4


Я думаю, что говорить о религиозности применительно к художникам, даже таким, как Тарковский или Бергман, — всегда сомнительно. Сомнительно, потому что это всегда определение того знака, который возникает в художественном пространстве и совершенно не зависит от веры, а зависит от цельности самого художественного высказывания. Если получается художественное «да», то, соответственно, возникает ощущение «да» религиозного, а на самом деле они, разумеется, не тождественны. Скажем, фильм «Причастие», со своей исключительной гармонией, дает «да», но это «да» — художественное. В «Молчании» определенно возникает «нет», Бог молчит. Этот молчащий Бог — скорее художественная незаконченность, недосказанность «Молчания». При этом подлинные, реальные «да» и “нет ” присутствуют в Бергмане обеих картин, но в «Причастии» “да ” очевиднее за счет того, что очевиднее художественный результат. К сожалению, это обстоятельство, с которым критики как правило не считаются, а ведь художник все-таки слишком лукавое существо, чтобы искать в его произведениях однозначные «да» и «нет»… В Бергмане для Тарковского наиболее притягательным было прямое обращение к Богу, которое предпринимается, минуя все то, что для любого художника составляет необходимые условия высказывания и без чего вообще никакое художественное высказывание невозможно. В какой-то мере балансирование на грани внехудожественного в апелляции к Богу. Именно этому и пытался на свой манер соответствовать Тарковский и в «Рублеве», и в «Сталкере», и в «Ностальгии», и в «Жертвоприношении».


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: