Рецензии

B-movie: Эй, вы там, за стеной


То, что начинается в Манчестере, в Манчестере вряд ли останется. Особенно, если на дворе 1978 год, рецессия, индустриальный ад, безработица. И будущего нет, а тебе — 20 лет. От пустых прилавков, полицейских кордонов, кирпичных дворов и рутинной круговерти бежит продавец винила Марк Ридер: по жанру B-movie — типичный портрет артиста в щенячестве, и будущий музыкальный продюсер здесь — точка отсчета, главный герой и одновременно рассказчик. Пункт назначения — земля мечты и любимых пластинок — родина Kraftwerk и Tangerine Dream, Германия, а точнее свободный, но поделенный на зоны оккупации, город Берлин.

«B-movie» довольно хитро устроен — это хаос; коллаж, сшитый как будто на скорую руку из обилия хроники, домашних записей, и даже, не исключаю, весьма талантливо стилизованных реконструкций, который, благодаря свой бессистемности, обволакивает зрителя туманом минувшего. Берет в кольцо, как та самая стена. Мы много слышали о том, какая жизнь бурлила в западном Берлине 80-х, но мало кто наблюдал ее лично. Что ж, это кино дает представление о том, насколько мало сегодняшний демократичный, не особо церемонный, но уже джентрифицированный Берлин похож на тот город, что увидел Марк, пройдя сито по-немецки сурового пограничного контроля; прелестна сцена с восточногерманской таможней, которая функционирует абсурдно и четко, словно пластиночный Wurlitzer.

Впрочем, автор понимает, зрителям сложнее, чем герою. Мы должны попасть не просто в западногерманский Берлин, а переехать в 80-е. Это время полароида, тотального курения, пышных лобковых волос, зданий, стоящих безо всякого ремонта прямо с 1945 года. На стене первая полоса газеты: «Фассбиндер мёртв!» По радио — случайные числа восточногерманских помех. Это не красивый, а скорее сексуальный город (не случайно в оригинальном названии фигурирует слово lust — страсть). Ридер не случайно подрабатывал, озвучивая порно. В этом городе значения слов «эксгибиционизм» и «вуайеризм» деформируются, а как, скажите, еще может быть, если за тобой круглые сутки приглядывают сотни автоматчиков? Это город, в котором разворачивается сексуальная фантасмагория «Одержимой» Анджея Жулавского (кто умудрился не посмотреть — сделайте одолжение), и пролегает не просто граница между Западом и Востоком, но грань между сном и реальностью, желанием и табу.

В городе-хэппенинге Ридер осваивается быстро. Сначала понимает, что краут-рокеры уже в давно в Лондоне, затем — занимает первую подходящую квартиру; тот Берлин — мечта сквоттеров, которые до сих пор с придыханием произносят магическое слово «Кройцберг». Спартанскому быту берлинских жильцов в фильме посвящено несколько занимательных сцен, в числе которых и экскурсия в полторы комнаты Ника Кейва: «Вот моя коллекция немецкой готики, вот моя кровать, вот мой пистолет. Здесь я живу». Но что такое четыре стены, если за окном есть одна большая Стена, которая превращает целый город в уникальное отдельное пространство гигантской коммунальной квартиры под названием Европа. Эй, вы, там за стеной, потише! На сцене — Einstürzende Neubauten: гигантское сверло вгрызается в бетон, это вечный сосед достает свой перфоратор. Отзвуки метафорического «шума за стеной» слышны и в самом финале, когда автор может и чересчур смело, но все же справедливо замечает, что Германию объединил не Горбачев, а Дэвид Боуи, которого было очень хорошо слышно и в Восточном Берлине.

Замкнутость берлинского пространства одновременно комфортна и тревожна: здесь все знают всех, Тильда Суинтон колесит вдоль границы на велосипеде, Ник Кейв с Бликсой Баргельдом шарятся по одним и тем же барам, из этой феноменальной плотности жизни рождается немецкий New Wave; но отсюда не выйти. Да и нужно ли? Куда? В ГДР? «Диснейленд в депрессии», — называет соседей Ридер. Перспектива многодневной бюрократической карусели помогает не совершить ошибки, выйдя из комнаты. Точнее всего высказывается на этот счет юный Баргельд: «Я на три дня вперед жизнь не могу планировать», — как тут собрать бумаги, когда не знаешь, где проснешься утром?

Они жили одним днем и не заметили, как Стены вдруг действительно не стало. Идеальный бетонный экран для демонстрации Super 8 повалило ветром времени, следом снесло панк, а Кройцберг начал набирать жирок. В 1989 году в Берлине прошел первый Love Parade, но это была уже совсем другая история.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: