«Мальчик и девочка» Юлия Файта — Ночью у моря одна
На «Чапаеве» есть страница, посвященная подзабытому шедевру Юлия Файта «Мальчик и девочка», пролежавшему на полке почти 50 лет. О причинах, по которым цензоры и критика невзлюбили это удивительное кино, рассказывает Павел Пугачев.
У фильма странная судьба. Написанную трехкратным лауреатом Сталинской премии Верой Пановой киноповесть о первой любви собирался превратить в кино Ролан Быков, но «Мосфильм» не дал добро. В Ленинграде начальство оказалось куда менее зорким. Постановку доверили молодому Юлию Файту, которому тогда не было и тридцати лет. Этот фильм подпортит ему карьеру на долгие годы, став при этом его лучшей работой.
Некоторые эпизоды были пересняты по требованию начальства, некоторые — вырезаны. Стоило фильму выйти в прокат, как ему присудили низшую прокатную категорию, фактически убрав с экранов. Режиссера уволили с «Ленфильма». В дальнейшем он снимал научно-популярные и документальные картины на «Леннаучфильме», работал на телевидении и даже снял пару игровых картин, вполне неплохих. Полка не полка, но своего зрителя фильм искал долго. До реставрации и показа на кинофестивале «Белые столбы» в 2017-м, его не крутили по телевидению, не издавали на видео. Чем же так насолила начальству эта «мелодрама», в которой даже при большом желании не найти политической «крамолы»?
Бурляев и Богунова меньше всего похожи на оттепельную молодежь, поджигавшую экран горящими глазами
«Можно сказать: мы в Крыму. Но правильней сказать: мы на земном шаре», — так начиналась киноповесть Веры Пановой. Безымянный мальчик (Николай Бурляев) только что закончил школу и отправился в санаторий, где влюбился в безымянную девочку (Наталия Богунова), подрабатывающую официанткой. Обычная, в общем, история, но как и в любом по-настоящему великом фильме, увиденная словно впервые.
Киношные (авторские) советские шестидесятые помнятся черно-белыми, «Мальчик и девочка» выделяется ярким световым пятном. На загоревшей под черноморским солнцем пленке то и дело пробегают ромеровская коллекционерша и роомовский строгий юноша. Тут свободно: Николай Губенко поет стихи Шпаликова, в кадр без всякой на то причины влетает цыганский табор, Александр Невский и Сергей Эйзенштейн отправляют шведов под лед. Ишь распоясались!
Если это не страшно, то что тогда страшно?
Странно и актерское существование. Бурляев и Богунова меньше всего похожи на оттепельную молодежь, поджигавшую экран горящими глазами. Они очень живые, телесные. В них нет индивидуальности, есть тело со своими желаниями. Возможно, это неосознанно взбесило студийную верхушку и цензоров. Герои здесь не социальные единицы, а живые люди, чьи действия определяются не следованием социальным нормам, а их собственными желаниям.
Становится все жарче. Мальчик зовет девочку гулять. Сначала она отказывается, иначе ее «осудит начальство и девочки» (и кто знает, какой вариант хуже). Но настойчивость влюбленного дает свои плоды, да и девочке не до осуждения, и вот они в сумерках прогуливаются по морскому берегу. Мальчик целует девочку как будто даже умело (летние лагеря ни для кого не проходили зря), и им уже настолько невтерпеж, что после брошенного скороговоркой «пойдем искупаемся» последнее, чего ожидаешь, что они действительно собираются купаться.
Стоило поддаться гипнотическому ритму колыбельной киномузыки Бориса Чайковского, расслабиться и размякнуть на крымском солнышке, как начинает холодать. Каникулы заканчиваются, мальчик собирается домой в Ленинград. В глазах легкая грусть, на сердце легкость, поездка не прошла зря — он уже не мальчик. Девочка остается одна, да и лето подходит к концу. Работники санатория готовятся к осеннему сезону и выпрашивают отпуска. Солнце еще светит ярко, ветер разбрасывает мусор, мужчины заносят плетеные кресла и лежаки. Девочка вынашивает ребенка. Ничего не знающий мальчик отправляется в армию — больше мы его не увидим. Ромер разбивается о скалы быта.
Как вообще из такого текста может произойти такое кино? Вот именно, что не может
Одну из первых претензий, еще к тексту Пановой, выразил Фридрих Эрмлер: «За что ему [мальчику] так легко и безответственно живется?» Драматургическую недоговоренность Файт превращает в прием. Здесь каждый сам по себе. Даже когда мальчик и девочка были вместе, камера изолировала их друг от друга, снимая каждого по отдельности «восьмеркой», либо помещая их на противоположные края кадра. Не ждите диалога — тут никто никого толком не слышит, а лишь говорит от себя. При чтении с листа исходный текст, до смешного выспренный, вызывает разве что смех и умиление, при произнесении с экрана он не на шутку пугает. Оставшись одна, девочка повторяет себе под нос: «Не может быть, чтобы мужа не было, всему свое время». Если это не страшно, то что тогда страшно?
Юлий Файт о фильме «Мальчик и девочка»
Как вообще из такого текста может произойти такое кино? Вот именно, что не может. Поэтому и возникло кино другое. Файт, взявшись за экранизацию мелодрамы, снял практически анти-мелодраму, обнажив искусственность держащихся на соплях мелодраматических конструкций. Тут действительно нет любви, есть зов природы. И этот зов не спрашивает разрешения у комсомола, у социальных норм и условностей. Иллюзии растворяются в морской пене. Файт рассказал обнадеживающую историю, в которой нет никакой надежды. Разумеется, это свободное, парадоксальное, тревожащее кино, в жилах которого течет горячая кровь, возмутило, напугало и поставило в тупик начальство. Его назвали порнографией, автор оригинального текста рвала и метала, на худсоветах не могли подобрать подходящие критические эпитеты. Только вот даже цензоры не понимали, в чем именно дело.
Советскому человеку хорошего понемногу
Самое здесь удивительное — полное отсутствие моральной оценки. Рассказывая про острые вопросы, Файт принципиально сглаживает углы, заливает кадр мягким теплым светом, берет очаровательного Бурляева на роль безответственного дурака. Он убирает практически все социальное, стирает грань между телесными и физическими переживаниями (любовь чувственная и любовь физическая кажутся здесь равнозначными), и… даже не собирается никого поучать. Для сравнения можно пересмотреть «А если это любовь?» Юлия Райзмана — вышедший несколькими годами ранее школьный фильм о первой любви. Там двум влюбленным балбесам противостояли мерзкие советские матроны и вездесущие комсомольцы. При всем социалиально-критическом пафосе никто и не думал запрещать это кино. А все потому, что герои в конце проигрывали, выбирая следование социальным нормам взамен их собственным, хоть и юношески-наивным, но искренним чувственным позывам. Там победила воля коллектива. Здесь — силы природы. (Не забудем также о том, что фильм Райзмана вышел в разгар оттепели, а «Мальчик и девочка», к несчастью своему, на ее излете).
Мальчик и девочка
«Где ж ты видела, чтобы лес, речка и море в одном месте?», — выговаривала девочке ее сварливая подружка, высмеивая девичьи мечты о светлом будущем. Советскому человеку хорошего понемногу. В роддоме девочке подбирают приемных родителей для ее будущего ребенка: двух стариков, потерявших единственного сына еще в военные годы. Они могут дать ребенку заботу, дом и автомобиль «Москвич» в наследство, если вдруг помрут. Девочка решает растить ребенка в одиночку. В эпилоге ей на пути встречаются два солдата, вызвавшиеся помочь по хозяйству. Заметив в доме люльку, энтузиазму поубавилось. Повисло неловкое молчание, жизнь продолжилась своим чередом.
