#Cannes2019 — Исландия, Лоуч и фильм-юла
«Белый, белый день» Хлынура Пальмасона (Неделя критики). Второй фильм известного в России исландца (режиссера «Зимних братьев»), кажется, неслучайно называется в точности, как книга полароидов Андрея Тарковского — цитатой из Арсения Тарковского. Там есть и «запечатленное время», и своего рода полароиды — запечатленные в разрозненных кадрах орудия этого неумолимого времени. В исландском пейзаже судьба и время и отец на пороге дома могут выглядеть особенно брутально.
По сюжету главный герой — Ингимундур — полицейский со стажем и бородой тяжело переживает гибель своей жены, попавшей в автокатастрофу. Найти покой он пытается, строя дом, который все никак не может закончить, и присматривая за прелестной восьмилетней внучкой. Однажды в его руки попадает коробка старых фотографий жены и ее библиотечных книжек (она работала в школе). Сопоставив даты выдачи книг и подключив воображение, полицейский приходит к выводу, что у погибшей был любовник. Странно, но кровь северянина неожиданно вскипает. Коллизия наполовину шабролевская, наполовину как будто подсмотренная в «Любовнике» Валерия Тодоровского. Но на обочине слишком много фактуры, чтобы ворчать: в каком еще фильме можно услышать, как исландцы рассказывают своим детям на ночь истории про печень мертвеца, или увидеть, как эти же дети-ангелочки глушат живую семгу об обеденный стол? Ждем картину на фестивале «Зеркало».
Вроде бы сложно чувствовать главному герою — человеку, который болеет за МЮ, и все же режиссерское мастерство творит чудеса.
«Извините, мы вас не застали»: Рабство со свободным графиком
В главном конкурсе день прошел под знаком Кена Лоуча, который приходил, но не застал никого дома. Sorry We Missed You («Извините, вас не застали») — кино про измотанного отца семейства, который решил изменить свою судьбу и податься в развозчики посылок для службы доставки интернет-товаров. Дети подрастают, жена трепетно и безнадежно работает на собес. Ипотека убивает.
Приятно знать, что Лоуч есть в мире. Старомодный, вечный и актуальный без пошлой конъюнктуры. Кто ещё сможет рассказать о том, что страдать в тисках современной либеральной системы могут и белые, и цисгендерные, по факту глубоко традиционные люди. Товарищ Лоуч, конечно, порой бывает невыносим в своей сентиментальной манере (особенно, когда достает свое секретное оружие — маленьких рыжих девочек), но, черт побери, по сути триста раз прав: он, как Нео, борется против Матрицы, неумолимо требующей эффективности цифровой экономики. Хочешь помочь дьяволу — сделай заказ в интернете и оформи доставку курьером. Отдельным пунктом программы — линия жены, которая буквально в телефон произносит несколько программных монологов о бездушии государственной соцпомощи, а так же спор фанатов Ньюкасла и Манчестер Юнайтед. Вроде бы сложно чувствовать главному герою — человеку, который болеет за МЮ, и все же режиссерское мастерство творит чудеса.
Ну и вот еще что: стоя на довольно бесперспективной очереди на Zombie Child Боннелло, расскажу про вчерашний спецпоказ. Посмотрел новый фильм-дневник Алена Кавалье «Жить и знать об этом». Пока один из лучших на фестивале (даром, что вне конкурсов), напоминание — зачем кино, вообще, нужно. Режиссер посещает свою подругу Эммануэль Бернхайм (писательницу, сценаристку Озона), с которой хочет делать кино о смерти ее отца. Он созванивается с ней, ходит в гости, разговоры пропитаны меланхолией. Вместе они пишут сценарий по ее книге, он репетирует, намеревается играть последние минуты: дыхание, дыхание, удар, смерть. Сама Эммануэль не играет, проходит лечение от рака: химиотерапия, лучевая терапия, операция. Он почти не снимает ее, не хочет снимать ее такой, как не снимал и свою подругу Анну, попрощаться с которой он отправился в самом начале этого фильма в Швейцарию («200 евро за билет, однако!» — ворчит автор). Анна отказалась от лечения, оделась в черное — а потом ей сделали смертельную инъекцию.
С Кавалье всегда его маленькая камера, но он почти не наводит ее на людей — вместо них изысканные натюрморты, наблюдения за воробьями, мертвая мышка (совершенно душераздирающая) и прочие вещественные знаки невещественных отношений. Скромное дыхание личной истории. «Эту улитку я нашел в саду после дождя,» — комментирует Кавалье и показывает симпатичную улитку как самое внятное свидетельство беспредельной красоты мира. С восторгом и восхищением он наводит объектив на крошечную юлу, которую заводит его подруга, юла поражает вращением: «Вот бы снять такой фильм!» Надо сказать — именно такой фильм у Кавалье и выходит. Пересказать невозможно: только следить за оборотами и с замиранием сердца ждать неизбежного финала. Как алхимик, Кавалье закидывает в реторту своего дневникового кино сердечные заклады, а оттуда прёт ужас бытия. Впрочем, спасибо голосу Кавалье — вполне выносимый.
