Тимофей Жалнин: «Все это сибирская настоящая тайга»
В прокате полнометражный дебют Тимофея Жалнина «Двое», история молодой супружеской пары, затерявшейся в сибирской тайге. О провинциальности петербургского киноландшафта, трудностях дебютантов в России и опыте, приобретенном в Германии, с режиссером поговорил Павел Пугачев.
Когда родилась идея фильма? Сколько вы над ним работали?
Если совсем сначала, то первый вариант сценария я написал еще когда учился на предпоследнем курсе Санкт-Петербургского университета кино и телевидения. Тогда я был идеалистом и думал: «Вот сейчас выпущусь, найдется продюсер, который клюнет на тайгу». Но не тут-то было. По факту, это дорогущий проект, запустить дебютанта с которым крайне сложно. Но это я уже потом понял. Тогда шел 2011 год. И вот сегодня премьера — 2019 год, 14 ноября. Прошло восемь лет, если брать совсем от начала и до конца. Но я надеюсь, что это не конец [смеется].
Ваш короткометражный фильм «F5» получил приз «Кинотавра». Это было еще в 2013 году. Чем занимались после этого?
Все это время я, конечно, работал. Был возле кино, около кино. Снимал короткометражные фильмы, рекламу, делал видео для мюзикла «Мастер и Маргарита», монтировал в Германии полнометражный игровой фильм. У меня были какие-то другие сценарии, подавался с ними в Минкульте. И не особо рефлексировал. Мне было обидно, конечно, что я никакого продюсера не могу увлечь такой историей и экспедицией, но в конце концов это получилось. Не сказать, что я прям терзался по этому поводу. Жаль времени, конечно. Сейчас я это понимаю. Но рад, что все получилось.
Что за проект в Германии вы монтировали?
Есть режиссер — Кристиан Клингер. И у него есть проект «Ты и я». Авторское независимое европейское кино, такое артхаусное. Он объявил тендер среди режиссеров, которые готовы смонтировать ему фильм. Он не хотел брать просто монтажера, он хотел обязательно режиссера взять. Ну и я выиграл этот тендер. Меня ему посоветовали, он посмотрел мои работы, пообщался, и в итоге меня пригласил. Я там работал, жил в Германии. Посмотрел на кинопроцесс немецкий. Очень полезно.
И чем этот процесс отличается от российского?
Никакого бухла, очень все четко, все знают свою роль, свое место. И стараются за эти границы не выходить, ни в отрицательном, ни в положительном смысле. У нас же иногда бывает: «А, давай, я помогу». В итоге зачастую — некомпетентная помощь. Иногда кажется диким, что человек из другого цеха, там, в Германии, имея возможность и время тебе помочь, не делает этого. Потому что там есть профсоюзы, субординация. Точность процесса, где каждая шестеренка, каждое передаточное звено на своем месте, — в этом и заключается профессионализм.В таком процессе меньше сюрпризов.
Не тяжело было после этого возвращаться в российские реалии кинопроизводства?
Наоборот, хотелось. Сейчас я стараюсь в своей группе выстраивать именно «немецкие» отношения. При всех диких русскому человеку вещах, это работает на результат. Мне было приятно работать в команде, где была полностью понятна логика взаимодействия людей.
Насколько я понимаю, «Двое» целиком сняты в настоящей тайге. То есть, это не Ленинградская область, а прям тайга-тайга?
Часть фильма снимали в Карелии. Все, что касается зимовья в лесу. Мы построили хижину, и весь интерьер воссоздали. Но как только домик уходит из поля зрения, все это сибирская настоящая тайга.
Сложно было?
Было очень сложно. Во-первых, условия. А во-вторых, такие расстояния. Это же не короткий метр, когда приехали на выходные, потусовались и сняли что-то. Это забег на месяц в тайгу. В палатках, в сырости, в холоде. Подбирая команду с оператором и продюсером, помимо профессиональных качеств мы должны были учитывать и человеческие. Это как экспедиция на космическом корабле — замкнутая система. Долгое время мы жили вместе. В таких условиях возникает психологическое напряжение, могут быть срывы. Но у нас все обошлось.
Как вы для себя определяете жанр фильма?
Я вижу три элемента: драму, приключение и притчевые составляющие. Дальше уже по убывающей: триллер… еще что-то. У этого фильма достаточно коммерческая оболочка, но мы старались говорить в нем о серьезных вещах: о кризисе модели патриархальной семьи, о конформизме как способе достижения успеха, эко-повестке. В этих трех соснах мы постарались не заблудиться и как-то показать все эти темы.
Я сам учился в КИТе, и там фильм «F5» стал чем-то вроде мема. Его показывают на вступительных, на церемонии начала учебного года, вспоминают при каждом удобном случае…
Как флагом машут [смеется].
Как вы к такой славе относитесь?
Да ради бога. Кого-то это вдохновляет, кого-то раздражает, для кого-то это повод пошутить (пусть даже зло и немного цинично) — я к этому нормально отношусь. Нам тоже в свое время показывали лучшие работы выпускников, которые учились до нас. И мы тоже иронизировали. Так будет всегда. Я к этому отношусь как к данности и неизбежности.
В титрах есть отдельное посвящение Наталии Милашкиной [преподаватель драматургии в СПбГУКиТ — прим. ред.]. В чем заключалась ее помощь?
Она была редактором сценария. Мы много времени проводили у нее на кухне, на даче, обсуждая те или иные моменты. Она принимала очень серьезное участие в работе сценария. Даже больше, чем редактор. Я думаю, она во многом и соавтор сценария.
А ваш мастер Сергей Овчаров уже видел фильм? Сказал что-нибудь?
Да, видел. Он сделал мне некоторые замечания по профессии, мастерству, но в целом остался доволен. Я видел это в его глазах. К тому же я первый из нашей группы, у кого вышел полный метр. Я думаю мастеру это всегда приятно. Он нас предупреждал: «Ребята, скорее всего вы долго будете ждать своей полнометражной картины, а может и не дождетесь. Подумайте сорок раз, прежде чем в эту профессию входить». Сейчас это очень тяжело. Тем более, в Питере. Как ни прискорбно, но это периферия отечественной киноиндустрии, «провинциальный город». Для ребят, которые учатся в Москве, выход в профессию, мне кажется, легче.
Есть ли основания верить в децентрализацию киноиндустрии? Чтобы не только Москва и немного Петербург, но и другие города и регионы участвовали в производстве.
Я очень на это надеюсь. И смотрю, например, на якутское кино. Рад за их самобытность. И за то, что их пока не подавили огромные бюджеты, которые могут привести к глобализации и стиранию языка. Они снимают свое самобытное кино, у них своя киноиндустрия. Что-то такое лабораторное происходит там, интересное. Надеюсь, такие очаги кино где-то еще будут возникать. А так — все экспедиции в основном из Москвы. Даже у нас продюсерская компания московская.
В 2014-м году вы питчинговали фильм «Танец». Чем та история закончилась?
Она так и не реализована. Был питчинг в Фонде кино от «Марс Медиа». Причем мы там по оценкам выиграли. Не знаю почему, но студия заморозила проект. Мы даже не начали кастинг. Хотя деньги, насколько я помню, были выделены. Еще был питчинг от «СТВ», с Сергеем Сельяновым. Это был сценарий остросоциальной драмы «Продукты». Мы в Минкульте его защищали. Это к вопросу о том, что я все это время делал. Я пытался, стучался в эти двери. Было очень странно, что нас вообще допустили в Минкульт с такой историей.
А что там было крамольного?
Про современное рабство в нашей повседневной действительности. Этнические казахи берут в рабство своих же казахов (обычно девушек), забирают паспорта и заставляют на себя работать в местных магазинах. Эта история была основана на достаточно известной статье из «Русского репортера». И мы с Олжасом Жанайдаровым написали сценарий, я его очень люблю и жду шанса реализовать. Потому что проблема актуальна до сих пор. Олжас — этнический казах, но живет в Москве. Очень талантливый человек. Мы с ним достаточно быстро, почти за год, даже меньше, написали эту историю.
Сейчас многие режиссеры-авторы уходят в продюсерский мейнстрим, на телевидение, платформы. Как на это смотрите?
Против платформ я ничего не имею. Вот даже в Голливуде Netflix дали Скорсезе снять фильм, который он вряд ли бы с какой-то студией снял. Я не против платформ, скорее даже за. Это новая реальность. По поводу телевизора не знаю. У меня были разные предложения, но ни одно из них меня еще не устроило по качеству сценария. И мы не нашли общий язык в том, как надо строить съемочный процесс. По крайней мере, с теми продюсерами, которые мне это предлагали. А по поводу мейнстрима — я бы очень хотел снять зрительскую научную фантастику. Не боевую-космическую а-ля «Звездные войны», а что-то наподобие того, что сделал Нолан в «Интерстелларе», допустим. Кино с философским и научным основанием.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»