Ричард Айоади и его двойник
Ричард Айоади на съёмках Субмарины, 2010
Для хорошей шутки нужно противоречие, и мало кто знает об этом лучше, чем Ричард Айоади — сын нигерийца и норвежки, встретившихся в Лондоне.
Айоади уверяет, что экзотические родители и были самым захватывающим фактом из его тихого детства в прибрежном Ипсвиче — не считая того случая, когда в 15 лет он пошел на свой первый рок-концерт на группу Dinosaur Jr., встал у самой сцены и на первой же песне потерял половину зубов, потому что был наивным провинциалом, никогда не слышавшим про слэм.
Это очень характерные для Айоади слова: оказавшись на публике, он только и делает, что скромничает и спешит приглушить всякий комплимент, который ему подсовывают интервьюеры. Журналистов это лишь раззадоривает: кажется, только с целью смущения Айоади в конце нулевых для него был придуман ярлык the coolest man in London.
Главное айоадиевское противоречие — между тем, как его воспринимают, и тем, как он на это реагирует.
«Как вы относитесь к тому, что вы первый парень в Лондоне? — Да вы что, я вообще не клёвый».
«Как вам удалось везде поспеть: и в сериалах засветиться, и стать незаменимым в британских ТВ-шоу, и наснимать клипов для модных групп? — Да так, череда случайностей>».
«Что вы думаете о восхищенных отзывах на „Субмарину“? — Я не могу восторгаться своим творчеством, когда в мире есть Кубрик или Пол Томас Андерсон — я только надеюсь, что у меня получилось не совсем ужасно».
Прибедняясь, он, может быть, и не кокетливо-самодоволен, но уж точно слишком старомоден. Как вообще в эпоху глобальной конкуренции за внимание можно сознательно играть на понижение?
Но узнав Айоади чуть получше, понимаешь — ему можно. Любому новому Дилану Морану, действительно, нужно вытаскивать себя из десятой страницы выдачи в гугле. А вот человеку с такой родословной, ростом под метр девяносто, фамилией, похожей на очередную версию того, что говорит лиса, и эфирным временем величиной в пол-урганта правильнее вести себя так, чтобы его не стало слишком много. Ему не нужно выделяться, он уже и так высится тропическим пришельцем среди лондонских остролистов — впрочем, столь же тщательно подстриженным, как и они.
Айоади с его сдержанностью отлично вписывается в традицию британского юмора от Пиквика до Дживса. Главное правило: что бы ни случилось, не смеяться над собственной шуткой и хранить джентльменский покерфейс — а точнее, как говорит сам Айоади, deadpan. То есть будничный тон и непроницаемость лица при беседе хоть о панталонах королевы.
Это тотальная стратегия Айоади во всех публичных выступлениях и излюбленный прием в творчестве: например, его можно усмотреть в самых известных клипах, срежисированных британцем. В ролике на Fluorescent Adolescent Arctic Monkeys невозмутимые клоуны воюют с уголовниками — без предыстории, без объяснений, вот просто так происходит, и всё тут. В клипе на Oxford Comma Vampire Weekend фронтмен группы бесстрастно гуляет с гитарой по ферме, пока вокруг снуют репортеры, свистят пули и бегают дети.
Словом, в лице Айоади пропал идеальный маскот для недавней лондонской олимпиады: он в совершенстве владеет стивен-фраевским каменнолицым свэгом, столь важным для национальной идеи; он говорит с прононсом вежливого робота; он безобиден и нравится детям; и, конечно, одним своим видом воплощает глобальный Лондон XXI века. По-хорошему, Айоади должен уже включиться в обойму новых международных послов английских ценностей вместе с Камбербэтчем, Мартином Фриманом, Фраем-Лори и Пеггом-Фростом — если не будет слишком скромничать.
В биографии у Айоади для этого есть все необходимое. Он выпускник Кембриджа, но, что куда важнее, он закончил ту же школу юмора, что и трое из пяти монтипайтоновцев, Фрай с Лори и даже Дуглас Адамс — а именно студенческий стендап-клуб Footlights в Кембридже, поставляющий комиков в британскую культуру с 1883 года.
