Если плакать, только внутрь — Итоги Канн-2022
Вернувшаяся из Канн Вероника Хлебникова подводит свои итоги фестиваля — праздничный маскарад продолжается во что бы то ни стало. Али Аббаси, Дэвид Кроненберг, Рубен Остлунд, Альберт Серра, Ежи Сколимовский, Келли Рейхардт, Пак Чхан-ук и многие-многие другие.
Не жеребенок хвостом махает!
Яша ребенок снова играет.
Яша, играйте лучше ребенка
И жеребенка перебрыкайте.
Мандельштам
В конкурсе юбилейного фестиваля, вернувшегося к жизни в эпоху перемен, масочный режим сменился маскарадным. Маски пригодились всем, за исключением совершенно неподдельной Леонор Серай, всегда естественной Келли Рейхардт, вечно взволнованной Валерии Бруни Тедески и братьев Дарденн, перешедших с фильмом «Тори и Локита» на уровень патриархов и небожителей, где только пропись и скрижаль. В «Священном пауке» Али Аббаси сумерки жанра прикрыли жвалы политики. В «Полуденных звездах» Клер Дени перевесила вывески, подменив героику жанра издевкой над ним.
Маска акцентирована в сказочном каламбуре Альберта Серры Pacifiction, переведенном как «Умиротворение» и соединившем мирный тихоокеанский покой с его фикцией. Фата моргана накрывает остров. Бенуа Мажимель инспектирует безмятежные пейзажи таитянского архипелага, отравленные зловещим предчувствием. Постколониальное благолепие французской Полинезии отравляет слух о хищных субмаринах и возобновлении ядерных испытаний. Его забалтывают со знакомым благодушным цинизмом.
Рай всегда утрачен и всегда возможен, крах — неизбежен
Профессиональная колыбельная чиновника убаюкивает и подспудные страхи и, кажется, его самого, и самых нестойких зрителей. Зато аборигены в раскраске боевых птиц воспроизводят в танце грозные ритуалы, а под стеной волны до неба пульсируют яркие пятна серферов и лавируют среди нависших водных глыб штрихи гидроциклов и катеров (неспокойный постимпрессионистский комментарий к умиротворяющему трепу). Мажимель — идеальный проводник дипломатической недосказанности, фирменных умолчаний Серры и заката государственности на райском острове. Рай всегда утрачен и всегда возможен, крах — неизбежен. Тихой партизанской сапой тревога оказывается образом и содержанием фильма, выглядевшего единственным претендентом на «Золотую пальмовую ветвь», но жюри предпочло другой остров.
Канны-2022 — «Треугольник печали» Рубена Остлунда
Тоска последних лет привела на пьедестал апокалиптическую комедию и утробный высвобождающий смех. Сардонический «Треугольник скорби» Рубена Остлунда предается карнавальному крушению цивилизации. Меняются местами социальная, этническая и гендерная иерархии. Маленькая цветная поломойка устанавливает власть матриархата. Перевернутый корабль дураков, как первый слог, на дне морском. Перевернутый треугольник общества воспроизводит старые коррупционные матрицы на острове, уходящем из-под ног на глубины, недоступные Остлунду.
Глубину чувств и красоту внутреннего мира покажет только вскрытие
Беда в тропиках — тема перевертыша «Полуденных звезд» Клер Дени. Она раздевает шпионский триллер, швыряет его на сомнительной чистоты матрац и доводит до животного состояния, когда перестают что-либо значить пароли и явки, колониальная и повстанческая романтика, промышленный шпионаж и ЦРУ, полотняные костюмы цвета беж, журналистский драйв в горячих точках и прочий опиум для искателей свободы. Дени, кивая кудрявой головой ослепительной скандальной голодранки Маргарет Куэлли на выцветшее фото юных и красивых — мол, были сандинисты в наше время — отменяет эротический культ освободительных движений и революций. Застрявшие в пандемическом Манагуа персонажи Марго Куэлли и Джо Элвина хотят только друг друга и выбраться из героического дискурса. Их бег лунатиков при свете дня, чье сияние обрушится вместе с небом, — сокрушительно смешная деконструкция иллюзий ложью, сексом и потом.
