Matinee idol — Антонио Бандерас у Альмодовара
Сегодня день рождения Антонио Бандераса. С поздравлениями выступает Алексей Васильев, который рассказывает о том, какого актера для киноэкрана нашел в лице Бандераса Педро Альмодовар.
Если кто и не должен страдать от вынужденной избирательности в контактах, которой потребовал от нас период пандемии, так это испанский актер Антонио Бандерас. Весь год, предшествовавший введению карантинных мер, он только и делал, что кланялся перед толпами, слушал овации, обнимался, целовался, обменивался рукопожатиями и принимал памятные подарки: работа в фильме «Боль и слава» принесла ему 53 награды и номинации по всему миру, от премии за лучшую мужскую роль на Каннском фестивале до первой в его жизни номинации на «Оскар».
Альмодовар: Свобода приходит на шпильках
В картине Альмодовара актер на пороге собственного 60-летия изобразил режиссера, в чью жизнь, состоящую из оркестра физических недомоганий, какие только могут накопиться к шестидесяти годам и уже грозят не оставить у него здоровым даже того места, которым сочиняют сценарии, начинают валиться, как подорванные, любовники, актеры, проекты и наркотики, брошенные им в конце 1980-х. Свой самый автобиографичный, во всяком случае, в той части, что касается медицинской карты, и, как всегда у Альмодовара, в той, где речь идет о чистой эмоции, образ режиссер доверил актеру, с которым прошел все 80-е, эру «мовиды», испанской перестройки, большого загула, последовавшего за смертью генерала Франко, и расстался на двадцать с лишним лет ровно в декабре 1989 года, когда состоялась мадридская премьера их фильма «Свяжи меня!». В той картине, за семь лет общих усилий, пять совместных фильмов и Бог знает сколько килограммов придающего уверенности кокаина, они наконец вылепили из проблемной кожи, рыхло слепленного лица, тщедушного тела и неуверенной манеры актера монолит того неповторимого звездного присутствия, на которых держится Голливуд — и Бандерас отправился благосклонно дарить этого заново обретенного себя испытавшей как раз в тот момент дефицит в звездах Америке, а режиссер… Впрочем, как раз про то, как изменилась жизнь, мироощущение и, рикошетом, фильмы режиссера, Альмодовар все рассказал, а Бандерас показал в «Боли и славе».
Бандерас с ходу получает свою магистральную тему — тему такой оголтелой любви, что занимает все мысли, все существо, и в итоге становится погибелью.
Впервые публика кинотеатров увидела Антонио Бандераса именно в фильме Альмодовара — «Лабиринт страстей» (1982). В этом характерном для раннего Альмодовара совершенно безбожном винегрете из эстетики «панк», психоанализа в понимании домохозяйки и актуальных политических аллюзий с тогдашней исламской революцией в Иране и злоключениями бездетной шахини Сорайи в изгнании Бандерас сыграл террориста-гея, обладавшего нюхом собаки. Его вывезли в Мадрид, где скрывается сын шаха, в надежде достать какой-нибудь его башмак — так Бандерас мог бы выследить его в столице. Беда в том, что Бандерас влюбляется в парня, которого подцепил на улице, — а когда он влюбляется, запах любимого проникает во все его поры, и он в состоянии отслеживать только его. Разумеется, парень и оказывается переодетым наследником, а Бандерас с ходу получает свою магистральную тему — тему такой оголтелой любви, что занимает все мысли, все существо, и в итоге становится погибелью.
Безвольные складки рта и землистую кожу в этом фильме еще не разглядеть — Альмодовар уже вовсю проявляет свое дальновидение прирожденного киношника, снимая дебютанта пока только на общих и средних планах. Но и не снимать его грех. Главную роль, шахского сына, играет востребованный тогда Иманоль Ариас — вот у кого превосходная лепка лица. Аристократическая мужественность в том же году обеспечит ему две главные роли в фильмах о недавней истории у Арагона в «Демонах в саду» и кубинца Соласа в «Сесилии».
В «Лабиринте» он на экране почти безвылазно, а у Бандераса только три эпизода. Но после фильма черта с два вы узнаете Ариаса, если встретите на улице, а добродушную мордаху Бандераса, тянущуюся из-под шапки-«пидорки» ластиться к новому симпатичному знакомому с той же доверчивостью, с какой щенок тыкается в коленку хозяина, не забыть. Это магическое качество (что-то в лепке, в позе, в пропорциях) всегда будет отделять кинозвезду от просто актера, было в нем — потому что, по счастью, это вещь, с которой рождаются, одна из тех, что позволяют верить в избранность, судьбу и чудеса. Но с ней предстояло много работы — избранность лишь отделяет от толпы, но не освобождает от тренировок — и тащить это лицо на крупный план было еще рано.
Альмодовар готов снимать Бандераса, и хотя Бандерас не готов, под него подгоняется несколько надуманный, мистически одаренный персонаж.
Насколько прав был Альмодовар, доказывает другой тогдашний фильм с Бандерасом, премьера которого состоялась на фестивале в Сан-Себастьяне за пару недель до выхода «Лабиринта» в сентябре 1982-го, однако «Накладные ресницы» — так называлась картина — были так дружно освистаны и оплеваны прессой, что ее сдали в брак и вернули уже сразу на кабельное телевидение только в 1993 году, когда Бандерас вовсю играл в Голливуде. Именно тогда было крайне любопытно взглянуть, как выглядел в 21 год голым «латинский любовник», потому что в то время мировую рекламу ему сделала Мадонна: в своем квазидокументальном фильме «В постели с Мадонной» (1991) она едет в Испанию, чтобы заполучить горячего испанского актера себе в любовники, но ничего не выходит, потому что на беду рядом скачет совершенно неуправляемая жена — Ана Леса, актриса, которую вы видели в «Женщинах на грани нервного срыва» (1988) в роли соседки Кармен Мауры, той, у которой сумасшедшая Хульета Серрано уводит парня и мотоцикл. В «Накладных ресницах» Бандераса можно разглядывать в чем мать родила во весь рост — спереди, сбоку и сзади, — и, пожалуй, это обнадеживающее зрелище для всех начинающих актеров, да и просто молодых людей: тощие голени, дряблые предплечья, вялый живот, торс, неопрятно покрытый растительностью, как болото клочьями лишайника — и из такого материала лепятся секс-идолы, если только его обладатель в состоянии выставить это напоказ с такой выправкой, как будто демонстрирует свои «конкорд», «ламборгини» и бутылку Moet&Chandon Brut Imperial в придачу. Но с крупными планами — беда: хотя дефекты убрали чересчур навязчивым гримом, Бандерас гримасничает и лыбится с той неестественностью, с какими мы позируем фотографам на паспорт. Фильм, где он играет содержанца, который бросает стареющую водевильную кокотку ради совсем уже дряхлой миллионерши, соединил эстетику размалеванного задника франкистской музыкальной мелодрамы, в каких играла Сара Монтьель, с сексуальной разболтанностью мовиды. Это сочетание не фирменное блюдо Альмодовара и Бандераса. Это было до них: такая смесь, тяга к ней, была разлита в воздухе тогдашней испанской киноиндустрии. Но запомнились только они. Только они смогли, во-первых, наполнить этот стиль подлинными чувствами, а во-вторых, довести до художественного совершенства.
Для последнего потребовался опыт. Альмодовар вспоминал, что, когда в начале 1986 года он показывал свой уже пятый большой фильм, «Матадор», к нему подошел один мастодонт испанского кинобизнеса и сказал: «Наконец-то ты научился снимать кино». И что характерно — после «Лабиринта страстей» и до «Матадора» Альмодовар Бандераса не трогал. Он прекрасно понимал, что прежде чем лепить из него звезду, он должен слепить из себя режиссера. В «Матадоре» Альмодовар впервые задействует персонажей, стилистические приемы и принцип сюжетной организации фильмов-нуар, к которым впоследствие он будет возвращаться, развивая и совершенствуя, на протяжении всей жизни (в «Законе желания», 1987, «Кике», 1993, «Дурном воспитании», 2004 и «Разомкнутых объятиях», 2009).
В «Накладных ресницах» 20-летний Бандерас просто выставлял напоказ свое тело — и оно выглядело неаппетитно, как в морге.
Интересно обратить внимание на то, что Бандерас в те же годы играет в испанском нео-нуаре и без Альмодовара — опять в образе неверного жиголо, в обществе девушек Альмодовара, Кармен Мауры и Виктории Абриль, в «Батон Руж» (1988). Интрига там, пожалуй, позакрученнее. Куда более чревата неожиданностями, чем в опытах Альмодовара. Однако без альмодоварского чувства, без желания использовать сложную, крученую искусственную конструкцию не ради нее самой, а как способ рассказать сложную правду о крученых подлинных человеческих чувствах, этот фильм, пусть и с его же актерами, выветривается из памяти, как аромат поддельных духов с блошиного рынка. В «Матадоре» Альмодовар готов отважиться на крупные планы Бандераса, но еще страхует его самого, его неопытность, доверяя роль юнца, страдающего головокружениями и обмороками. Еще слишком театральные, наигранные, выспренние мимические опыты Бандераса Альмодовар «съедает» состоянием головокружения, в котором пребывает его герой, юный экстрасенс. Альмодовар готов снимать Бандераса, и хотя Бандерас не готов, под него подгоняется несколько надуманный, мистически одаренный персонаж — потому что если его вообще не снимать, так он никогда не начнет.
