было конкретное предложение по работе с возможностью остаться в Москве. Но я просто поняла, что если останусь, то не смогу говорить о том, что мне понятно и интересно. И тут я с вами соглашусь, что игровое кино сложнее снимать, находясь вдали от средств производства. В документалистике просто эти средства производства другие: здесь, по большому счету, нужна только доступность тем и героев. И, конечно, свой взгляд на мир. Так что где снимать документальное кино, если не в регионах?
Что касается средств производства — есть ли в Иркутске какие-то кинокомпании или продюсерские центры, занимающиеся документальным кино?
Есть, и не только документальным. В 2015 году у нас прошла стратегическая сессия по развитию кинематографа. Инициатива шла от компаний, которые занимались видеопроизводством. Собрались, обсудили, что нужно сделать, чтобы снимать кино. Главным итогом стало создание двух постоянных мероприятий, которые стимулируют производство: Байкальский фестиваль регионального кино и Байкальский питчинг.
Также у нас работает Гайдай-центр — организация, занимающаяся развитием кино в Байкальском регионе. Почему Гайдай? Потому что с полутора до 26 лет он прожил в Иркутске. И в этом году, с подачи Гайдай-центра, Иркутск стал центром празднования столетия Леонида Гайдая в России.
Еще одна занятная вещь. В прошлом году у нас появился День иркутского кино. Нигде в России больше нет своего регионального праздника кино. А у нас есть. Жизнь бьет ключом.
Здорово как! И напоследок: что лично в вас изменила работа над этой картиной?
Я до «Свободы в квадрате», и после — два разных человека. Если говорить с профессиональной точки зрения, то один из моих мастеров на Высших курсах сценаристов и режиссеров, Андрей Михайлович Добровольский говорил: «Драматическая ситуация героя должна доводиться постепенно». Раньше из-за непонимания эта фраза вводила меня в ступор, вызывала внутренний протест. А когда начала читать дневники Николая Осецкого, то увидела, как это работает в жизни — когда конфликт внутренний усиливается по капельке, не одномоментно, а все время. Я поняла, что любое нами испытываемое чувство состоит из множества фаз, которые в языке никак не проявлены. Но в кино мы имеем возможность эти вещи увидеть и показать.
А что касается личного измерения, то я поняла, что тема одиночества — это, наверное, моя тема. Мне она близка. Думаю, следующие мои фильмы, скорее всего, будут чем-то похожи на этот.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»