Что касается Дэвида Кроненберга, фантастический триллер «Преступления будущего» о будущем не помышляет, разве что в медицинском смысле — о микропластике, встроенном в метаболизм. Альтер эго автора — Сол Тензер, сыгранный Вигго Мортенсеном, не ведает, что за химеры генерируют в его теле регулярно эволюционирующие клетки. Готика внутренностей и «чужой» гигеровский дизайн биотехнологий маскируют маленький фильм о любви на последнем дыхании, об определении любви через боль, больше не доступную людям. Юмористический персонаж Кристен Стюарт приравнивает хирургию к сексу. Для Сола и его девушки Каприс в исполнении Лея Сейду хирургия — искусство. Каприс извлекает продукты органического творчества Сола из его плоти, как плод кесаревым сечением. Они художники, значит, преступники. Будущее — преступление против прошлого, новый день — всегда убийца прежнего, а глубину чувств и красоту внутреннего мира покажет только вскрытие.
Каждый, кто наблюдал собственную колоноскопию, несомненно, видел главный фильм жизни
Параллельно в программе «Двухнедельник режиссеров» показали неигровой фильм «Мастерская человеческого тела» Верены Паравель и Люсьена Кастена-Тейлора, завораживающую высадку буквально во внутренний мир человека, от ректальных туннелей и позвоночных столбов до глазных яблок и внутричерепных коробок. Каждый, кто наблюдал собственную колоноскопию, несомненно, видел главный фильм жизни. В срезах цветной томографии здоровые ткани и опухолевые клетки выглядят живописной абстракцией в духе Джексона Поллока. Как и философские сказки Кроненберга, первым нырнувшего в живую и мертвую лимфу, эти документальные ландшафты «терра ингкогнита» свидетельствуют о теле, живущем своей, то есть, нашей, но такой незнакомой и непознаваемой жизнью.
Абсолютная гримаса отчаяния перед навязанной чужой волей
Канны-2022 — Медведи проснулись и голосуют
Один из лучших фильмов конкурса «Святой паук», триллер о серийном убийце и фемициде, спрятал под остросюжетным хиджабом страшное политическое кино про то, как однажды священная воля большинства может не совпасть ни с правосудием, ни с человечностью. Али Аббаси достигает подлинного пугающего комизма, поскольку работает с высоким уровнем боли, которую делает выносимой только искусное остранение. Это также баллада об одержимости, которая становится сюжетом и фильма «Жена Чайковского» Кирилла Серебренникова. Под невесомой маской исторических и биографических условностей, как под дырявой вуалькой Антонины Милюковой, вышедшей замуж за Петра Ильича, проступает абсолютная гримаса отчаяния перед навязанной чужой волей. Обе картины рифмуются в их продуманном, точном и приглушенном сюрреализме, более дозированном у Аббаси, более развернутом у Серебренникова. В «Жене Чайковского» звучит стихотворение Алексея Апухтина «Мухи»:
Сгонишь одну со щеки, а на глаз уж уселась другая,
Некуда спрятаться, всюду царит ненавистная стая.
«Священный паук» Аббаси навевает строчки Зинаиды Гиппиус:
Мои глаза — под паутиной.
Она сера, мягка, липка.
И рады радостью звериной
Четыре толстых паука.
Среди других фильмов, заслуживавших и не получивших наград, «Появление» (Showing Up) Келли Рейхардт и «Мать и сын» Леонор Серай, живые истории скромных людей. Мишель Уильямс снова исполняет главную роль у Рейхардт. Лиззи — скульптор, и накануне вернисажа все валится на ее голову, включая залетного голубя. Родственники и знакомые Лиззи появляются невпопад и пропадают, как горячая вода из крана, сводя Лиззи с ума. Тихая комедия с чересполосицей досады и затыков перед тем, как на амальгаме мира постепенно проявится, проступит что-то совсем новое, странная майолика с ожогами, колченогое искусство неказистой Лиззи-птички.
Когда тяжело, можно, конечно, пойти порыдать в сторонке, а можно делать то, что умеешь, и дела своего не бросать
Леонор Серай — одна из трех режиссеров, рекрутированных в основной конкурс из призеров «Особого взгляда» и «Золотой камеры» прошлых лет наравне с Али Аббаси и Лукасом Донтом. И если премированное «Близко» Донта — это расчетливая манипуляция красивыми мальчишечьими личиками в слезных венчиках из роз, а кино Аббаси — речь пророка в чужом отечестве, то «Мать и сын» — одна из самых обаятельных каннских композиций. Виртуозная режиссура миксует барокко и этнику, как африканское происхождение и французское подданство персонажей. Там, где святые Дарденны из благих намерений встают на ходули, чтобы сокрушить зрителю сердце историей всевозможного насилия над чернокожими детьми-мигрантами, Леонор Серай танцует сложную и горькую жизнь, едва касаясь земли, никому не вменяя. Молодая женщина, прибывшая в Париж из Берега Слоновой Кости в конце 1980-х, сообщает детям важный секрет: плакать можно только внутрь. Трехчастный кинороман переходит от матери к выросшим сыновьям, оставаясь историей людей, не идей.
Валерия Бруни-Тедески в автобиографических «Вечно молодых» с неистощимой непосредственностью вспоминает, как студентами под руководством Патриса Шеро ставили Чехова в театре Нантер-Амандье, боялись СПИДа, ездили в студию Ли Страсберга, и вдруг врубает Владимира Высоцкого. А Шеро, которого играет уже побывавший Годаром Луи Гаррель, среди неврозов и прибауток неожиданно говорит актуальное, мол, когда тяжело, можно, конечно, пойти порыдать в сторонке, а можно делать то, что умеешь, и дела своего не бросать. Среди молодых дарований Зои Аджани, племянница Изабель, Сюзанн Линдон, дочь Венсана Линдона, председателя жюри, и дочь своих родителей Надя Терешкевич, напоминающая юную Миу-Миу.
Каков зверь человек, видно на снимках его «МРТ»
«Посредник» Хирокадзу Корээды, снятый в Южной Корее, многословно и сентиментально продолжает излюбленную автором тему зицсемьи. Криминальная компания пристраивает младенца в любящие руки не для денег. Этот гуманистический фэншуй не так бесстыден, как гербарии Донта, только донельзя вторичен. Более второстепенно только самолюбование Пак Чхан-ука в мелодраматическом нуаре «Решение расстаться», награжденном призом за лучшую режиссуру. Загадочное решение жюри, возможно, объясняется тем, что корейскому автору без надобности политическая или социальная подкладка, что у его красоты нет неудобных индивидуальных черт. Битва здесь не столько между женщиной и мужчиной, сколько между морем и песком, слезами и дождем. Это замкнутая, самодостаточная система без внешних разъемов остается вещью в себе среди масок, людей и животных.
Передозом красоты глушит короткий эксперимент классика Ежи Сколимовского «Ио». Жизнь и смерть осла в радикальных пейзажах и интерьерах выглядит стильным промо для поборников эмпатии ко всем живому. Потеряв работу, благодаря безмозглым защитникам прав животных, бесхозный цирковой осел странствует по Евросоюзу. Его ночные свидания с заплаканными лягушками — земноводной водою кропят — много лучше дневных встреч с двуногими выродками. Фильм называют вариацией Робера Брессона и его «Наудачу, Бальтазар», где в зрачках осла люди были взвешены и найдены слишком легкими, а под ослиной шкурой не было иной тайны, кроме жизни. Ту же внечеловеческую систему мер и весов задействует авангардист Сколимовский. Но резонирует его кино с художником совершенно иных темперамента, задач и поэтики — реалистом Кристианом Мунджиу. Каков зверь человек, видно на снимках его «МРТ». В строгих томогорафических проекциях фильма мозг, не ушибленный эволюцией, диктует просвещенному демосу животные реакции защиты, нападения, выживания — в Трансильвании и во всем мире, готовом, как оказалось, к взаимной бойне. Каждый день, каждый его час готовом выпускать из себя наружу хтоническое нафталиновое зверье, видимо, к ядерной кремлевской елке, предчувствие которой, как у Серры, повисло в воздухе. В магическом финале «МРТ» не различимые футуристической оптикой Кроненберга из самых глубин человеческого выходят на снег ряженые медведи, не узнанные герои нынешнего маскарада.