Над всей Испанией анилиновое небо
В следующем «Законе желания» Альмодовар справедливо счел, что Бандерас созрел для стилизации, копирования. Это великая трагедия о той ответственности перед неокрепшими душами молодых, которой так часто манкируют художники, компенсирующие отсутствие подлинной любви в собственной жизни, сочиняя в своих фильмах небылицы о ней. Бандерас — паренек из провинции, который, увидев в Мадриде мастерский гей-фильм великого режиссера, захотел такой же любви. Оказавшись у режиссера дома, он читает письма, которые режиссер пишет сам себе от имени юнца, за которым волочится, но тот ему не дает. Но этот, одержимый, не только даст ему все, но и разыщет того юнца, в чью любовь поверил по поддельным письмам, чтобы убить его, убрав с дороги соперника. Бандерас, набриолиненный, с четким косым пробором, в поло, портретно неотличим от тех актеров, которых в 1930-40-х годах называли matinee idol, звезда утренников. Они играли пылких романтических героев — Эррол Флинн, Тайрон Пауэр, Роберт Тейлор. Бандерасу нужно их скопировать — и он имитирует размашистыми однозначными гримасами, в которых читается простодушный исполнительский стиль немого кино, он поводит руками в походке человека, который только что вылез из седла. Он — гомункул этого режиссера, монстр Франкенштейна. Прекрасный и влюбленный монстр. Только любовь своего собственного создания может быть такой безоглядной — мудрая мысль Альмодовара. Однако вряд ли она утешит полицейский кордон, ожидающий под окнами, пока режиссер принимает от своего гомункула последние ласки под песню Лос Панчос «Сомневаюсь, что ты найдешь такую же чистую любовь, какую я дарил тебе».
«Закон желания» получил первого в истории берлинского кинофестиваля плюшевого медвежонка, приз «Тедди», ставший тогда, в 1987 году, и первым в истории призом за лучший гей-фильм, выданный в рамках мейнстримного кинофорума. Эта роль накаркала, определила все будущее Бандераса в Голливуде. Вошел он в него ролью, естественно, преданного гея — в нашумевшей «Филадельфии» (1993) Джонатана Демми он весь фильм держал за ручку и заглядывал в рот умиравшему от СПИДа в справедливом расчете на «Оскар» Тому Хэнксу и лишь в одной сцене, где дает себе сорваться, сетуя, как же мало значит в их отношениях его собственная жизнь и потребности, он делает ртом рваный мимический жест — трогательно копируя прием, которым играет истерику бесподобная Хульета Серрано, трижды становившаяся в фильмах Альмодовара экранной матерью Антонио Бандераса.
У прерванной любви есть свое место в летописи.
Уже через два года более зоркий Роберто Родригес вынет из «Закона желания» подлинный голливудский потенциал Бандераса — стать matinee idol постмодернистской эпохи. Американцы играть это уже разучились. Но у Бандераса был про этот рисунок поведения на экране целый фильм. И Родригес ввел его в трилогию про Эль Марьячи, в роль, которую в первом фильме до него играл другой актер — но только Бандерас мог дать этот дух по-детски невинного кинематографа 1930-х, сыграв музыканта, который бродит и мстит тем, кто отнял у него любовь и возможность играть на любимой гитаре, нося в гитарном футляре огнестрельный арсенал: в «Десперадо» (1995) и, позже, в «Однажды в Мексике» (2003). «Десперадо» показал, чего на самом деле хочет и может получить от него Голливуд. Бандерас утолил там тоску по «Мстителям из Эльдорадо» — и в итоге сыграл и самого Зорро, и поющего Че Гевару (в «Эвите», 1996), к 1990-ым превратившемуся в такую же мальчишескую легенду, как и сам Зорро, и, в итоге, логично догулялся до озвучания Кота в сапогах в серии авантюрных мультяшек.
Были и жесты, больше развернутые к дамам; самый кричащий пример — «Соблазн» (2001) по Корнеллу Вулричу, экранизациями которого упивались и режиссеры фильмов нуар, и Хичкок, и, уже в качестве оммажа, Трюффо. Один на один с Анджелиной Джоли Бандерас показывает, что за 20 лет тренировок и мужчина, и актер, играющий одержимого страстью мужчину, становится только лучше. В «Накладных ресницах» 20-летний Бандерас просто выставлял напоказ свое тело — и оно выглядело неаппетитно, как в морге. Здесь же 40-летний Бандерас владеет искусством преподнести его на камеру, и одна сексуальная сцена настолько разжигает аппетит, что из кинопрокатной версии эти две минуты пришлось удалить, хотя по факту в ней не показано ничего выходящего за рамки кино общего пользования, и она прошла бы цензуру. Но главное — теперь его лицо уже истинно бандеровское, это его особенные гримасы, тот материал, из которого и создается кинозвезда.
