Вета Гераськина: «Ровные стены будут всегда»
В прокате «Другое имя» — полнометражный дебют выпускницы МШНК Веты Гераськиной. О минималистичном мелодраматическом триллере со Светланой Ходченковой и Якобом Дилем в главных ролях с режиссером поговорил Павел Пугачев.
Про вас не так много известно. Насколько я знаю, вы учились в МШНК, а потом стали агентом Светланы Ходченковой. Я ничего не путаю?
Не совсем так. Актерское агентство Thomas Agency существует с 2008 года. Среди артистов агентства — Светлана Ходченкова. Когда я узнала, что открылась Московская школа нового кино, я туда поступила на режиссерский факультет. Эти дороги не связаны совершенно и лишь изредка пересекаются.
Как вы совмещали свой бизнес и учебу?
Одно другому не мешает. Днем ты работаешь, вечером — учишься. И к моему счастью, я была в первом наборе, это не было обременительным обучением.
Почему к счастью?
Есть такое ощущение, что наш набор был с повышенным градусом. Мы поступили неизвестно куда, звучало все потрясающе, так и оказалось: педагоги совершали прорыв в российском кинообразовании. Это было по-хорошему напряженное время для школы.
А у кого вы учились?
У Дмитрия Мамулии.
Он уже посмотрел фильм?
Конечно. Только не спрашивайте меня, как он отреагировал, я все равно не скажу.
Peter в России становится Петром. Мне нравится звучание этого имени — оно благородное.
С чего началось это кино?
Мы обсуждали однажды со Светой, как все надоело, как ей хочется других ролей, почему зачастую ее фактура используется так утилитарно. И пришли к выводу, что надо написать сценарий под ее пластику и ментальную специфику. И сложилось так, что получилось его реализовать.
Насколько я знаю, изначально в истории фигурировали танцы, но затем пластическое решение поменялось. Как это происходило?
Я очень хотела сохранить движение тела и частично оно все-таки осталось. Первые драфты сценария были построены на телесности, но сценарий менялся, танец перестал был важен и уместен.
Меня очень впечатлил гипсовый корсет героини, в котором она, с одной стороны, скована, а с другой, он сидит на ней как влитой. Она ему принадлежит фактически. Мне кажется, для своего мужа она такая же собственность.
Не совсем. Мы пытались отразить ее внутреннее состояние. Дело не в том, что она чья-то собственность. Хотелось показать ее оцепенение.
В титрах указано, что фильм снят при поддержке Министерства культуры и компании Bulgari. Как и в каком порядке вы этот проект питчинговали?
Сперва Министерство культуры. После того, как мы получили финансирование, начался поиск партнеров. И нам показалоcь, что это может быть красивым продолжением сотрудничества Светы с домом Bulgari. Для них это культурно-благотворительный проект.
Десять или двенадцать монтажных сборок фильма. Некоторые можно показывать как отдельное кино.
И как вы это подавали? Как мелодраму или…
Нет, мы подавали это как драму и триллер, смешанный жанр.
Почему героя Якоба Диля зовут Петр? Русское имя у немца.
Потому что Peter легко переделывается в Петра. И вот мы подумали, что однажды Peter в России становится Петром. Мне нравится звучание этого имени — оно благородное.
Якоб Диль говорит здесь, кажется, своим голосом. Его не дублировали. Он знает русский?
Нет, он не знает русского языка, Якоб выучил весь сценарий, он проделал большую работу, и я восхищена этим артистом. Он на очень многое способен.
Какая доля импровизации была на площадке и как это влияло на монтаж?
Если говорить об импровизации на площадке, то я настаивала, чтобы ее не было, мне казалось, что текст так написан, что любой отход от него может разрушить структуру, которую я пыталась построить.
Импровизация на постпродакшне — это десять или двенадцать монтажных сборок фильма. Некоторые можно показывать как отдельное кино. У нас есть версия 4:3, очень любопытная, из анаморфного 2:35 мы сделали академический формат, эффект потрясающий, но он уводит смыслы.
Мне кажется, тут важна пустота пространства. Тем более, что это хайтек, который делает всё безжизненным: любой живой объект или человек кажется чем-то лишним, выключенным. Широкий экран тут необходим.
Но параллельно 4:3 создает такой вакуум, который конкурирует с пустыми-растянутыми пространствами. Это тот случай, когда изображение подсказало, что может быть и так. В итоге это решение столкнулось о технический вопрос. Мы на монтаже смотрели версию 4:3 на специально адаптированном экране, во всю рамку, но не все экраны заточены под этот формат, а черные полосы по краям были бы лишними.
Я хотела, чтобы не было мягких углов, чтобы все было ровным и геометрически четким.
Для Светланы Ходченковой это первый продюсерский проект. Сложно вам было работать с ней как с главной актрисой и продюсером одновременно? Не было ли на этой почве конфликтов?
Нет, в каких-то случаях это наоборот шло на пользу, так как она была максимально заинтересована в результате. И ведь есть Катя Михайлова — наш генеральный продюсер — всё было на ней. Света была рядом, как и ряд продюсеров нашего фильма, но основной удар пришелся на Катю Михайлову.
А правда, что вы забирали у Светланы телефон во время съемок?
Конечно, правда. Я не понимаю, зачем артистам на площадке телефоны.
Но у Светы и Кати [Фединой] все-таки был суровый режим, группе нельзя было с ними разговаривать, смотреть в глаза. Якоб не понимал языка, все артисты были оторваны от быта площадки, который легко выбивает в реальность.
Чем вдохновлялись при выборе локаций и визуальных решений?
У нас были задачи по цвету и свету, нам хотелось, чтобы все элементы в этой картине работали на смыслы, и, исходя из этого, мы искали объекты.
И что это за смыслы?
Выбирая объекты, я не хотела подчеркивать какое-то определенное время. Мне было важно, чтобы они были вне времени. Ровные стены будут всегда, вне зависимости от настроений и моды. Я хотела, чтобы не было мягких углов, чтобы все было ровным и геометрически четким.
Мне не хотелось, если честно, чтобы вся реальность, которую приходится отражать, была в маске.
Меня впечатлила работа с музыкой, саунд-дизайн фильма. Для вас это единое целое или вы разделяете эти вещи?
Перед разговором с вами я послушала трек, который мне прислал наш композитор Стас Шарифуллин (Hmot). Я подумала, было бы здорово, если на входе в кинозал, где пройдет премьерный показ, будет играть определенная музыка, попросила Стаса об этом подумать, и он мне прислал совершенно потрясающий трек, близкий к композиционному ряду, представленному в фильме. Очень талантливый человек… Что вы думаете о его музыке?
Она пугающая… и одновременно обволакивающая. От нее не хочется бежать, хочется как-то зависнуть, укутаться. Но все равно это какое-то тревожное состояние, как и в фильме.
Мне это очень приятно слышать, безумно этому рада, как и сотрудничеству со Стасом. Оно было таким деликатным, мягким. К нему хочется вернуться.
Вы снимали до ковида или во время?
Мы снимали «до».
Я просто подумал, что если бы съемки шли сейчас, то ковидная реальность была бы здесь уместна. Легко представляю этих героев в стильных дизайнерских масках.
Мне не хотелось, если честно, чтобы вся реальность, которую приходится отражать, была в маске. Когда я об этом думаю, мне становится не по себе. Хочется видеть актера, его лицо.
Всё, что мы могли повернуть и как-то иначе посмотреть, мы уже сделали, больше не можем.
Сколько времени заняло в целом производство фильма, от начала съемок до финальных стадий постпродакшна?
У нас было около полугода подготовки. Два месяца мы снимали. Дальше я попросила перерыв, чтобы немного отойти от материала. Месяца через два мы приступили к монтажу… И вдруг случилась пандемия. У нас были сроки, к которым мы должны были закончить, и я попросила Катю Михайлову воспользоваться этим временем, раз уж все остановилось. И мы уже в расслабленном режиме работали с режиссером монтажа Кристиной Шахназарян. Остановились, когда поняли: всё, что мы могли повернуть и как-то иначе посмотреть, мы уже сделали, больше не можем. Фильм не мог это все терпеть. Я думаю, что год-полтора занял весь процесс.
ПММЛ — «ППЧМЗ» Романа Волобуева
Как вы нашли Катю Федину? Это была ее первая роль в кино? Или сначала был сериал Волобуева «ППЧМЗ»?
Мы были первыми. Катю я просто нашла через инстаграм. Я думала, что эта роль может достаться непрофессиональной актрисе. Она пришла одной из первых, произвела на меня впечатление, и я ее запомнила. Просто казалось так: «Неужели я должна остановиться уже на первой девушке? Может быть, нужно посмотреть, что дальше?». Смотрели-смотрели и в итоге поняли, что только Катя способна на такое.
Я знаю, что можно изменить, но при этом мне за него не стыдно.
Она на тот момент не была актрисой?
Она работала в модельном бизнесе. У нее был там агент, но это была история не про актерскую карьеру. Но она талантливый человек, очень талантливый. Чувственная, подвижная, любопытная по характеру и пластике.
Вы довольны дебютом? Есть желание продолжать в режиссуре?
Безусловно, есть. Думаю про второй фильм, пишу сценарий.
Довольна ли я фильмом? Скажу так: я знаю, что нужно сделать, чтобы он мне понравился по-настоящему. Точнее, чтобы я почувствовала к нему нечто большее, чем я чувствую сейчас. Я знаю, что можно изменить, но при этом мне за него не стыдно. Я была с ним честна и каждый раз делала выбор не в сторону своих желаний, а в сторону фильма. Иногда я сомневаюсь в этом, мыслю так, что, может быть, нужно пойти по территории своих чувств, и кино тогда будет иным… Не знаю, я на перепутье.
Читайте также
-
Самурай в Петербурге — Роза Орынбасарова о «Жертве для императора»
-
«Если подумаешь об увиденном, то тут же забудешь» — Разговор с Геннадием Карюком
-
Денис Прытков: «Однажды рамок станет меньше»
-
Передать безвременье — Николай Ларионов о «Вечной зиме»
-
«Травма руководит, пока она невидима» — Александра Крецан о «Привет, пап!»
-
Юрий Норштейн: «Чувства начинают метаться. И умирают»