Сам Айоади, разумеется, возражает — мол, в 1990-е в этом не было никакой доблести: никто не хотел идти в этот дремучий КВН, и 19-летний студент-юрист Р. Айоади попал в Footlights чуть ли не по разнарядке.
Тем не менее, именно для Footlights Айоади сочинил героя, который запустил его карьеру — а именно «титана ужасов» Гарта Маренги (имя получилось из анаграммы к «argh nightmare»). Гарт Маренги — адски плодовитый производитель низкопробного хоррора, талантливый в придумывании для себя хвалебных эпитетов: «вязальщик снов», «фабрика по производству страха», «Шекспир нашего времени».
Это, конечно, лобовая пародия на Стивена Кинга с его безразмерной библиографией («он написал больше книг, чем прочитал» — это про Маренги), а также реверанс «Сумеречной зоне» и всяческому милому трэшу в мягких обложках. И все же бросается в глаза, что в первом же своем персонаже Айоади поспешил высмеять те самовлюбленность и бахвальство, малейшей толики которых он с таким упорством избегает теперь.
Баек из склепа Айоади и его соавтору Мэттью Холнессу хватило надолго. Лучшие постановки клуба Footlights показывались на Эдинбургском фестивале искусств Fringe, и Айоади с Холнессом катались туда с Гартом Маренги в 2000 и 2001 гг. На второй раз они получили награду за комедию года.
Увековечить «Шекспира страха» для потомков удалось благодаря британскому Channel 4, заказавшему у Айоади и Холнесса телешоу «Обитель зла Гарта Маренги». Получился, как ни странно, полумокументальный эксперимент: шоу подавалось как случайно обнаруженный хоррор-сериал из 80-х по сценарию Маренги, повторы которого Channel 4 просто запустил глубоко ночью без рекламы. Примерно так на российских дециметровых каналах в три ночи крутят «Осторожно, модерн».
IT Crowd (сериал). Созд. Грэхэм Лайнхэн, 2006-2013
Стилистически «Обитель зла…» безупречна: в ней дешевые спецэффекты, идиотские сценарии, фальшивые воспоминания со съемок и даже старый логотип Channel 4. Легко представить, как какой-нибудь английский обыватель ворчал на повторы старой дребедени, переключая каналы сквозь сон. Вся эта радость продлилась только шесть серий, но успела сформировать маленький фан-клуб и до сих пор всплывает на Adult Swim.
Однако осаждать парикмахерские с фотографией Айоади жителей Лондона заставил не Гарт Маренги, а Морис Мосс из IT Crowd. Чтобы ни случилось, а своей личной иконографией Айоади уже обзавелся, и в нее входят афро с пробором, рубашка в клетку и жизнерадостная гнусавость.
Этот образ вполне можно назвать одним из самых популярных в истории телевизионных ситкомов, но и он не позволил Айоади считать себя актером («Не осмелюсь назвать актерской игрой то, что я делаю в IT Crowd» — это для него ремесло побочное.
В отличие от большинства комиков и стендаперов, которые устраиваются в киноиндустрии артистами, Айоади вступил на путь самостоятельного автора-режиссера, хотя в этом качестве — очередное расхождение образа с самоощущением — он пока известен куда хуже, чем как медиаперсона и актер.
Все началось с клипов для модных групп — строчка в резюме, которую чаще можно увидеть у режиссеров предыдущего поколения. Однажды в разговоре с приятелем с лейбла Warp Айоади упомянул, что эти дерзкие новички Arctic Monkeys не вылезают из его айпода. Даже в таком большом городе, как Лондон, одного этого хватило, чтобы заключить контракт на съемку клипа для любимой группы. К тому же, на лейбле оценили шуточный мюзикл AD/BC: A Rock Opera, который Айоади поставил на исходе пародийного периода своего творчества.
В результате Айоади придумал для Алекса Тернера не один, а половину всех его клипов. По его словам, чтобы поймать настроение песни, ему требовалось прокрутить ее около 500 раз. Самое интересное, что после этого он мог снять такое, например, видео, где герой обложек просто стоит у белой стены в домашнем свитере и гримасничает.
В 2008-м Warp предложил клипмейкеру Айоади полистать только что вышедший роман начинающего валлийского писателя Джо Дантхорна под названием «Субмарина». Сама возможность такого сводничества оправдывает существование лейблов, ведь для режиссерского дебюта Айоади нельзя было и желать ничего лучше.
Это история взросления 15-летнего Оливье Тейта — романтического подростка с фантазиями, который пытается не наделать романтических глупостей и в то же самое время спасти брак родителей, преподавая тихому отцу-ихтиологу уроки пикапа.
Легко поверить, что Айоади увидел в Тейте отражение себя: ведь так же был зациклен на родителях, вырос на берегу океана, и с фантазиями у него наверняка все было в порядке; но главное, без глубокой личной вовлеченности «Субмарина» не могла получиться настолько трепетной.
В фильме восхищает ровно то же — узнавание. Достижение Айоади в том, что ему удалось схватить летучее мироощущение, свойственное начинающим Холденам Колфилдам, в котором эмпатия, нонконформизм, неловкие моменты и стремление объять необъятное смешиваются в самых причудливых сочетаниях. Это очень личное ощущение, так что фильм, вызывающий внутри хоть что-то похожее, будет особенным; примерно за те же качества столь многие полюбили «Донни Дарко».
Субмарина. Реж. Ричард Айоади, 2011
В магии «Субмарины» несложно разобраться: она четко раскладывается на компоненты, и все они лежат в области режиссерских решений Айоади. Это романтическая попытка зафиксировать на экране особый солнечный свет, который бывает после окончания уроков: для этого оператор Эрик Уилсон старался побольше снимать в «режим»: то есть в первый час после рассвета и в последний перед закатом. Это бесконечный внутренний монолог, который выносит сор из головы Оливье Тейта наружу, и его наивные замыслы и сиюминутные эмоции опять-таки оказываются трогательно знакомыми. Тут «Субмарина» неожиданно сближается с «Таксистом» Мартина Скорсезе. По крайней мере, именно на него ориентировался Айоади, чтобы добиться верных пропорций во взаимоотношениях внутреннего мира героя со внешним.
Другой важный источник вдохновения британца — «Выпускник», где Дастин Хоффман изобразил совершенный deadpan за десять лет до рождения Айоади; его игру и взял за основу Крейг Робертс, исполнивший главную роль в «Субмарине». Еще одной составляющей киношного образования Айоади была французская новая волна: он любит рассказывать, что первым фильмом, который его заворожил, был «Зази в метро» Луи Маля. Французы подарили ему свободу экспериментаторства: Айоади придумывает милые детали вроде фильма-в-фильме, который снимает в своей голове Оливье Тейт, и вольно обращается с темпом действия, временами преобразуя фильм в клип на песни Алекса Тернера. Тернера, кстати, можно считать полноценным соавтором «Субмарины»: его музыка и стихи — это музыка и стихи одного из главных лириков сегодняшней Англии и выразительное средство настолько же фильмообразующее, как и пальто главного героя. При этом изначально планировалось, что Тернер исполнит для фильма всего лишь один кавер. Затем он вызвался написать песню. Затем — еще. В итоге получилось пять — полноценный EP, который не то что не затерялся в его дискографии, а сияет в ней мягким светом. Настоящий подарок для Айоади и козырь, которого у него уже нет в «Двойнике».
«Субмарину» тепло приняли и зрители, и критики, и индустрия. Для американского проката фильм купила Weinstein Company — и даже не урезала — а сам Айоади получил символическую аудиенцию у Харви Вайнштейна. В общем, дело идет к голливудскому дебюту британца, и будет любопытно посмотреть, что он сделает из какой-нибудь хипстерской комедии, которую ему неминуемо предложат.
Ну, а пока в прокате «Двойник», второй фильм Айоади, где он вместе с Ави Корином (братом Хармони Корина) превращает повесть Достоевского в гиллиамовскую антиутопию. Кому-то сам факт экранизации Федора Михайловича британским гиком с афро кажется несуразным, но весь опыт айоадиевских противоречий в коммуникациях с миром дает понять, что лучшего постановщика для этой повести не может быть. Как и в «Субмарине», в этом сюжете Айоади снова увидел себя:
«В „Двойнике“ мне больше всего нравится, как никто не подозревает, что двойник вообще существует. Мне кажется, это интересная идея с точки зрения того, как ты сам видишь себя, и как тебя видят другие».
Почему-то кажется, что того, другого Айоади — еще увидят.