Как трудно простым ребятам убедить изверившихся создателей киновыдумок в том, что любовь на самом деле существует.
Азбуку этого материала Бандерас и Альмодовар создали, работая над своим пятым совместным фильмом «Свяжи меня!» (1989). Бандерас играет сироту, которого выпускают из сумасшедшего дома, потому что главврач признал его выздоровевшим, и он прямиком отправляется в студию, где снимается порнозвезда, в которую он влюблен. Он говорит ей: «Я совершенно здоров, у меня есть 50 тысяч песет, я квалифицированный плотник, электрик и сантехник и буду прекрасным мужем тебе и любящим отцом твоим детям». Он искренне не ожидает, что порнозвезда начнет орать и звать на помощь, и привязывает ее к кровати — будет так лежать, пока не влюбится в него.
Альмодовар разыгрывает карту «Закона желания» наоборот. Там в трагическом ключе говорилось о влиянии киновыдумок на простых ребят. Тут — о том, как трудно простым ребятам убедить изверившихся создателей киновыдумок в том, что любовь на самом деле существует. После тренинга «Закона желания» Бандерас уже прекрасно контролирует свое лицо: его скулы разжаты — голова становится по-мальчишески круглой, как мячик, капризные складки не собираются у рта. Задача роли — добавить в это совершенное мужское лицо то обаяние, которое будет вызывать у смотрящего на него базовое доверие — чувство, которое мы испытываем, случайно встретив на прогулке отца или услышав в баре по радио голос Эллы Фитцджеральд. Они создают коллекцию манер, многое заимствуя. Альмодовар смотрит кино со всего мира, в его картинах можно найти цитаты и целые сюжеты из египетских и индийских фильмов. Эту «бандерасовскую» манеру быстро смыкать веки и кивать, словно уговаривая, головой, а потом поднимать ресницы над улыбающимися глазами Альмодовар подсмотрел у бомбейского кумира рубежа 1960-70-х Раджеша Кханны. Таким образом пряный масала-жест из репертуара тропического matinee idol’а середины XX века перекочевал в Голливуд эпохи «миллениума», подтверждая истину великого физика: «Энергия никуда не исчезает: она только перерождается». Так, за семь лет и пять фильмов, была создана кинозвезда для Голливуда, укачивающая зрителя словно в колыбели забытых младенческих воспоминаний прошлых поколений о кино и кино — о самом себе в более чистые, простодушные годы.
На все свои сезоны. Сезоны для наркотиков и сезоны для любви.
Плотник из «Свяжи меня» влюбит в себя порноактрису. В этом фильме Альмодовар не проработал как обычно дотошно сюжет и причинно-следственные связи, сознательно положившись на обаяние Бандераса: он должен был просто очаровать зрителя, как очарует его герой порноактрису на экране, ее и зрительская реакция должны были совпасть. Только так этот фильм мог быть честным: зритель должен был поверить в ее ответную любовь, влюбившись сам. Этот фильм, это доверие, вера в способность влюбить в себя — высшее признание в любви, которое режиссер дарил актеру. Это самый простодушный фильм Альмодовара, фильм о той жизни, которой хочется.
В «Боли и славе» (2019) темы любви и творчества вернутся. Ударившийся в 1980-е, снова балующийся героином режиссер Бандераса встретит свою любовь тех лет. Они оба красивые мужчины. Давний друг после разговора предложит ему вспомнить старые времена и заняться любовью. Это момент, когда герой Бандераса опомнится. Можно все вернуть, но не это. У прерванной любви есть свое место в летописи. Когда Бандерас закроет за бывшим возлюбленным дверь, он покончит с героином, который давал ему забыть, что уже не шестнадцать, и смиренно отдастся врачу, чтобы наверняка знать о своем состоянии. Признание того, что самые важные и любимые части жизни остались позади, позволит ему пойти на поправку. На все свои сезоны. Сезоны для наркотиков и сезоны для любви. Сезоны для боли расставаний и сезоны для веры, что все наладится. Хорошо, если они были настоящими. Тогда никогда не поздно сделать фильм, или картину, или хорошую историю. Или — роль, в которой говоришь правду: ты часто играл, но в прорехах между концертными выходами, в поисках выразительных средств, в тоске о простом счастье и мечтах о любви, бывал до мозга костей настоящим.
