«Бен-Гур»: Лошадь белая
Не знали горя — приютили гоя. Усыновленный иерусалимским семейством Бен-Гуров сирота-римлянин Мессала с детства растет неуравновешенным и раздумчивым мальчиком, который чувствует, что что-то вокруг него плохо, но не знает, что именно. Понимание, как водится, приходит в армии. Триумфально прошагав легионером по Европе, возмужавший и оскотиневший Мессала возвращается в края детства с намерением бить жидов и спасать Империю: не должно быть в Иерусалиме иной власти и веры, кроме римской. Друг детства Джуда Бен-Гур (в русском дубляже его имя звучит на английский лад, видимо, в силу предрассудка, что порядочного человека Иудой не назовут) деликатно возражает и вскоре — обвиненный, не совсем уж, надо сказать, без оснований, в покушении на Понтия Пилата — оказывается на галерах (а его мать и сестра — в темнице). Где, в свою очередь, крепчает, расстается с былым гуманизмом и грезит о мести. Периодически в кадр заглядывает — с рубанком, шайкой воды, крестом или просто с душеполезным словом — бродячий проповедник Иисус. Скачут лошади.
kinopoisk.ru
Лошади, особенно если из-под копыт не летят отчетливые цифровые пиксели, вообще лучше всего. Момент, когда с экрана в зрительный зал по-норнштейновски уютно тычет мордой белая кобыла — самый запоминающийся. Жалко, что хрестоматийный роман Лью Уоллеса (полное название — «Бен-Гур: история Христа») — не в первую очередь про коня.
На первых порах бестселлер 1880 года считался скандальным (до Уоллеса в светской литературе нечасто запросто поселяли Иисуса средь обыденных Петровых и Сидоровых), но вскоре, когда ортодоксы разобрались, был повсеместно принят. Экранизация 1959 года — самая удачная (что новый фильм лишний раз подтверждает) и коммерчески успешная. Лента Уайлера — не из тех, про которые скажешь, что произведение сохранило эстетическую свежесть и смотрится на одном дыхании. Но, сообразно материалу, с годами классический «Бен-Гур» (три с лишним часа экранного времени, увертюра, антракт) обрел кряжистое ветхозаветное величие; такое кино послано нынешнему мелкотравчатому зрителю, чтоб страдать. Безусловно. Но не совсем уж фигней.
При всей обстоятельности подхода, создатели тогда многое опустили, предоставив потомкам не сады, но многогектарные целины возможностей для новых трактовок. Хватает и идей (Бен-Гура можно вывести не общепринятым, пусть и крепким, однако безусловно божьим одуванчиком, но и, без особой дополнительной коррекции, коварным убийцей), и фактуры (от батальных сцен до парада нагих девственниц), да хоть и перспективной желтизны: в книге на рассвете дружбы Мессала именует Иуду «мой Ганимед», а под ссорой подводит черту: «времена Амура закончились, настали времена Марса».
Из перечисленных нехоженных тропинок Бекмамбетов временами забредает разве только на самую сомнительную, третью, да и то бочком; не Ван Сент. Несмотря на то, что авторы фильма с самого начала снабжают Мессалу и Джуду базовым комплектом любимых девушек, наибольшее удовольствие парни все-таки находят в обществе друг друга, оставляя спутниц вздыхать и по мере сил подшучивать на предмет. С шутками, кстати, в постановке не очень, и если вдруг вспорхнет редкой птицей смешное, то будьте уверены, что («Сама гонка сведет вас») ослышались. Впрочем, усмотреть в «Бен-Гуре» четкий гей-след означало бы навести на режиссера и сценаристов напраслину. Так, недомолвка, рябь на воде, легкая двусмысленность в манере недавно покорившего интернет рекламного ролика чая с ключевой фразой: «И в моей жизни был Валера. И звали ее Рита».
kinopoisk.ru
С маленькой трагедией про Валеру-Риту фильм роднит общая схема (сначала всем хорошо, потом плоховато, но печали проходят, и вот уже оказываются в позабыто-привычных объятиях персонажи, соединять которых автор романа никак не имел в виду), но это, впрочем, стандарт. Плюс присущая нелучшим телевизионным роликам атмосферно-гамачная вялость повествования, где, за вычетом пары-тройки ударных моментов (когда бабушка вносит кетчуп) ничто особо не будоражит, не печалит и не щемит: помер Максим, да и хрен с ним. Досадно, поскольку именно бекмамбетовские клипы для «Империала» в свое время произвели революцию на отечественном рекламном рынке, а его пропуском в международное коммерческое кино стали сделанные под присмотром Роджера Кормана копеечные, наглые и яркие «Гладиатрикс» — пеплум, как и «Бен-Гур». Пока именно «Гладиатрикс», как ни странно, выглядят пиком условно-голливудской режиссерской деятельности мастера. «Особо опасен» и «Авраам Линкольн: Охотник на вампиров» — крепкий, но одноразовый жанровый середняк. Но продолжаем болеть, поскольку не хочет умирать надежда, что автор «Дозоров» еще набьет голов в ворота, всем наваляет и сорвет банк; а просто пока что-то то и дело мешает.
Фильм 1959-го года по отношению к истории Леса Уоллеса — сокращенный, но дающий точное представление об оригинале пересказ. «Бен-Гур»-2016 — нейтрально-глянцевая брошюра с улыбающимся с обложки на жестком позитиве то ли Бен-Гуром, то ли Христом (бородатых персонажей Джека Хьюстона и Родриго Санторо, обладателей умеренной харизмы, нетрудно перепутать; кино не так чтоб актерское). Поп-христианская книжка-малышка по мотивам — беспонтовая даже для скромных интересов того ленивого школьника, что, малодушно манкируя толстенным романом, возьмется писать по «Бен-Гуру» сочинение — многое переврано из сколь благих, столь и сомнительных соображений киногеничности. Имя автора адаптации — немногим важнее и принципиальнее личности безвестного брошюровщика.
Есть обтекаемый элемент фронды (имперское зло творится под соусом борьбы «за цивилизованный мир, за процветание, за стабильность»), но таковым может похвастать каждая вторая молодежная фэнтези-антиутопия, хотя бы «Голодные игры». Есть Морган Фримен с дредами. Есть Понтий Пилат — однозначный негодяй в мехах. Есть снежная кутерьма, накрывшая ненавидимый прокуратором город. Есть, наконец, лошади, но про лошадей вроде бы уже все сказано.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса