Об этой картине невозможно говорить
по существу, поскольку существо в ней отсутствует. Есть череда аттракционов, как то: натирка полов, бал на скользком паркете, масленичное гулянье, ледовое побоище, генеральский (читай: купеческий) запой, скрежет заморской чудо-машины.
Есть несколько вставных хлестких фраз
про мифические особенности русского государства и русского характера, но нет
ни истории, ни характеров, ни человеческих отношений. Издалека персонажи еще сходят за живых людей, но если приблизишься — проткнешь носом холст, как Буратино.
Взяв «Оскара», Михалков почему-то решил, что в кино позволено водить зрителя за этот самый нос и заботиться не о художественной правде, а о густой пыли, которую надобно пускать в глаза. Но пыль рано или поздно рассеивается, а несуразности въедаются
в память.
И ладно бы это был только рояль в кустах (на военных сборах), табличка на дверях деревенского дома с надписью «Андрей Толстой. Цирюльник» (кого он там бреет?)
и сожительница за дверью с серпом
(обороняться от заезжей американки ей незачем). Так ведь белыми нитками шита вся кульминационная заваруха в театре, повлекшая за собой каторгу. Если это — режиссура, то неужели Михалков хочет, чтобы слова: «Он русский. Это многое объясняет» вернулись к нему бумерангом
в значении «Он русский. Что с него
спрашивать?»


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: