Инна Ткаченко
Инна Ткаченко

В гостях у Родины


Десять лет режиссер Сергей Овчаров мечтал рассказать миру о том, как человек может вступить в сверхъестественную связь с ударным музыкальным инструментом. Мечтал с того самого момента, как ему — ленфильмовскому дебютанту — строжайше запретили даже думать на эту скабрезную тему. Сейчас можно только порадоваться за Овчарова: скромная полочная короткометражка в одночасье принесла ему лавры гонимого художника, уравнявшие его в правах на собственное беспартийное «я» с теми кинематографическими колоссами, для которых полка оказалась высшим признанием мастерства. Более того, в нынешней «Барабаниаде», абсолютно свободной от неизбежных в восемьдесят втором идеологических подтекстов и политической крамолы, Овчаров окончательно похоронил свое диссидентское народничество, которое исподволь давало о себе знать в «Небывальщине» и «Левше» в силу времени и обстоятельств.

Автора «Барабаниады» уже не беспокоит судьба народа, угодившего по собственной воле из богоносцев в рогоносцы. Овчаров даже не пытается придать облику своего героя черты типажа — наподобие Бобыля, в котором без проблем и противоречий уживались Икар и Дебил. Персонажи «Барабаниады» имеют ту несомненную национальность, которой требуется милицейская прописка, но они уже ничего собой не символизируют и ни за чьи родовые грехи не отвечают. Бомж — это бомж. Буфетчица — это буфетчица. Похоже, на этот раз Овчарова всерьез заинтересовала история, которую он рассказывает, не вдаваясь в обобщения. Он и сам говорит, что нет никаких социальных подтекстов в этой притче о мытарствах творческой личности. И это правильно: в “Барабаниаде* есть и творчество, и личность, и мытарства этой нескладной личности. В отличие от иоселианиевского «певчего дрозда», вконец исхал-турившегося в академической оркестровой яме, -этот кладбищенский гений сутками кружит над своим тотемом. И его нисколько не беспокоит, нужен ли он, бьют его или ублажают, кормят или травят. Он наверняка таков, каковы все блаженные во всем мире: в Питере ли, в Токио, или на Марсе.

Иное дело — барабан. Барабан-то и напоминает нам о нашей Родине, сынок. А Родину, как выясняется, можно употребить по назначению куда угодно и как угодно. Можно в ней жить. Можно трусы стирать. Можно на ней закусить чем Бог послал — то ли яичницей, то ли помоями. А можно из Родины извлечь такой нечеловеческой силы звук, что весь окружающий мир помчится на тебя кто с кольем, кто с дубьем — чтобы сдать непременно в дурдом. Где тебе, собственно, и место, потому что ты ее сирую зачем-то любишь. А она тебя — не всегда. Барабан трусливо откатывается в сторону, когда на героя из лесу выходит враг. Барабан таит в себе волшебной красоты и непомерной цены клад — но преподносит он это сокровище не нищему другу, а злобному таможеннику. Вот оно — коварство в ответ на любовь.

Смотреть фильм «Барабаниада» как кинокомедию позволительно двум категориям граждан бывшего СССР: безнадежным оптимистам и рефлексирующим русским интеллигентам. Первые ни за что не опознают себя в овчаровских шизиках, а вторые придут в восторг от неизбежной радости узнавания. И тем и другим хохот до упаду гарантирован. Остальные могут без проблем отдыхать — им «Барабаниада» противопоказана как сильный аллерген. Будь то французы или славянофилы. С изрядной долей профессионального кокетства Сергей Овчаров утверждает, что «Барабаниада» сработана намеренно непрофессионально, дабы ее восприняли нескладной и бомжеобразной. Стало быть, все без исключения фестивальные жюри, присуждавшие Овчарову призы за режиссуру, оценили эту его преднамеренность по заслугам. Что до зрителей, то облик нескладной «Барабаниады» им вряд ли известен. Прокат нынче сам больно нескладный.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить