Опыт наложений — «Смерть Дантона» Андрея Стадникова
С 30 августа летний кинотеатр Garage Screen принимает показы Международного фестиваля дебютного кино в Новой Голландии. 2 сентября там покажут экспериментальный кинодебют театрального режиссера и драматурга Андрея Стадникова «Смерть Дантона» (премьера картины на фестивале состоялась в рамках программы «Сделано в России»). О том, к чему нужно готовиться зрителю, рассказывает Кристина Матвиенко.
Фильм «Смерть Дантона», как и многие театральные проекты Андрея Стадникова, исследует природу власти — ее универсальный код и конкретные исторические воплощения. В «Родине» (Центр им. Вс. Мейерхольда, 2017), четырехчасовом док-перформансе, объектом был Сталин, от которого волнообразно отстраивались члены ЦК ВКП (б), российские мэры и чиновники, чьи речи, телефонные переговоры и стенограммы заседаний звучали в качестве либретто к вечно строящейся «культуре два». Герои «Смерти Дантона» — Жорж Дантон, Робеспьер, дантонисты-герои (Камилл Демулен, Лакруа, Филиппо, Эро-Сешель) и их жены, подружки, — говорят словами Бюхнера из одноименной пьесы и фрагментами речи Робеспьера о национальных праздниках. Помещены эти драматические, сыгранные артистами, куски в поэтический коллаж из визуальных фактур, ландшафтов, любительских съемок и хроники. Диспуты зачинщиков Французской революции о методах трансформаций общественного устройства, а также — их рефлексия по поводу тщетности собственной жизни, бросают отраженный свет на события других времен и пространств.
Как и в «Родине», собственно фильм/спектакль богаче и противоречивей любой декларации. Растворяя тексты в изображении, накладывая минималистичную музыку Дмитрия Власика на пейзаж с блестящей на солнце водой, вставляя в структуру нарратива home video с вечеринки или полиэкран с посетителями торгового центра, то есть работая с кино как пластическим искусством, Стадников избегает декларативности. И, напротив, впадает в нее, когда в финальную речь Робеспьера инсталлирует флаг ЕдРо. И «Родина», и «Смерть Дантона» тематически объединены исследованием природы власти, но интересны уникальностью художественного метода, имеющего свойство воплощаться на глазах зрителя, то есть быть процессуальным. Это странно в отношении кино как искусства закрепленного, а не становящегося. И тем не менее.
Выпячивание артистической природы, прорывающее любую речевую ситуацию.
Смысл «Смерти Дантона» рождается в пересечениях одного с другим: черно-белой хроники, на которой среди хмурых красноармейцев есть усатый Сталин в белом кителе, и театральных диалогов героев, сыгранных молодыми московскими артистами, кадриков с кремлевскими звездами и любительского видео с домашней вечеринки, отвратного Москва-Сити в снегу и водопада, звучащей речи и безмолвных горных пейзажей, портрета Робеспьера и детского фото неизвестного ребенка. Это техника коллажа: собранные под одной рамкой разнородные фактуры и объекты, встречаясь друг с другом, дают третье. Но у этой структуры нет жесткой решетки; все складывается как бы по пути фантазии или мышления режиссера. Из долгого затемнения выплывает хроника с похоронами Ленина; сквозь Ленина постепенно просвечивает звезда на флаге, потом — взрыв и блестящая вода и синие горы. И вот уже машины в современном городе, гарь или черные птицы, Кремль и титры на белом — «Смерть Дантона». А дальше — немножко театра.
В своем фильме Стадников работает с выходцами из мастерской Брусникина, многие из которых участвовали и в других его спектаклях, перемалывающих док и фикшн в одно перформативное действо. Стадников, учившийся во ВГИКе и с первых своих шагов в театре занимавшийся документом, давал своим артистам непривычные задачи: выучить тонны текста, сыграть кусок из кинофильма, быть более или менее статичным (в «ноль позиции», как говорил Михаил Угаров). Вот и здесь речь не о том, чтобы сыграть Робеспьера или Дантона. Речь о том, чтобы освоить принадлежащие им или приписываемые (поскольку использована пьеса Бюхнера) тексты и попробовать говорить ими, но от себя, лично тебе принадлежащими интонациями и манерой. Потому у всех артистов есть свобода в обращении с чужим текстом: они его переговаривают на свой лад, вдыхая в слова о необходимости (Робеспьер) или невозможности (Дантон) террора сегодняшнюю энергию; в историю об утопившемся, чье тело несли в корзине, — свою печаль об ушедшей любви (Алиса Кретова в роли Жюли, жены Дантона). Эти диалоги сделаны как полиэкран: на одном — Робеспьер, на другом — Дантон, парень в кепке, рассказывающий, что только был у якобинцев, или со скуки выпивающий в баре. Иногда они сделаны так, что кажется, будто герои смотрят вместе с нами слайды, что мы вместе с ними разглядываем некое помещение, похожее на кабинет советского начальника с зеленым сукном на столе.
«Смерть Дантона». Реж. Андрей Стадников. 2020
«Смерть Дантона». Реж. Андрей Стадников. 2020
Объекты равны друг другу — как и полагается в технике коллажа.
Чужие слова даются с трудом — их произносят не как свою внутреннюю речь, а как чужое. Любой театральный след в фильме виден. Как на ладони: плачущая актриса в центре полиэкрана с посетителями торгового центра, пылкий артист в роли Дантона, меланхоличная актриса, как бы вспоминающая то, чего с ней не было, и как бы внезапно просыпающаяся. Это выпячивание артистической природы, прорывающее любую речевую ситуацию, есть и в спектаклях, и в фильме Стадникова.
Возможно, эта расстыковка театрального и натурального — закон фильма. В «Смерти Дантона» нет «героев» и «среды»; есть предметы, пейзажи, титр «Бомбардировка Сирии российскими войсками» и титр «Смерть», громкий уличный разговор у подъезда, паук под полиэкраном с бомбардировкой, делающие селфи туристы, закадровый монолог про готовность идти на эшафот и парень в форменной фуражке. Объекты равны друг другу — как и полагается в технике коллажа. Наложение и сопряжение дают нетривиальность ракурса и спасают от декларативности. Если она и появляется в финальном «инаугурационном» монологе Робеспьера, который обещает устойчивость и гарантию довольства страны, то следом актриса Алиса Кретова ходит по кабинету какого-то экс-исполина, и звучит песня «Лишь мать сыра земля» в исполнении группы Nau из Свердловска. Вольность обращения с источниками — право настоящего документалиста, увлеченного тем, какая разная природа у вещей, слов и людей.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса